Сказано — сделано! Усталые, но довольные отмываемся в ручье. Проверяю, что из имеющегося можно использовать как посуду. Брал на одного, а теперь нас двое. Лапочка предлагает вылепить посуду из глины и обжечь в костре. Завтра так и сделаем. Выясняется, что готовить на плите и готовить на костре — две большие разницы, как Мухтар говорит. А еще нет зелени, пряности и приправ. Только соли много. Лапочка заранее просит прощения. Но все равно получается очень вкусно! Наверно, мы сильно проголодались. После обеда я дарю Лапочке белую рубашку свободного покроя, и она радуется как девочка. Вообще-то, это военная хитрость. За месяц рубашка превратится в грязную тряпку. А сменной нет. Если б я был один — без разницы. Но теперь… Так пусть грязнулей будет она, а не я! Объявляю отдых до ужина ложусь на пенку и включаю планшетку. И тут же получаю вызов от мамы. — Сын, ты так и не выполнил мою просьбу. Передай планшетку девочке, мне нужно с ней поговорить. Делать нечего, подзываю Лапочку, отдаю ей планшетку, объясняю, что и как. Меня тут же прогоняют. Мол, кому-то женские секреты знать не нужно и даже вредно. Посуда не вымыта. Ай-я-яй… Три тысячи чертей! Я же сам отвлек Лапочку рубашкой, когда она собралась ее мыть. Что сказать? Думать надо головой! Бурратино, ты сам себе враг. Забираю стопки посуды и несу к ручью. И только у ручья вспоминаю, что собирался подслушать, о чем говорят мама с Лапочкой. Сегодня явно не мой день. Туплю раз за разом. … Мокрым песком — остатки еды, потом сухим — остатки жира. Сполоснуть водой… Труд сделал из обезьяны человека. О прраттах никто ничего похожего не говорил. И почему, когда я был один, грязной посуды получалось в четыре раза меньше? В четыре, а не в два, господа! Что же будет, когда нас станет трое? Стоп! О ком это я? Я, Лапа и наш ребенок? Или я, Лапа и рабыня-кухарка? Правильно, закончу корпус через год, поселюсь в Столице, заведу рабыню… Но рабыня у меня уже есть. Недолго Лапе осталось быть рабыней, если с мамой познакомилась… Может, вернуть хозяину? Высокий торр Серргей помог попавшей в беду девушке… Я — белый и пушистый. Папа точно похвалит. Мама — теперь уже не знаю. Бесшумно подходит задумчивая Лапочка и садится рядом. — Не смей в этой рубашке посуду мыть. Изгвоздаешь моментально, а другой нету, — на всякий случай командую я. Пусть привыкает слушать мой командный голос. Она молча трется щекой о мое плечо. Ух ты! даже дух захватывает! — Хозяин, твоя мама правду сказала, что может вылечить леди Фуррфурр? — Лечить будет не мама, а тетя Маррта. Татаку она за месяц вылечила. Ей это легче, чем хвостом махнуть. — Правда? — Зачем мне тебя обманывать? Буря восторга. Из брызг радости узнаю, что за такую новость хозяин простит Лапочку и сына. — Я твой хозяин, — веско говорю я. — И тебя простит, — великодушно соглашается Лапочка и трется об мое плечо. Только что не мурлычет. — Добрая ты сегодня, — улыбаюсь я и вручаю ей стопку вымытой посуды. Лапочка, кружась в танце, направляется в сторону палатки и при этом изображает квартет музыкантов. Надо же, бальные танцы знает! Простых рабынь этому не учат. А ошейник на ней был грубый, из самых простых. Хотя, нет. С виду грубый, но легкий и без кольца. — Ты вальс танцевать умеешь? — Нет, хозяин. Не слышала даже. — Это такой бальный танец. Хочешь, научу? Визг восторга. Нахожу в планшетке раздел танцевальной музыки. Вальсы Штрауса. «Весенние голоса». Классика, самое то для обучения! Только у планшетки звук тихий. Чешу в затылке — и пускаю проигрывание на динамики байка. Они мощные! Звук не очень качественный на большой громкости, но мощь!.. Использовать динамики байка… Так никто никогда не делает. Большинство наших даже не знает, что так можно сделать. Но меня мама научила. Лапочка осваивает движения не сразу. Очень они отличаются от привычных. Но, наконец понимает, что требуется. И я кружусь в танце по поляне со своей девушкой. Это чудесно! Попутно Лапочка изобретает новое русское слово — муррзыка. А что? мне понравилось. Если сестренка тоже оценит — пущу