Я разозлился, почувствовал себя обманутым. Ни Элеанор, ни Лола не сочли нужным поставить меня в известность. – Я не очень-то ей и рассказывала, я вообще ни с кем об этом не говорила. – Элеанор слегка поежилась. – Знали только папа и Глория. Лола сама догадалась, она слышала, как я с ним говорю – даже по телефону, – и утверждала, что по моему голосу все понятно. Ну и вполне естественно, что после разрыва этой помолвки я пригласила Лолу отметить. Или она сама меня позвала, я уже не помню. Помню только, что «Жан-Пьер» предложила она, потому что я ни разу там не бывала. Лола во что бы то ни стало хотела меня угостить, и мы заказали столько всего вкусного – суп в горшочке, и мясо под грибной шубкой, и зеленый салат, и профитроли, и кофе… – Для женщины, только что отвергшей жениха, у тебя был превосходный аппетит. – Мистер Вильсон сказал то же самое. – А, так ты доверила ему историю своей жизни? – Я объяснила, почему я ужинаю одна и как на мой аппетит влияют эмоции. – Одна! Ты же говорила, что с Лолой. – Лола посреди вечера вспомнила, что ее ждет восторженный юный обожатель в «Лафайетте». Так что ей пришлось меня покинуть. Но счет она все равно оплатила. В номере Вильсона задернули шторы и погасили свет. Я видел фотографии гостиной и теперь представлял, как Вильсон принимал там Элеанор. – То есть, едва Лола оставила тебя одну, ты подцепила мужчину? – Какой ты гадкий, Джонни! Я не девушка легкого поведения. Мы просто разговорились. Он сидел за соседним столиком и все время глаз с меня не сводил. – Все время, пока ты расправлялась с супом, мясом, салатом, десертом и кофе? – Он был очень галантен. Сначала прислал официанта спросить, не соглашусь ли я принять от него ликер. Затем подошел к моему столику и сказал, что где-то меня видел. – Неоригинально. Не мог ничего поинтереснее придумать? – Он на самом деле меня видел. На фото в журналах. В конце концов, Джонни, я с двенадцати лет на виду. И при таком раскладе, знаешь ли, надо быть любезной с незнакомыми людьми. – Когда они подсаживаются за твой столик и начинают предлагать ликер! – Мистер Вильсон не выходил за рамки приличий. Я мало встречала настолько интересных собеседников. Он столько всего знал – о поэзии, о морской флоре и фауне, о русских писателях, о растениях пустыни… – Элеанор сделала последнюю затяжку и бросила окурок на гравий под ногами. – Ты и в номер к нему ходила. – А почему бы и нет. Мистер Вильсон не позволял себе никаких приставаний. И вообще, я независимая девушка, сама зарабатываю себе на жизнь и, если мне хочется, имею полное право ходить в гости к мужчинам. – Послушай, милая, я этого не отрицаю. Разумеется, мистер Вильсон к тебе не приставал, рассказывал тебе про русских писателей и флору с фауной, у него было семьсот музыкальных пластинок, и он всегда угощал тебя лучшим бренди. Действительно, почему бы не ходить к нему в гости? – Ты говоришь как мой отец, – холодно произнесла Элеанор. – О! А он, значит, не одобрял? – Он пришел в ярость, когда услышал. – Выходит, что позволено героиням журнальных рассказов о любви, то не позволено его дочери. – Я ему так и сказала. Что я шокирована его лицемерием. – В тот самый день, когда он узнал о вашей дружбе? – А что тебе об этом известно, Джонни? – Телефонистка ошиблась и передала сообщение не мисс Барклай, а мистеру Барклаю. Отец сразу за тобой послал, ты была в студии… – Кто тебе рассказал? Отец? – В голосе Элеанор снова был вызов. – Тихо, тихо, давай не будем выходить из себя. – Я хотел выглядеть в ее глазах сильным и надежным – тем, кому она может наконец