Как учил папа, изучаю место преступления. Кишки и требуху жабоглота тоже съели. Как говорит дядя Петрр, с говном сожрали. Падальщики! Оставили множество следов четыре на шесть сантиметров. Раньше я таких следов не видел. Фотографирую место преступления на планшетку. Потом Петрру покажу, он охотник. Хотел рассказать Лапочке, но она опять в астрал выпала. — Хозяин, я сошла с ума. У меня в голове голоса завелись, — спокойно так говорит, но глаза грустные-грустные. — Ну так вежливо поздоровайся с ними и спроси, что им от тебя надо. — Здравствуй, голос, — послушно исполняет приказ Лапочка. — Рабыня просит простить ее за неучтивость и спрашивает, чем может быть тебе полезна? Тут глаза ее округляются от изумления. — Голос говорит, что его зовут Кирра, и ему нужен ты… — Так бы сразу, — снимаю с Лапочки ошейник, защелкиваю на своей шее. — Привет, сестренка! — Серый, предупреждала же, познакомишься с девушкой — сначала дай мне с ней поговорить. А то подцепишь неадекватную. Вот зачем тебе эта тормознутая? — Спокойно, милая моя! Все под контролем. Она просто связью никогда не пользовалась. Теперь меня слушай. Мама хотела переслать Лапочке посылку с одеждой. Добавь в эту посылку пленку от дождя. Ну да, пять на четыре метра. Какие-то хорьки мою сгрызли. Я в нее мясо завернул, они унюхали и… В общем, одни ошметки. — Хорошо. А еще чего прислать? — Вроде, у нас все есть. Разве что, вкусностей, Лапочку побаловать. — Заботливый какой! А чего ты ее Лапочкой называешь? Она не обижается? — Моя девушка, как хочу — так и называю. — Мама готовится к полету на архипелаг. Ой, аналитики возвращаются. Конец связи! — Конец связи, сестренка! Разумеется, я говорил с сестрой по-русски. На всякий случай. Мало ли, кто нас мог подслушать. Возвращаю ошейник на шею Лапочки. — Должен тебя опечалить. Ты еще не сошла с ума. В твоем ошейнике спрятан амулет, чтоб твой хозяин мог с тобой поговорить, как бы далеко вы ни разошлись. Второй амулет у моей сестры. Это она сейчас с тобой говорила. — Но как?.. — Долго рассказывать. Как-нибудь в другой раз. Сейчас просто запомни, в твоем ошейнике еще много чудес прячется. Будет время — расскажу. — Он, наверно, очень дорогой… — Лапочка, это ошейник доверенной рабыни. А для тебя мне ничего не жалко. Ты для меня дороже любого ошейника. Надулась, отвернулась. Сейчас-то что не так? Складываю костер. Лапочка молча присоединяется. Режет мясо, укладывает куски на сковородку. Прикидываю, того, что оставили падальщики, нам дня на два хватит. Если мясо не испортится. Лапочка и так каждый кусок обнюхивает. Только сейчас обращаю внимание, что под кухонной полкой из веточек, которую Лапочка вчера связала, висят еще две. И вся эта конструкция качается под легким ветерком. Делаю вид, что восхищаюсь и хвалю девушку. Фыркает и морщит носик. Закончив есть, задумываюсь, где мы будем мыть посуду? В моем пруду? А мне потом среди объедков купаться? Фиг вам! Нужно искать новое место для стоянки. — Я сейчас полечу осматривать окрестности. Хочешь со мной? Молча пристраивается на байк за моей спиной. Хорошее место находится километрах в пяти, если считать по реке, то выше по течению. И в трех километрах от моего пруда. Что интересно, имеется очаг, сложенный из камней. Правда, два года не пользованный. Все остальное тоже на уровне — ручей журчит, деревья высокие и редкие, дров много, кустики тоже имеются. — Переезжаем сюда, — выношу вердикт я. — А мои полки? — Подумай, куда их здесь повесить. Ты же не хочешь сидеть целый месяц на одном месте? Лапочке переезжать не хочется. Но если полки переезжают тоже, она готова потерпеть. Первые два рейса совершаем вместе. В третий я отправляюсь один. Лапочка наводит порядок в палатке. На старом месте осталась только нога жабоглота… и новенький, весьма внушительный рюкзак. Которого у меня не было. Местные дикари рюкзаками не пользуются. Значит, подарок от мамы. Весит рюкзак едва ли не больше меня. В радостном возбуждении лечу на новую стоянку… Вот блин!!! Лапочка опять связана по рукам и ногам. Связала ее рыжая охотница, явная аборигенка. Потому что рыжая-то она рыжая. Но не так, как мы, а в черную тигриную полоску. У нас в Оазисе трое таких — Мяуглирр и две моих, можно сказать, сестренки. Мяуглирр их обеих окучивает, но без фанатизма. Потому как им еще пятнадцать не стукнуло. — Эй! Ты зачем мою женщину связала? — грозно кричу я сверху. Может, лучше было бы уронить рюкзак на рыжую, пока никто меня не заметил? Лапочка тараторит что-то на