Чем больше он упорствует, тем сильнее я злюсь. – Так нечестно! Ты ждешь, что теперь я просто уйду и думать о тебе забуду? Зачем же ты позволил мне влюбиться, если знал, к чему все идет?! Он делает резкий выдох. – Мы заранее решили, что расстанемся в августе, Бейя. Мы оба согласились не заплывать на глубину! Я закатываю глаза. – Люди тонут и на мелководье – твои слова! – Подаюсь вперед и вновь ловлю его взгляд. – Я тону, Самсон. И под водой меня держишь ты. Сердито смахиваю с глаз слезы. Самсон опять берет меня за руки, на этот раз по-другому. – Прости меня, – произносит он с болью в голосе. Больше он ничего не говорит, но я понимаю, что это прощание. Он встает, давая понять, что разговор окончен, и явно ждет, что я тоже встану. Ну уж нет! Скрещиваю руки на груди. – Не буду тебя обнимать на прощание. Ты больше не достоин моих объятий. Самсон едва заметно кивает. – Я и раньше не был их достоин. Он отворачивается, и я с ужасом сознаю, что никогда его не увижу. Если у Самсона такой взгляд, значит, он все решил и не отступится от своего решения: мы больше не увидимся. Это конец. Он идет прочь, и я вскакиваю на ноги. – Самсон, подожди! Он оборачивается и только-только успевает меня поймать: я падаю в его объятия, а потом обвиваю его руками и утыкаюсь лицом ему в шею. Когда он крепко меня сжимает, я начинаю плакать. Внутри бушует столько разных чувств! Я уже скучаю по нему – и в то же время злюсь, как никогда. Я понимала, что прощание неизбежно, однако и подумать не могла, что прощаться придется в таких обстоятельствах. Чувствую себя совершенно беспомощной. Я хотела, чтобы мы расстались по обоюдному согласию, чтобы это был и мой выбор; увы, Самсон не оставил мне выбора. Он целует меня в висок. – Ты заслужила стипендию, Бейя. Езжай в Пенсильванию. И будь счастлива. Прошу тебя. На последних словах его голос срывается. Он отпускает меня и уходит к стоящему у двери надзирателю. В тот же миг на меня наваливается страшная тяжесть – я будто теряю опору и больше не в силах стоять на ногах. Самсона выводят из зала; он не оборачивается – не хочет смотреть на выжженную пустыню. Всю дорогу до отцовской машины я непрерывно рыдаю. С грохотом захлопываю дверцу – мне больно и обидно. Сердце разбито вдребезги. Я даже не могу толком осознать, что сейчас произошло, такой это стало неожиданностью. Я думала, мы будем действовать сообща, как команда, а Самсон просто взял и послал меня куда подальше. То есть обошелся со мной так, как обходились все остальные. – Что случилось? Я мотаю головой. – Просто поехали. Отец стискивает руль так, что у него белеют костяшки. Сдает назад. – Надо было выбить из этого гада всю дурь, пока была такая возможность! Я даже не пытаюсь втолковать отцу, что в тот вечер ему не нужно было защищать меня от Самсона, наоборот, Самсон мне помогал. Сейчас бесполезно что-то объяснять. Я просто говорю как есть: – Он хороший человек, папа. Отец вновь останавливает машину и обращает на меня непоколебимый взгляд. – Пусть я не бог весть какой отец, но я просто не мог воспитать дочь, которая будет выгораживать лжеца и негодяя. Самсону на тебя плевать. Он думает только о себе! Серьезно? Он в самом деле считает, что воспитал меня, – и ему хватило наглости произнести это вслух?! Я кладу руку на ручку дверцы, сверля отца гневным взглядом. – Ты дочь не воспитывал. Если кто тут и лжец, это ты! Я вылетаю на улицу. О том, чтобы ехать с отцом в одной машине до самого Боливара, не может быть и речи. – Садись, Бейя! – Нет. Я позвоню Саре и попрошу меня забрать. Опускаюсь на бордюр. Отец выходит и смотрит, как я достаю телефон, пинает гравий и опять показывает рукой на машину: – Садись, Бейя, поехали домой. Набрав номер Сары, я вытираю слезы. – В твою машину я не сяду. Можешь уезжать. Отец не уезжает. Сара соглашается меня забрать, но он терпеливо сидит в машине до самого ее приезда. 28 Следующая неделя проходит в муках: от Самсона ни слуху ни духу. Вообще никаких вестей. Я дважды пыталась его навестить, но он больше не желает меня видеть. Способов выйти с ним на связь просто нет. Остается лишь жить воспоминаниями о наших встречах. Вот только и они со временем начнут меркнуть, если я хотя бы не услышу его голос. Неужели он действительно думает, что я его забуду? Уеду в колледж – будто ничего не было, будто Самсон не превратил меня в совершенно другого человека? С домашними я больше о нем не говорю. Не хочу даже упоминать его имя: это всякий раз приводит к новым спорам. Я почти не выхожу из своей комнаты: целыми днями смотрю бессмысленные телешоу и навещаю Марджори. Она – единственная, кто встал на мою сторону. Всю неделю я по очереди ношу футболки Самсона. От них больше не пахнет Самсоном; теперь от них пахнет мной, поэтому за просмотром британского кулинарного шоу о выпечке я кладу себе под бок его рюкзак. Не знаю, что делать с его вещами. Думаю, на туалетные принадлежности ему плевать, и ничего ценного там нет – только пакет со стихами Рейка. Отдавать их Марджори я не спешу, потому что это последняя ниточка, которая связывает меня с Самсоном. И, возможно, единственный повод когда-нибудь вновь его повидать. Знаю, рано или поздно я начну новую жизнь. Но пока я здесь, а он в тюрьме, и ни о чем другом я думать не могу. Поудобней укладываю рюкзак и прижимаюсь к нему головой. Тут в висок упирается что-то твердое. Я открываю рюкзак – неужели что-то еще осталось? Пошарив внутри рукой, натыкаюсь на молнию, которой раньше не замечала. Тут же сажусь и расстегиваю потайной карман. Там лежит маленькая, дюйма четыре в длину, записная книжка в твердой обложке. В ней множество имен, адресов и каких-то списков. Ничего не понимаю. Кто все эти люди? Тут я натыкаюсь на страничку с именем Марджори. Марджори Нейплс даты пребывания: с 04.02.2015 по 08.02.2015 съел продуктов на 15$ починил крышу, заменил две доски обшивки с северной стороны дома, поврежденные ветром Дальше опять идут какие-то фамилии и адреса, но сейчас меня интересуют только даты. Я беру в руки телефон и набираю Марджори. – Алло? – Здравствуйте, это Бейя. Маленький вопрос: вы помните, что с вами происходило с четвертого по восьмое февраля этого года? Марджори обдумывает вопрос. – Почти уверена, что именно в эти дни я лежала в больнице с сердечным приступом. А в чем дело?