Валона нахмурилась. На её круглом широкоскулом лице появилось встревоженное выражение. – Ты не можешь уйти. Это плохо. – Я должен побольше узнать о себе. – Вряд ли это поможет. – Она облизнула губы. Рик опустил глаза. Он не сомневался в искренности её беспокойства. Именно Лона помогла ему устроиться на фабрику. Опыта работы с ткацкими станками у него не было. А может, был, просто Рик ничего не помнил? В общем, Лона убедила остальных, что ручной труд ему не потянуть, и его согласились бесплатно обучить работе на станках. В те жуткие дни, когда он не только не мог говорить, но даже не понимал, что такое еда, Лона заботилась о нём и кормила с ложечки. Она спасла ему жизнь. – Я должен. – Рик, у тебя опять голова болит, да? – Нет. Я действительно кое-что вспомнил. Вспомнил, кем работал прежде. Вспомнил! Рассказать ей или нет? Он отвернулся. Тёплое солнце уже клонилось к горизонту, до заката оставалось часа два. Во все стороны от фабрики тянулись тоскливые ряды однокомнатных домиков для рабочих, но стоило подняться на вершину холма, и вокруг раскинутся багрянец и золото полей. Эти поля понравились ему с первого взгляда. Их вид успокаивал и радовал глаз. Даже в ту пору, когда он не знал, что поля именно «золотые» и «багряные», когда само понятие цвета было ему неведомо, а восхищение он мог выразить лишь тихим клёкотом. В полях его головная боль проходила быстрее. В те дни Валона каждый выходной брала напрокат диамагнитный скутер, и они покидали посёлок. Антиграв мягко нёс их вперёд, они скользили в футе над землёй, пока не оказывались за много миль от человеческого жилья. В лицо бил ветер, напоённый ароматом цветущего кырта, и не было ничего, кроме этого ветра. Они усаживались на меже, окружённые цветами, запахами и солнечным светом, делили пополам пищевой брикет и так проводили весь день, пока не наступало время возвращаться. Эти воспоминания всколыхнули что-то в душе Рика. – Лона, давай отправимся в поля. – Уже поздно. – Ну пожалуйста, недалеко, только за окраину посёлка. Валона порылась в тощем кошельке. Она держала его за голубым кожаным ремешком – единственным украшением, которое могла себе позволить. Рик удержал её руку. – Прогуляемся пешком. Через полчаса они свернули с шоссе на извилистую песчаную тропинку. Между ними висело тяжёлое молчание, и знакомый страх сжал сердце Валоны. Она не знала слов, чтобы выразить свои чувства к Рику, поэтому даже и не пыталась. Что, если он её бросит? Для мужчины Рик был сравнительно невысок, с неё ростом, а весил и того меньше. Во многом он оставался сущим ребёнком. Однако до того, как ему отключили мозги, он явно был из образованных. Из образованных и непростых. Сама Валона систематического образования не получила. Закончила ремесленное училище, где её научили читать, писать и обслуживать ткацкие станки. Однако ей хватало ума понимать, что далеко не все столь ограниченны. Взять того же старосту, чьи знания приносили посёлку огромную пользу. Иногда на фабрику наезжали с проверками нобили. Лона никогда не встречала их вблизи, но как-то раз побывала в Городе и своими глазами видела несколько невероятно величественных существ. Изредка рабочим случалось слышать, как разговаривают образованные. Их речь звучала иначе: более гладко, певуче. А сколько длинных слов! И речь Рика, по мере того как к нему возвращалась память, становилась всё больше похожей на их речь. Его первые слова напугали Валону. Он произнёс их совершенно неожиданно после мучительного, со слезами, приступа мигрени. Выговор у него оказался чудной, но все попытки его выправить ни к чему не привели. Уже тогда она испугалась, что к нему вернётся память и он её бросит. Кто она такая? Всего-навсего Валона Марч, прозванная Лоной-Орясиной. Она никогда не была замужем. Да и кто возьмёт такую: здоровенная деваха с крупными ступнями и покрасневшими от работы руками. На танцульках по выходным ей приходилось подпирать стенку и с немой обидой смотреть на парней, в упор её не замечающих. Лона была слишком внушительной, чтобы глупо хихикать и улыбаться. Никогда ей не прижать к сердцу дитя. Девушки вокруг рожали одна за другой, ей же оставалось бросать со стороны завистливые взгляды на что-то безволосое, розовое, с зажмуренными глазками, липким ротиком и беспомощно сжатыми кулачками… «Твоя очередь, Лона». «А ты когда родишь, Лона?» Она только отводила глаза. А затем появился Рик, сам немногим отличавшийся от младенца. О нём тоже надо было заботиться: кормить, выводить на прогулку, баюкать, когда его мучила головная боль. Дети с хохотом бегали за ней, крича: «Лона-Орясина завела себе дружка! У Орясины дурень-дружок! Рик-женишок!» Когда Рик смог самостоятельно выйти на улицу посёлка (Лона была так горда, когда он сделал первый шаг, словно Рику и правда был один год, а не все тридцать), дети принялись бегать вокруг него, вопить и насмехаться над взрослым мужчиной, жмурящимся от страха. Тот только ёжился и скулил в ответ. Лоне не один раз пришлось выходить из дома и отгонять ребятню, грозя кулачищами. Её кулаков опасались даже взрослые мужики. В день, когда Рик впервые пришёл с ней на фабрику, она одним мощным ударом вырубила начальника цеха, отпустившего за их спинами непристойность. Фабричный совет оштрафовал