Часть 24 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нет! Абсолютно ничего!
– А с кем она еще дружила, не знаете? Может быть, любовник у нее был?
Антонина Семеновна покачала головой:
– Точно нет! Таня была со мной просто запредельно откровенна, вываливала все, хоть я ни о чем ее не спрашивала.
– И что вы помните?
– Господи, да я старалась вообще ее не слушать! Сплошной поток обид на мать и на все человечество. Сначала я пыталась убедить Таню, что не все кругом враги, но быстро поняла, что это бесполезно. Разумные аргументы она не воспринимала, а для того, чтобы сказать: «Да, конечно, ты права», совершенно не обязательно слушать всякий бред. Но про любовника я бы, наверное, запомнила.
– А она не рассказывала о новых знакомствах? В материалах дела сказано, что она любила посещать научные конференции, может быть, там встретила кого-то, не с романтической подоплекой, так с профессиональной?
Антонина Семеновна покачала головой. Немного поколебавшись, Зиганшин назвал фамилии своих подозреваемых, на всякий случай разбавив их парочкой ничего не значащих имен, и спросил, не упоминала ли Верховская кого-нибудь из них.
Собеседница нахмурилась, то ли сделала вид, будто вспоминает, то ли действительно хотела помочь, и после долгой паузы сказала, что Таня никогда о них не говорила.
Зиганшин не думал, что муж причастен к исчезновению Верховской, но поинтересовался им, чтобы отвлечь Антонину Семеновну от обдумывания предыдущего вопроса. Докторша ответила, что Верховский совершенно заурядный человек и звезд с неба не хватает, но как муж – просто недосягаемый идеал. Он так здорово играл с Таней в ее психопатические игры, что она никогда не жаловалась на него.
Мстислав Юрьевич никогда не считал себя оголтелым мужским шовинистом или сексистом, но вышел из клиники с убеждением, что мир стал бы немного лучше, предоставь женщины работать мужикам.
Мужчины, даже глупые, ориентированы делать дело, а дамы – строить отношения, и страшно подумать, сколько энергии уходит впустую на все эти «кто что сказал» и «как посмотрел».
Возблагодарив судьбу, что руководит сугубо мужским коллективом, Зиганшин позвонил Льву Абрамовичу. Дед рапортовал, что Света с Юрой доставлены домой, Фрида их покормила, так что Слава может располагать собой.
Он усмехнулся. То, что соседи стали звать его Славой, а не Митей, как все остальное человечество, приятно будоражило воображение, будто он становился немножко другим.
Зиганшин поехал к Верховскому, думая, что время рабочее и придется его ждать, но удача и тут проявила себя во всем блеске.
Муж Татьяны отдыхал после суток и открыл дверь сонный и слегка помятый. Он жил там же, где застало его исчезновение жены, в тоскливой хрущевской пятиэтажке.
В крохотной стандартной квартирке, каких Зиганшин за время службы повидал бесчисленное множество, было вполне опрятно, но отсутствие женской руки ощущалось сразу.
Хозяин, лысеющий крепыш средних лет, пригласил его войти, даже не спросив о цели визита.
Сообщив, что он полицейский и расследует обстоятельства исчезновения Татьяны Верховской, Мстислав Юьевич подобрался. Реакция хозяина могла оказаться любой, в том числе и самой негативной.
Но Верховский будто обрадовался, захлопотал, усадил гостя на продавленный диван в гостиной и предложил чаю, от которого Зиганшин категорически отказался.
– Появились какие-то новые факты? – спросил Верховский напористо.
Мстислав Юрьевич отвел глаза и малодушно промолчал о страшной находке. Пока ничего точно не ясно, не стоит бередить человеку душу. Он промямлил, что поскольку дело не закрыто, нужно по нему работать, вот и все.
– Но меня так давно никто из ваших не беспокоил… Я уж решил, что никто Танечку больше не ищет.
– Ну что вы, – соврал Зиганшин и приступил к расспросам.
Верховский старательно вспоминал свой брак, и видно было, что это ему приятно. Наверное, он никогда не забывает о жене, но поделиться, рассказать другому человеку – это немножко больше, чем просто воспоминания.
Он полюбил Таню с первого взгляда и весь первый курс уговаривал выйти за него замуж. Наверное, она рассчитывала на более выгодную партию, чем плюгавый Верховский, и долго шпыняла своего ухажера, но парень проявил волю к победе и в марте был вознагражден согласием.
Мать Татьяны приняла жениха неожиданно доброжелательно и, благословив молодых, уехала работать в Москву.