в мир! После танцев Лапочка просит у меня самый большой нож и отправляется за ветками. Ветки должны быть не очень толстыми, но обязательно прямыми. Потом пытается связать их полосками коры квазивы. Получается плохо. Ничего не получается! Подсказываю, что кору нужно сначала сутки вымачивать в теплой воде. Не горячей, не холодной, а теплой. Кора станет мягкой и гибкой. Когда полоски коры высохнут — затвердеют, сохранив нужную форму. Это значит, ночь не спать, поддерживать огонь под котлом. Которого нет. Лапочка готова заплакать. Чтоб этого не случилось, вручаю ей катушку легкой, но прочной лески. И с интересом наблюдаю, что же она задумала. Лапочка из четырех веток связывает прямоугольную раму. Потом из более тонких веток… Она что, модель плота делает? Нет, скорее доску. Я мог бы свалить толстое дерево и резаком нарезать из него досок. Но о резаке ей лучше не знать. Итак, рама заполнена настилом из более тонких веток. Три дополнительные поперечины придают настилу жесткость. Вся эта конструкция подвешивается на толстую ветку дерева, и на нее торжественно складывается вся наша посуда. Как я сразу не догадался? Это же кухонная полка! Как хозяйка может обойтись без кухонной полки? Хвалю Лапочку, называю умницей. Она смущается и, счастливая, убегает в лес. По хвосту видно, что счастливая. Что-то с ней произошло после разговора с мамой… Но Лапочка может подождать. У меня грандиозные планы. В реке купаться нельзя. Жабоглоты. В море купаться опасно. Кто знает, какие твари водятся у Дикого материка? А купаться хочется. Какой из этого вывод? Нужно сделать пруд своими руками. Да! По локоть золотыми, как папа говорит. Ручей есть, осталось сделать на нем запруду Для этого у нас есть байк, резак и гениальная голова. Самое сложное — найти место для запруды. Поблизости от палатки такого места нет, но там, где ручей подходит к горному склону… Сажусь на байк и изучаю место. Нет такого места! А если выше по течению? Нашел! Овраг — не овраг, ущелье — не ущелье. Нечто среднее. Но если стенки обвалить, получится лужа до пяти метров глубиной. Только размоет мою запруду моментально. Ага, размоет — когда лужа наполнится. А наполнится она очень нескоро. Я к тому времени домой улечу. А пока не наполнилась — буду купаться. Выбрав место, резаком подрезаю склоны. Формирую в них желоба, чтоб грунт стекал туда, куда мне надо. Думал, легче будет. Берега оказались глинистые. Пока глыбу со всех сторон не подрежешь, вниз не покатится. Но до вечера управился. Под конец срезал куски породы по кубометру каждый! Доставка вниз — бесплатно, своим ходом. Не очень точно ложатся, но тут ничего не попишешь. Зато высота запруды — четыре метра… Завтра будет. Сегодня — три. На каждый следующий метр грунта надо втрое больше, чем на предыдущий. Фых! еле успел байк в сторону рвануть! Весь нависающий кусок породы, под которым я работал, сорвался вниз. На меня! Еще миг — и меня бы с вами не было! Зато плотина… Это не три, это пять метров!!! С правого края чуть-чуть подсыпать — и будет пять метров с гаком! Еще полчасика… Возвращаюсь усталый, голодный, грязный, но счастливый! Я создал водохранилище! Огромное! Тысячу шагов длиной и больше ста в самом широком месте. Пусть через год мою плотину размоет, но это лето она простоит. Лапочка встречает меня с ужасом в глазах. — Хозяин! Ручей кончился!!! Сначала вода пошла грязная-грязная. А потом и вовсе… Отсюда надо уходить. Это не к добру, хозяин! Здесь плохое место! — Я засыпал ручей. Там, выше по течению. Сделал себе пруд. — Ой, господин, где же мы возьмем воду? А где будем посуду мыть? — Блин! Беру канистру, бидончик, котелок, и летим с Лапочкой за водой. Плотина поражает девушку. — Ты насыпал ее за один вечер? — Просто надо знать, где ковырнуть. И тогда склон сам свалится тебе на голову. Поднимаемся еще выше по течению, набираем воду под небольшим водопадиком, Потом я скидываю одежду и лезу под эту ледяную струю отмываться. Звезды! Намекните неразумному, где здесь кран горячей воды? Лапочка растирает мое дрожащее