её, удержав недельный заработок. Если бы не заступничество старосты, решившего, что Лону спровоцировали, не избежать бы ей суда. Вот почему она не хотела, чтобы к Рику вернулась память. Лоне нечего было ему предложить, и она эгоистично рассчитывала, что он навечно останется беспомощным и пустоголовым. Просто она впервые стала для кого-то спасительным островом. И теперь боялась вновь стать островом необитаемым. – Рик, а ты уверен, что это было воспоминание? – Да. Они стояли посреди полей. Солнце окрасило алым окрестности. Вскоре должен был подуть ароматный вечерний ветер, шахматная доска ирригационных каналов уже начала багроветь. – Моей памяти можно доверять, Лона, сама знаешь. Например, не ты научила меня говорить. Я сам вспомнил слова. Согласна? – Да, – нехотя ответила она. – Я помню дни, когда ты увозила меня, ещё бессловесного, в поля. Я постоянно вспоминаю всё новые и новые подробности. Вчера вспомнил, как ты поймала мне кыртового светлячка. Сжала ладони лодочкой и дала заглянуть между большими пальцами. Там, в темноте, сиял оранжево-пурпурный огонёк. Я засмеялся и попытался просунуть туда руку. Светлячок улетел, а я расплакался. Тогда я не знал, что это за насекомое, – теперь знаю. Но ведь ты не рассказывала мне о том случае, правда? Лона покачала головой. – И тем не менее всё было именно так? Мои воспоминания не лгут? – Всё так и было, Рик. – А теперь я припомнил кое-что из моей прежней жизни. Должна же была быть у меня прежняя жизнь. Должна, конечно. При одной мысли об этом на Лону наваливалась тяжесть. Его прежняя жизнь наверняка мало походила на нынешнюю. И прошла она на другой планете. Ведь единственным незнакомым Рику словом было слово «кырт». Лоне пришлось объяснить, что так называется растение, важнее которого нет ничего на Флорине. – Что же ты вспомнил? – спросила она. Рик сразу как-то увял и замялся: – Лона, воспоминание довольно путаное. Просто вспомнил, что у меня была работа. Вспомнил, в чём она заключалась. По крайней мере, отчасти. – В чём же? – Я анализировал Ничто. Лона резко повернулась к нему и пристально посмотрела в глаза. Потом приложила ладонь к его лбу, но Рик в раздражении отстранился. – У тебя опять разболелась голова? Ты уже несколько недель не жаловался на мигрень. – Ничего у меня не болит. Отстань. Она сразу потупилась, и Рик прибавил: – Я вовсе не имел в виду, что ты мне надоедаешь, Лона. Только хотел сказать, что чувствую себя хорошо и тебе не надо так беспокоиться. Она просветлела. – А что значит «анализировал»? Рик знал слова, о которых Лона понятия не имела. Она робела при одной мысли о том, каким образованным он был когда-то. – Это означает… – Он ненадолго задумался. – Означает «разлагать на части». Представь, как мы разбираем сортировщик, чтобы выяснить, почему сбоит сканирующий луч. – А-а. Но, Рик, неужели можно ничего не анализировать? Разве ж это работа? – Я не сказал, что ничего не анализировал. Я сказал, что анализировал Ничто. С большой буквы «Н». – А это не одно и то же? – спросила она, подумав про себя: «Ну, вот и всё. Я стала для него дурочкой. Скоро он с отвращением меня бросит». – Разумеется, нет. – Рик глубоко вздохнул. – Сожалею, но я вряд ли смогу хорошо объяснить. Пока это всё, что я вспомнил. Однако работа наверняка была очень важной. Я это чувствую. Сомневаюсь, что я был преступником. Валона поморщилась. Зря она тогда ему рассказала. Она убеждала себя, что предупредила Рика ради его же блага, хотя в глубине души понимала: она сделала это, чтобы ещё крепче привязать его к себе. Это случилось, когда Рик впервые заговорил. Он заговорил так внезапно, что Лона перепугалась. Даже не решилась посоветоваться со старостой. В следующий выходной она сняла со своих накоплений пять кредитов (всё равно мужчины, который выбранил бы её за то, что она растранжирила своё скромное приданое, на горизонте не просматривалось) и отвезла Рика в город к врачу. Имя и адрес были написаны на клочке бумаги, тем не менее ей потребовалось два часа кошмарных блужданий среди мощных колонн, возносящих к солнцу Верхний город, чтобы найти нужное здание. Лона настояла на приёме, и врач, вооружившись странными инструментами, проделал над Риком все мыслимые и немыслимые процедуры. Затем поместил его между двумя металлическими штуковинами, сразу засиявшими, будто кыртовые светлячки в полночь. Лона вскочила и принялась хватать врача за руки, требуя немедленно прекратить. Он вызвал двоих мужчин, и те выволокли брыкающуюся Лону за дверь. Полчаса спустя врач сам вышел к ней. Он хмурился. Лона чувствовала себя неуютно, ведь врач был из нобилей, пусть и держал кабинет в Нижнем городе и смотрел на неё мягко, даже ласково. Вытерев руки маленьким полотенцем, он швырнул его в мусорное ведро, хотя, на её взгляд, полотенце было совершенно чистым. – Когда именно ты обнаружила этого человека? Лона рассказала ему, как было дело, стараясь не сболтнуть лишнего и не упомянуть ни старосту, ни патруль. – То есть ты ничего о нём не знаешь? – О его прошлой жизни? Ничего. – Она помотала головой. – Этого человека подвергли психозондированию. Ты понимаешь, что это такое? Она хотела опять покачать головой, потом произнесла свистящим шёпотом: – Это то, что делают с сумасшедшими, да, доктор?