Скоропалительный брак оказался крепким и счастливым, его не пошатнуло даже отсутствие детей – у Тани никак не получалось забеременеть. Верховский признавал, что женат на женщине гораздо более одаренной и амбициозной, чем он сам, поэтому с удовольствием взял на себя хлопоты по дому, и никогда у них не случалось скандалов ни из-за быта, ни из-за денег.
Время было трудное, но они держались. Иногда неделями ели один хлеб, и подрабатывали каждый на двух работах, чтобы хоть в одном месте получать зарплату. (Зиганшин вспомнил, что действительно была такая практика – не платить людям деньги по полгода. Сам он был еще маленький, но мама рассказывала, что ей на предприятии даже дали бумажку, что зарплату задерживают, поэтому она может ездить в общественном транспорте бесплатно.)
Молодая семья привыкла к нищете и даже втянулась в хроническое приключение безденежья, как вдруг Таню назначили заведующей во вновь созданное отделение эндоваскулярной хирургии.
– Мы так радовались, – сказал Верховский грустно, – если бы я знал, что она через четыре месяца исчезнет…
Со вступлением Тани в новую должность жизнь супругов резко изменилась. Появились «левые» деньги, и довольно много, так что ребята сначала даже растерялись.
Зиганшин про себя усмехнулся, подумав, что сексапильная Антонина Семеновна ни слова не сказала о теневой экономике в отделении. А он тоже дурак, упустить такой важнейший аспект! Эндоваскулярная хирургия на тот момент только начинала развиваться, спрос значительно превышал предложение, и понятно, что никто никому ничего просто так не делал. Очень может быть, Антонина Семеновна чувствовала себя обойденной, отсюда и неприязнь к Верховской. Признаваться менту в коррупционной деятельности ей не хотелось, а очернить Татьяну – очень хотелось, вот и придумала психологическую заумь. Эх, женщины…
Став хорошо зарабатывать, Таня первым делом приоделась и стала выглядеть умопомрачительно хорошо. Муж всегда считал ее красавицей, но теперь, в шикарной одежде, с прической, сделанной в дорогом салоне и с качественным макияжем, она превратилась в настоящую королеву.
В доказательство своих слов Верховский достал фотографии. Они лежали тут же, на секции старой «стенки» с полированными дверцами и золотистыми ручками в форме цилиндриков, и было ясно, что хозяин часто листает эти альбомы в ярких веселых обложках.
Действительно, на первых снимках Таня выглядела хорошенькой и стройной, но ее сильно портил мрачный взгляд исподлобья, и одета она была, как позволяла разглядеть старая фотография, бедно и несуразно.
Даже на свадебных фото она смотрела как-то затравленно, и Зиганшин подумал, что, по достоинству оценив аккуратный носик и большие глаза, все же не стал бы подбивать клинья к подобной девушке.
Но время шло, и на снимках, сделанных незадолго до исчезновения, представала уже уверенная в себе, холеная дама с приятной улыбкой. От мысли, что, возможно, он несколько дней назад видел скелет этой счастливой молодой женщины, Зиганшину стало не по себе.
– А вы никуда не ездили отдыхать? – внезапно спросил он, чтобы уже покончить с сомнениями.
– Ездили, – сказал Верховский с удивлением и подал Зиганшину другой альбом, – Танечка еще не выработала себе отпуск, но в конце сентября она взяла три дня за свой счет, и мы, как настоящие олигархи, метнулись в Крым на уик-энд.
– В Ялту?
– В Ялту.
«Вот и все, – подумал Зиганшин тоскливо, – нужно ему сейчас рассказать, где его жена».
Но вместо этого спросил:
– Скажите, а почему вы не подавали иск о признании Татьяны умершей? Все же столько лет прошло…
Верховский встал и прошелся по своей унылой комнате. Зиганшин заметил вдруг, как выцвели и обтрепались обои, потрескался потолок, в унылой стенке плохо прилегали дверцы, а громоздкость и безвкусность дивана явно выдавали его происхождение от советской мебельной промышленности. В этой комнате ничего не меняли после пропажи Татьяны.
– Когда человек умирает, – мягко улыбнулся Верховский, – привыкают его не ждать. А мне пришлось привыкнуть ждать. Каждое утро просыпаться и говорить себе: сегодня тот день, когда она вернется. И я просто не знаю, как это – в одно прекрасное утро решить: она не вернется.
Мстислав Юрьевич молча наблюдал, как Верховский открывает форточку и закуривает.
– Если вы думаете, что у меня какие-то меркантильные соображения, то нет, – продолжал хозяин, – эта квартира досталась мне от бабушки, Таня тут только прописана. Мать одно время собиралась подать иск, чтобы избежать неразберихи с наследством, но потом просто написала завещание в пользу старшего сына. Простите, если из-за моей пассивности у вас статистика страдает, только я действительно не могу себя пересилить и написать ходатайство о признании Тани мертвой.