тельце, сгоняет щеткой воду. — Все рыжие такие безбашенные? — Ты еще мою сестру не знаешь. Все, хватит, летим готовить праздничный ужин. Против ужина Лапочка не возражает. Дружно разводим костер и занимаемся готовкой. Объясняю Лапочке, что такое обезвоженные продукты, а также — сколько воды в ее организме. — Давно подозревала, что у мужчин в голове мозгов нету. Одна вода, — делает неожиданный вывод Лапочка. — Так у тебя — то же самое! — Ну да! Были бы мозги — давно бы от тебя убежала. — Фых… Так и сейчас не поздно… Попробовать. — Поздно, — притворно вздыхает Лапочка. — Твоя мама обещала вылечить леди Фуррфурр. А я за это обещала никуда не убегать и быть умной девочкой. — Да, с мамой лучше не спорить. Она в пятнадцать лет стала ночной тенью и чуть ли не в одиночку подавила бунт девятого легиона. — Целого легиона? — Да! Только рассказывать об этом не любит. Я случайно из летописей узнал. А потом расспросил Татаку и дядю Шурра. Там такая история!!! Только рассказывать нельзя… Извини. Политика, государственные тайны. Ну да, чуть не проболтался. Но чуть-чуть не считается! И ужин у нас получился отличный! И Лапочка на самом деле отлично готовит мясо. И жабоглот это вам не горная бурргуна, у которой одни кости да жилы. Это настоящее мясо, которое замечательно вкусное и не застревает между зубов. Только под конец Лапочка учудила. Предупреждал же, что вино иноземцев — самое коварное из всех вин. Пьется легко как сок. И первое время даже не чувствуется. Зато потом валит наповал. Вот Лапочка и вылакала полкотелка. В общем, я вовремя заметил и успел ее к дереву отвести, чтоб пи-пи сделала. А когда к палатке вел, она уже никакая была. На себе тащил, раздевал, разувал, в одеяло закутывал… В общем, ночь любви сорвалась. Если честно, то правильно. Даже в кодексе прописано, что первые три ночи рабыню трогать не желательно. Рабыня должна привыкнуть к хозяину. А у нас только вторая ночь… Утром Лапочка просит убить ее из жалости. Ну да, абстинентный синдром… Налил ей четверть кружки вина иноземцев, долил водой до полной и заставил выпить. Пока не начало действовать, усадил на байк и отвез к водопаду. Заставил сунуть голову под холодную струю. После этого усадил на камни и пошел любоваться, как мой пруд заполняется. Неплохо заполняется. У плотины уже метра полтора, если мерить там, где русло ручья. А рядом с руслом — по колено. Только вода еще мутная и холодная. Лапочка пришла в себя. Не совсем, но уже слова понимает. Отругал ее, объяснил, что она вчера за четверых напилась. Расплакалась. Между всхлипами узнал, что она вчера вообще первый раз по-настоящему вино пила. До этого ей по полглоточка давали, когда учили, чтоб вкус и запах различных дорогих вин знала. И во всем я виноват — напоил невинную девушку… — Ну все! — прорычал я, взял ее за шкирятник, за ТО САМОЕ место, которое любую девушку успокаивает, и сунул под водопад. Еще подержал там, пока визги не сменились поскуливанием. Вытащил из-под струи и начал ладонями с ее тела воду сгонять. Как она с меня вчера, только без щетки. Забыл я щетку… Тут моя Лапочка поняла, что голышом перед мужчиной стоит. Не сама поняла, а когда на меня посмотрела. Ладошками прикрылась. Ну да, я изрядно возбудился. Но это же не повод набрасываться на рабыню. Без щетки шерстку в порядок не привести. Сажаю мокрую на байк, везу к палатке и сую в руки щетку. А сам решаю заняться завтраком. Чтоб перебить в ладонях ощущение несчастной, мокрой, дрожащей, беспомощной девушки. Екарный бабай! Нас обокрали!!! Какие-то мелкие, но очень зубастые твари сожрали жабоглота! От всего жабоглота осталась только задница и задняя нога. Когда эти сволочи сгрызли тушу, ветка распрямилась и подняла остатки на недосягаемую высоту. Но ладно — туша… Они разорвали на клочки мою пленку!!! а ведь другой у меня нет. Ненавижу!!! Эта пленка — от дождя или песчаной бури. Где бы ни застала непогода — хоть в небе на байке, хоть на земле — накрываюсь пленкой, и я как в палатке. Теперь пленки нет. Буду мокнуть и терпеть как первобытный дикарь.