Главной проблемой, конечно, сейчас были предстоящие роды Кирилла, который нервничал и стал чересчур ранимым. Конец июня никаких изменений не принёс, а в первых числах июля друзья позвали Вадима и Мишу за город на празднование очередного дня рождения. Оставлять беременного омегу, который вот-вот должен родить, никто не собирался, но и скрывать Кирилла уже не представлялось возможным – личного знакомства по понятным причинам не состоялось, но Вадим лаконично рассказал о скором рождении сына, отдельно заверив, что на отношения с Мишей это никоим образом не влияет. ПДР уже прошла, даже Вадим начал испытывать нетерпение, чего было говорить про Кирилла, который из-за резко увеличившегося живота уже не мог толком ни ходить, ни лежать. Спать приходилось сидя, к тому же он редко выходил на улицу, спасаясь от жары установленными в квартире кондиционерами. Миша тоже ждал, но всё равно пришёл в изумление, когда утром после отъезда Вадима на работу в их спальню постучался Кирилл, впервые почти за четыре месяца. Не дожидаясь ответа, омега приоткрыл дверь: – Миш, кажется, у меня отошли воды. Глава 7. Третий – лишний? У Миши от волнения тряслись руки, но он старался одеваться как можно быстрее, пока Кирилл звонил врачу, который должен был принимать роды. Тот успокоил его, что авральная спешка не нужна, в первый раз быстро никто не рожает, а потому собираться в роддом можно не спеша. Только нельзя есть перед выездом. Мише же кусок в горло не лез, так что он ограничился чашкой заваренного вчера чая. Думать о еде в такой момент совершенно не выходило, все мысли крутились вокруг предстоящих родов: в ближайшее время на свет должен появиться сын Вадима. К счастью, возможность не ехать сегодня на работу и отвезти Кирилла в роддом у Миши была, он лишь сообщил начальнику, что текущий проект доделает на следующий день. Кирилл сначала развил бурную деятельность, а потом разом затих – сумка для роддома была собрана, оставалось лишь взять документы и телефон с зарядным устройством. Вадиму Миша написал сам, вдруг тот находится на совещании, отвлекать звонком не стоило. Альфа перезвонил – уже Кириллу, когда они находились на полпути к роддому, разговор был коротким, по существу, в конце Вадим пожелал удачи и пообещал вырваться с работы пораньше, если получится. Последнюю фразу нервно подрагивающий Кирилл передал Мише – с каждой сотней метров спокойствие его таяло. В приёмном покое их встретил тучный омега в белом халате, который, изучив документы и услышав код в виде ФИО врача, позвонил куда-то для получения дополнительных инструкций, а потом отправил Кирилла взвешиваться. – Молодой человек, вы с Кириллом Васильевичем? – спросил акушер, забурившись в изучение бумажек. То ли он не заметил, что Миша – бета, то ли ему сказали что-то на другом конце провода, но произнёс он это словно само собой разумеющееся. – У вас партнёрские роды оплачены. – Я не… – пролепетал Миша, но встретился взглядом с Кириллом, который буквально умолял не оставлять его в одиночестве, и резко изменил курс: – А точно можно? – Паспорт есть? – Есть. Через десять минут Миша уже был облачён в выданную ему одежду и, как ему показалось, выглядел куда комичнее Кирилла, которому досталась одноразовая больничная распашонка: рубашка и штаны из застиранного, некогда цветастого ситца, местами прохудившегося, и очень условно подходящие по размеру. Завязки тоже не все были в наличии, так что Миша не смог подогнать одеяние под себя. Впрочем, собственный внешний вид волновал его сейчас в последнюю очередь – нёс сумки за Кириллом, которого вёл по чертогам родильного отделения акушер. В положенной омеге индивидуальной палате, на удивление, было просторно и светло, Кирилл сразу подошёл к большому окну, чтобы посмотреть на залитый солнцем бор, а Миша поставил пакеты на ближайшую кушетку и, немного помедлив, сел рядом. Руки невольно сцепились в замок, а голова опустилась: разглядывание крапчатого линолеума показалось крайне увлекательным занятием. Врач пришёл спустя четверть часа, всё это время Кирилл, обхватив себя руками, стоял у окна. Его волнение передавалось и Мише, который вообще не понимал, что он здесь делает. На время осмотра его попросили выйти из палаты, а потом начался круговорот, который был ему как бете совершенно незнаком: уколы, капельницы, какой-то прибор с датчиками на животе, снова осмотры. Кирилл с ним практически не общался – просил воды, или отвести его в туалет, а потом опять укладывался на кровать, чтобы подвергнуться новым экзекуциям. Миша послушно исполнял всё, что от него требовалось, а потом глянул на часы: уже перевалило за полдень. Он послал сообщение Вадиму, что находится в роддоме рядом с Кириллом. Врач, бета