– Понимаю, – вздохнул Зиганшин и трусливо подумал, что ничего еще не ясно, и мало ли браслетов с надписью «Ялта-92». Надо точно знать, прежде чем лишать человека последней надежды.
Он внимательно пересмотрел альбомы, надеясь увидеть какое-нибудь знакомое лицо, но Верховские предпочитали снимать друг друга рядом с разными достопримечательностями, групповых фотографий почти не попадалось, да и те были со стороны мужа.
Как мог осторожно, Зиганшин коснулся темы возможного любовника, и Верховский совершенно спокойно ответил, что в Таниной жизни не было ничего подобного. Он может утверждать это точно, потому что после того, как жена пропала, он, не надеясь на милицию, сам искал ее, расспросил всех коллег, подруг и даже одноклассников и нанимал частного детектива, который тоже тщательнейшим образом изучил окружение Татьяны.
– А у вас ничего такого не было? Никаких романов на стороне? Глупость, конечно, но вдруг обманутый соперник решил отомстить вам таким изощренным образом?
Верховский рассмеялся:
– Знаете, я никогда не думал даже об измене. Чтобы там внутренняя борьба между похотью и супружеским долгом, так нет. Да и какой из меня соперник, смешно, ей-богу!
Мстислав Юрьевич вышел от Верховского в подавленном настроении. Разговор ничего не дал, кроме знакомства с очень хорошим и очень несчастным человеком, которому вскоре предстоит пережить полный крах всех своих надежд. В том, что Таня Верховская нашла свой последний приют у Реутова, он почти не сомневался, потому что в конце беседы случайно, будто по наитию, выяснил одну деталь. Оказывается, супруги буквально накануне исчезновения Тани решили купить дом в деревне. В те годы с деньгами творилась страшная чехарда, рубль взял привычку то обесцениваться, то менять свой внешний облик, доллары казались чуть надежнее, но все равно существовал риск, что их оборот внезапно прикроют, поэтому разумнее всего представлялось хранить средства в недвижимости. Скупать городские квартиры пока не хватало, и практичная Таня предложила покупать участки, мол, лишними не будут.
«Не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – вздохнул Зиганшин, – лучше бы они по кабакам шатались или путешествовали».
Прощаясь, он оставил свою визитку, сказав, что Верховский может звонить в любое время, если что-то вспомнит, или просто так, и попросил подумать, где можно найти кровных родственников Тани, если вдруг потребуется генетическая экспертиза.
Почему-то супруги стали ему небезразличны, Мстислав Юрьевич сочувствовал Верховскому и переживал о трагической судьбе Тани так, будто знал ее.
Теперь Антонина Семеновна больше не казалась ему такой привлекательной и милой дамой. Таня страдала от отсутствия ребенка и, хоть была счастлива с мужем, нуждалась, наверное, в женской поддержке.
Но гораздо проще объявить нуждающегося в помощи навязчивым психопатом, чем тратить на него силы и время. Особенно если у тебя самого все прекрасно и ты наивно убежден, что так будет всегда.
Мстислав Юрьевич мало следил за развитием передовой общественной мысли, но уловил общую тенденцию, что надо окружать себя позитивными людьми, сторониться нытиков и исключать из круга общения всех негативных (читай тех, от кого нет пользы). И особенно важно дружить с теми, кто лучше тебя.
«Однако, – хмыкнул Зиганшин, – если люди захотят общаться только с теми, кто лучше их, то все останутся совершенно одиноки. Впрочем, это затруднение легко разрешимо, если догадаться, что нет людей лучше или хуже, а все разные. Взять хоть Реутова и нас с Абрамычем. Вроде мы однозначно лучше, но в итоге мы зарезали и утопили его, а не он нас. Диалектика, куда деваться».
Уже заведя двигатель, он решил проверить телефон и обнаружил одну новую эсэмэску. Опер, курировавший дело Верховской, готов был с ним встретиться.
Зиганшин задумался. Очень мало надежды, что бывший опер, старый уже человек, вспомнит что-то сенсационное, а путешествие по следам Тани Верховской сильно вымотало его. С другой стороны, опер не позвонил, а отстучал эсэмэску, значит, не отстает от прогресса и, наверное, кое-что еще соображает.
А главное, некрасиво получится, если он сначала сгоношил весь отдел искать этого аксакала розыска, а потом даже не ответит. Никто не пожелает ему больше помогать, скажут: «Ты сам, Зиганшин, не знаешь, чего хочешь!»
Евгений Германович, так звали опера, назначил встречу в сетевой кофейне рядом с метро, Зиганшин еле нашел место для парковки, поэтому слегка опоздал.