довериться. – Все почему-то впадают в истерику, как только слышат об Уоррене Вильсоне. Прошу тебя, постарайся все-таки успокоиться. Однако мои слова возымели противоположный эффект: она вновь начала смеяться. Я схватил ее за руку и больно прижал запястье. Смех оборвался. – Извини. Я должен был как-то прекратить твою истерику. Я ее просто не вынесу. – Да, правильно, – прошептала Элеанор. Она вытащила из сумочки платок и промокнула глаза. Я зажег ей еще одну сигарету, она поблагодарила тихо и отчужденно. – Вот что, – решил я, – держи мою руку. Если почувствуешь, что сейчас опять начнешь смеяться, сожми ее. Хотя зачем так нервничать из-за того, что случилось полгода назад… Она пожала мне руку. – Ты такой милый, Джонни. – Ну вот, теперь давай спокойно. Я буду просто задавать вопросы. Почему твой отец так болезненно воспринял новость о том, что у тебя свидание с Вильсоном? Ее ладонь спокойно лежала в моей. – Не знаю. Это было глупо. Он получил от телефонистки сообщение, сразу позвонил мистеру Вильсону и потребовал у него объяснений. – Значит, твой отец был знаком с Вильсоном? Ее ладонь напряглась. – Очевидно, да, раз он знал его номер. И адрес, очевидно, тоже. Мистер Вильсон сказал ему, что сообщение предназначалось для меня и… – А что за сообщение-то? – Мистер Вильсон просто напомнил мне, что мы договорились встретиться в половине восьмого. Там не было никаких особенных подробностей. – Очевидно, у твоего отца была причина так реагировать. Или он поднимает такой шум всякий раз, когда кто-то назначает тебе свидание? Элеанор пинала камешек носком туфли. – Мы жутко поссорились, в первый раз в жизни. По какому праву он начал запрещать мне встречаться с Вильсоном?! – Ну, явно что-то имел против него лично. – Папа заявил, что Вильсон хочет его уничтожить. Мол, это его единственная цель в жизни. – Попахивает мелодрамой. – Вот и я так сказала. Но папа еще ладно, слышал бы ты, как разошелся Эд! Папа вышел из себя и приказал ему заткнуться. Так он сидел и щелкал крышкой от портсигара, я чуть с ума не сошла. – Манн тоже присутствовал? – А ты как думал? – мрачно бросила Элеанор. – Папа распорядился, чтобы именно Эд сообщил мистеру Вильсону об отмене свидания. Я была в ярости. – Естественно. Но ты не узнала, какие именно счеты у твоего отца с Вильсоном? – Он говорит, Вильсон его подвел. – Тогда скорее твой отец хотел бы его уничтожить, не наоборот. Она покачала головой. – Я предположила то же самое. Но папа считает, что человек сильнее ненавидит тех, кому повредил, чем тех, кто повредил ему. Звучит вполне психологично, ты не находишь? Джонни… – Элеанор пристально вгляделась в мое лицо под тусклым светом фонаря. – Что? – Когда вы с папой это обсуждали, он не упоминал книгу? – Какую книгу? – Ну… наверное, ерунда, у меня просто воображение разыгралось. – Элеанор вздохнула. – Я читала, что пишут газеты о его смерти: нигде ни одного упоминания о рукописи. – Вильсон писал книгу? – Да, он писал книгу, – произнесла она слегка раздраженно, как будто мне следовало самому понять это телепатическим путем. – Отец заявил, мол, Вильсон живет, лишь чтобы его уничтожить, а я ответила – он живет, чтобы закончить книгу. Эд Манн жутко разнервничался, а отец сказал, что мистер Вильсон мошенник и никто все равно ему не поверит, что бы он там ни написал. – А ты знаешь, о чем книга? – Знаю только название. «Автобиография Гомера Пека». Я сжал ее руку. Это уже была не мера по предотвращению истерики, а непроизвольная реакция на услышанное. – Ты тоже удивлен? Что это вообще может значить? Я сделал глубокий вдох.