Он прав. Мы очень похожи. Грустное сходство. Когда ко мне возвращается дар речи, я шепчу: – Знаешь, когда мы впервые встретились на пароме, я сразу разглядела в тебе какой-то надлом. В его глазах что-то вспыхивает, и он склоняет голову набок. – Надлом? – Да. Самсон подается еще ближе, но нас и так почти ничего не разделяло. Конечно, он сделал это нарочно. Теперь соприкасаются не только наши колени или бедра – ох, не только… – Ты права, – тихо говорит он, обхватывая ладонью мое левое колено. – Я разбит в щепки, черт подери. Самсон привлекает меня к себе и заводит мои ноги себе за спину. На этом все. Он не пытается меня целовать. Он просто сцепил наши тела, и ему этого достаточно. Руки у нас свободны, с их помощью мы держимся на плаву. Я стремительно теряю оборону. Не знаю, в каком смысле, во всех сразу. Сейчас я хочу, чтобы он не останавливался, сделал что-то еще, что угодно. Распробуй меня. Коснись меня. Утащи на дно. Секунду или две мы глядим друг на друга, и это почти как смотреть в разбитое зеркало. Самсон медленно подается ко мне… Не к губам, нет; он приникает губами к моему плечу, нежно, едва касаясь. Я закрываю глаза и делаю вдох. Это так сладко, так остро, так чувственно. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Просто идеально. Одной рукой Самсон находит мою талию. Когда я открываю глаза, его лицо совсем рядом, в паре дюймов от моего. Мы успеваем взглянуть на губы друг друга, а в следующий миг… Мою ногу охватывает пламя. – Черт! Кто-то меня ужалил. Кто-то ужалил меня в ногу ровно в тот миг, ког-да он должен был меня поцеловать, ну что за подстава, а?! – Черт, черт, черт! – Я хватаю Самсона за плечи. – Больно! Он трясет головой, словно пытается очухаться от транса. Наконец до него доходит, что произошло. – Медуза, – говорит он, берет меня за руку и тянет за собой на берег. Нога болит так ужасно, что я едва могу идти. – Господи, как больно! – У Сары на такой случай есть бутылочка уксуса в уличном душе. Уксус снимает жжение. Увидев, с каким трудом я иду, Самсон нагибается и подхватывает меня на руки. Мне бы радоваться, что меня несут на руках, однако от боли я едва дышу. – Куда она тебя ужалила? – В правую ногу. Ближе к берегу, где вода не доходит ему до колен, он прибавляет шагу. Проносит меня мимо костра к уличному душу. – Что случилось? – вопит нам вдогонку Сара. – Медуза! – бросает Самсон через плечо. Места в душевой немного – мы едва помещаемся вдвоем. Он ставит меня на пол, я разворачиваюсь и прижимаю ладони к стенке кабины. – Вся верхняя часть бедра! Самсон начинает поливать уксусом мою ногу: ощущение такое, что в самую мясистую часть бедра вонзаются крошечные кинжалы. Я закрываю глаза, прислоняюсь лбом к деревянной стенке и начинаю стонать от боли. – Боже! – Бейя, – напряженно выдавливает Самсон, – перестань издавать эти звуки, пожалуйста. От боли я не улавливаю смысл его слов. Мне очень плохо, и становится еще хуже, когда на кожу попадает уксус. – Самсон, больно! Перестань, прошу! – Еще чуть-чуть, – говорит он, тщательно обрабатывая все пораженные места. – Буквально через секунду станет лучше. Он врет, я хочу сдохнуть. – Нет, мне больно! Хватит! – Я почти закончил. Он вдруг умолкает, причем не по своей воле – кто-то вытащил его из душа. Я высовываюсь из кабинки ровно в тот момент, когда мой отец с размаху бьет Самсона по лицу. – Она сказала «хватит», сукин ты сын! Самсон, кое-как поднявшись на ноги и выставив перед собой кулаки, пятится от моего отца. Тот замахивается и бьет снова. Я успеваю схватить отца за руку, но это почти не смягчает второй удар. – Папа, прекрати! Подбегает Сара, и я взглядом молю ее о помощи. Она ловит отца за другую руку, однако тот уже держит Самсона за горло. – Он мне помогал! – кричу я. – Пусти! Это заставляет отца немного ослабить хватку, но не отпустить Самсона полностью. Из носа у него хлещет кровь. Он явно может дать отпор, но не дает – только качает головой, вытаращив глаза на моего отца. – Я не… Ее медуза ужалила! Я пытался помочь! Отец оглядывается, ищет меня. Я принимаюсь энергично кивать. – Да, да, правда, он мне ногу уксусом поливал! – Но я же слышал, как ты… Отец закрывает глаза. До него доходит, что случилось недоразумение. Он вздыхает. – Черт! И, наконец отпустив Самсона, упирает руки в бока. Потом жестом зовет Самсона за собой. – Идем в дом, – бормочет он еле слышно. – Похоже, я сломал тебе нос. 12 Самсон стоит, прислонившись к раковине в гостевой уборной, и прижимает к носу полотенце. Я сижу в пустой ванне с теплым компрессом на ноге. Дверь чуть приоткрыта, и нам слышно все, о чем говорят в коридоре отец с Аланой. – Он нас засудит, – заявляет отец. Самсон тихо смеется. – Не засужу, – шепчет он. – Не засудит! – возражает Алана. – С чего ты взяла? Мы его почти не знаем, а я сломал ему нос! Самсон смотрит на меня. – Вообще-то не сломал. Удар у него так себе. Я смеюсь. – Никак не возьму в толк, – доносится из коридора голос Аланы, – за что ты его ударил?