местном языке, которого я не знаю. Рыжая задрала голову и изумленно рассматривает меня. Или байк. Определенно, байк. Прраттов везде много, а к байкам народ привычен только в Столице да в Оазисе. Все хорошо, но лучше бы она копье в сторонку отложила. — Хозяин, она сказала мне, что сейчас свободная и в поиске. Это у дикарей обычай такой. Свободная — значит, ни к какому клану сейчас не приписана. А в поиске — значит, мужика себе ищет. — Спроси ее, зачем тебя связала? Лапочка довольно долго обсуждает что-то с охотницей. — Она сказала, что я ей не нужна. А связала только для того, чтоб я не вмешивалась в дела старших. А вы сейчас будете драться. Если ты ее победишь, она станет твоей женщиной. А еще твоя мама сказала, чтоб снял с меня ошейник и надел на себя. Она думает, что ошейник знает язык дикарей. Пока Лапочка общалась с охотницей, я посадил байк, неторопливо снял рюкзак, так же неторопливо поднял сиденье, достал из багажника доспех, повесил на левое запястье резак на ремешке. Насчет ошейника — тоже хороший совет. Моя мама, хоть и выросла во Дворце рабыней, абсолютно не уважает сакральный смысл ошейника. Он для нее не символ подчинения, а просто предмет. Такой же, как звонилка или планшетка. А раз мама не уважает, то и мы с сестренкой — тоже. Нужен — надеваем, не нужен — снимаем. Но не испытываем к нему никакого пиетета. — Спроси у нее, не хочет ли она есть или пить? У нас много мяса и есть вкусный напиток из кислых ягод, — снимаю с Лапочки ошейник, включаю переводчик, регулирую громкость и застегиваю на своей шее. — Говорит, не дело наедаться перед боем, — переводит Лапочка. Ошейник переводит намного грубее. — Скажи ей, что ты не будешь вмешиваться в дела старших. А если вмешаешься, я сам тебе по попе настучу. Лапочка опять переводит очень… дипломатично. А я тем временем развязываю ей руки. Хотел разрезать ремешки ножом, но жалко стало. Ремень из хорошо выделанной кожи здесь, наверно, материальная ценность. — Ремешки отдай ей, — даю очередное указание и, пока Лапочка отвлекает внимание, неторопливо надеваю доспех — шортики и куртку с короткими рукавами цвета пустынного камуфляжа. Блин! Надо было брать доспех с длинными рукавами и штанинами. — Что за странную одежду ты надел? — интересуется охотница. Дожидаюсь перевода Лапочки и только тогда отвечаю. — Гостей принято встречать в лучшей одежде. Но ты застала меня врасплох, я не сумел вовремя переодеться. Услышав про лучшие одежды, Лапочка поспешно надевает белую рубашку. А я неторопливо свинчиваю колпачок с фляжки, полощу горло вином иноземцев и сплевываю, отвернувшись к кустам. Передаю фляжку Лапочке. — Сделай только один глоток. Если она попросит, дай ей. Убери вещи в палатку, мясо повесь на дерево в тени. Лапочка глотнула из фляжки и засуетилась, исполняя мои приказания. Охотница опять схватилась за копье. — Что тебе приказал мужчина? — Переведи ей, — бросил я Лапочке, закрывая багажник байка. Девушка послушно перевела, в том числе и про фляжку. На этот раз охотница заинтересовалась. Но, как и я, прополоскала рот и сплюнула. Чтоб не показать заинтересованность, я нарезал ломтиками на сковородке кусок жареного мяса, оставшегося с утра. — Лапочка! Принеси пенку! — Я не знаю, что это такое? — Белое, мягкое, на чем ты спишь. — Поняла, хозяин! Выбрав ровное место, раскладываю на травке пенку, на нее ставлю сковородку с мясом. Хорошая была пенка… Беленькая, чистенькая. Теперь на ней немытая сковородка после костра… — Садись, говорить будем, — делаю приглашающий жест охотнице и жду, когда Лапочка переведет. Когда охотница садится напротив меня, подцепляю кончиком ножа маленький кусочек мяса и отправляю в рот. Лапочка тоже тянется к сковороде, но получает по рукам и обиженно надувает щеки. — Ты понимаешь мой язык? — неожиданно спрашивает охотница. Много-много лет назад, когда был совсем маленьким, я слышал его, — фантазирую я. (Ага, чистая правда. Смотрел несколько фильмов о Диком материке.) Теперь слушаю тебя, вспоминаю слова и почти все понимаю. Еще день-два — и смогу говорить на нем. (Ну да, если посижу полчаса под нейрошлемом.) Охотница кивает и скупо улыбается. — Ты сказала, что мы будем драться. Зачем? — Если ты меня победишь, я стану твоей женщиной. — Но у меня есть женщина. Зачем мне две? — Если ты не будешь драться, я убью тебя как труса. — А если я убью тебя? — Ты способен убить женщину? — Я никогда по-настоящему не дрался с женщинами. Но в бою всякое бывает. Неудачно отразил удар — и случайно убил…