средних лет, хмурился, разглядывая ленту, неспешно выползающую из чудо-прибора: – КТГ не очень. – Что? – переспросил Кирилл, пытаясь уловить суть сквозь пелену своего непростого состояния. – Ребёнок страдает. Посмотрим динамику дальше, – доктор проверил положение датчиков на животе, включив звук: сердцебиение малыша тревожным эхом разнеслось по палате. Когда врач ушёл, Миша приблизился к кровати Кирилла и после секундного колебания сел на край, затем несильно сжал свободную от катетера руку. Кирилл облизнул искусанные губы и посмотрел на него. – Ты как? – спросил Миша. – Не знаю, – честно ответил тот. Делать было нечего, говорить – не о чем. Так что Миша просто сидел рядом и смотрел на переместившееся к западу солнце. От созерцания его отвлёк телефон: Вадим сообщил, что скоро приедет. Через полчаса он залетел в палату вихрем, и зрелище действительно могло бы стать эпичным, если бы не больничная одежда, которая на его мускулистой фигуре, похоже, трещала по швам, а короткие штаны едва доходили до середины голени, обнажая волосатые ноги. Даже Кирилл нашёл в себе силы усмехнуться. Шанс увидеть альфу, у которого и домашняя одежда брендовая, в таком виде – один на миллион. Скрывать волнение Вадим даже не пытался, теперь было совершенно очевидно – по крайней мере Мише, – что мужу не всё равно. На ребёнка точно. В критической ситуации безразличие слетело картонной маской, обнажив истинные чувства и эмоции. Вадим ждал своего сына. Беспокоился. С отношением к Кириллу всё было сложнее, но у омеги не было свободных ресурсов, чтобы вновь стать ненапряжным и незаметным, как раньше, а у альфы не было желания доказывать, что ему плевать. Миша кратко изложил Вадиму то, что понял, а уже через полчаса в палате вновь появился врач. И опять при виде ленты его брови сошлись к переносице, образуя вертикальные складки. – Не очень хорошо… – пробормотал врач и вышел, чтобы вскоре вернуться в компании сухощавого альфы со светло-седыми волосами: – Александр Петрович, шесть баллов… Он сказал что-то ещё, но Миша не разобрал: разглядывал вошедшего, пока тот изучал результат КТГ, а потом слушал живот Кирилла длинной трубкой. Дядя Вадима был похож на своего брата – Антона Петровича – телосложением и чертами лица, которые у него были немного грубее, альфа же. Вадим кивнул родственнику вместо приветствия, получив в ответ лишь едва уловимое движение глазами. Для дальнейшего осмотра Миша с Вадимом вышли и напряжённо ждали – натянутые струной нервы болезненно отзывались на каждый резкий звук в больничном коридоре. Лишь один вызвал совершенно иные эмоции – разрезавший гулкое шумовое сопровождение всего отделения детский крик возвестил о рождении новой жизни. – Готовьте операционную, – чётко скомандовал врачу показавшийся в дверях палаты Александр Петрович, а потом уверенным шагом подошёл к ним: – Вадь, у ребёнка гипоксия и, как назло, родовая деятельность слабая. Было б всё нормально, хоть сутки бы ждали, а так зачем рисковать? – Понятно, дядь Саш, – Вадим, видимо, не совсем понял смысл сказанного. – Главное, оба здоровы будут – и ребёнок, и папа, – словно увещевая, продолжал Александр Петрович, а потом его взгляд скользнул к стоявшему рядом Мише. – А это… – Это Миша, мой муж, – спохватился Вадим, тронул Мишино плечо и даже попробовал улыбнуться. – Нам можно ехать домой? – Подождите возле операционной. Сына покажут. Сухой и деловитый Александр Петрович, раздав ЦУ, скрылся в недрах своих владений, а Вадима и Мишу провели к широким белым дверям, куда недавно отвезли каталку с Кириллом. Миша успел только поймать взгляд омеги – тому было страшно. Минуты ожидания казались бесконечными, Мише мерещилось, что прошёл как минимум час, а экран телефона упрямо утверждал, что всего три минуты. Вадим не метался по коридору лишь потому, что это было бы неуместным в строгой атмосфере роддома. Зато глаза говорили о многом – Миша, несмотря на волнение, не был способен такое испытать. Выходило, что по-настоящему добраться до своего нутра, чтобы вывернуть, разодрать его на куски и разметать почти без шанса на воскрешение, мог только он сам – Мишу всегда волновали в первую очередь собственные проблемы. Что в этом: рассудочность бет или нездоровый эгоизм в сочетании с низкой самооценкой?.. Ответа не было, и вряд ли он появится в будущем. А вот Вадим поразил Мишу новой гранью, которая, возможно, всегда у альфы присутствовала, только её оказалось сложно разглядеть через призму чувств к себе и постоянную оценку перспектив отношений. Крики и шум в других палатах не позволяли определить, закричал ли ребёнок в операционной, потому Вадим то и дело поглядывал на свои статусные часы, нелепо смотревшиеся с тем, во что он был одет. Когда в голове осталась лишь одна абстракция, акушер вынес тугой свёрток, на поверку оказавшийся запелёнатым малышом, который явно не соответствовал Мишиным ожиданиям: сиреневатый, опухший и бесконечно далёкий от улыбавшихся пупсов из рекламы подгузников, несмотря на то, что появился на свет абсолютно здоровым. Вадим глупо улыбался, глядя на сына, а Миша смотрел на обоих и чувствовал, что и сам против своей воли познаёт неизведанную сторону себя. Эмоции после рождения ребёнка были совершенно иными и никакого отношения к ревности не имели. Жалости к себе тоже не возникло. Вызывало ли это грусть? Миша просто осознал, что теперь уже точно Вадим не будет принадлежать ему безраздельно. Новорождённого унесли в детское отделение, Кирилла провезли мимо – в реанимацию, – омега находился в сознании, но шевелиться и говорить не мог. Врач сказал, что новоявленного папочку и малыша в послеродовой палате (тоже индивидуальной) можно будет навещать через пару дней. Делать в роддоме больше было нечего, и они с Вадимом отправились домой. Каждый на своей машине. Для Миши это время превратилось в передышку, чтобы собраться с мыслями: и вновь не нашлось ничего остро ранящего от факта рождения у мужа сына. Может, потому, что Миша был стерилен и до сегодняшнего дня даже в теории не мог представить, что не только у знакомых и родственников, а в его собственной семье появится ребёнок. Разговоры о сурпапе он всерьёз не принимал, пятилетняя отсрочка рисовала идею зыбкой. Чем час в пробке стал для Вадима, Миша не знал, но альфа сразу предложил выпить – не каждый день случается такой важный повод. Напиваться не стали, завтра предстоял очередной рабочий день, но на голодный желудок – а Миша только глубоким вечером вспомнил, что ничего сегодня не ел – и малое количество коньяка позволило расслабиться до состояния размягчённого сливочного масла. – Даже не верится, что через каких-то пять дней в этом доме появится мой сын, – сказал Вадим, закинув Мише руку на спину. – Вроде всё готово, – ответил он, хотя с губ чуть не сорвалось: и омега в придачу. – Дурак я был, что психовал тогда… – продолжил Вадим, словно не услышав его реплики. – Надо было сразу договориться с Кириллом. – И он сразу бы переехал к нам? – Миша поднял голову и, пытаясь сфокусироваться, посмотрел на мужа. – Нет, – покачал головой Вадим. – Жил бы себе спокойно и работал. И не психовал. А мы бы ему помогали. – Ты вообще-то хотел забрать ребёнка, – напомнил ему Миша. – Вот и говорю, дурак был. Малышу лучше с папой. Да и Кирилл… – Вадим сделал паузу, силясь подобрать нужное слово, – нормальный. Миша позволил себе откинуться на грудь Вадима и практически задремать, хотя сказанное мужем продолжало свербеть в голове. Сначала назойливой точкой, а потом, по мере того, как опьянение выветривалось, точка начала разрастаться в кляксу, становясь всё больше, заставив уже в постели крепко задуматься. Значит, Вадим был готов успокоиться по факту появления наследника, а принимать активное участие в воспитании и жить вместе с сыном считал необязательным? Про Кирилла речи вообще не шло, и когда Миша окончательно протрезвел, он вновь уверился в своих прежних выводах: не этот, так другой омега рано или поздно, случайно или специально вынудит Вадима сорваться. Кирилл тоже не претендовал на Вадима и вообще альфу немного побаивался. Возможно, вёл себя так из-за ребёнка – мало кто хотел бы снова оказаться в компании пьющей родни на двенадцати квадратных метрах. Сейчас обстоятельства изменились, хоть и было предельно ясно, что первое время с новорождённым Кирилл никуда уйти не сможет… Миша настолько увлёкся размышлениями, что потерял счёт времени. Когда зазвонил телефон Вадима, на часах уже было полтретьего ночи. Контакт по имени «Папа» настойчиво пытался связаться с сыном, и Миша растолкал спящего Вадима, сунув ему в ухо трубку и услышав вместе с ним голос Антона Петровича: – Вадь, спишь? Мне Саша звонил: у Кирилла сильная аллергия началась, еле откачали. Ситуация прояснилась к утру: после экстренного кесарева сечения всегда назначался курс антибиотиков. Кирилл при подписании положенных бумаг об аллергии на этот препарат не указал просто потому, что сам его ни разу не принимал. Непереносимость лекарства вылилась в довольно серьёзные последствия, из-за которых некоторое время жизнь Кирилла висела на волоске. Ради омеги Александр Петрович посреди ночи вернулся в роддом и привлёк узких специалистов из других отделений горбольницы. Краткое резюме: угрозы для жизни больше нет, но Кирилл в ближайшее время останется в реанимации. В этот момент Миша понял, что ему небезразлична судьба Кирилла – и так натерпелся достаточно, а сейчас вообще чуть не умер. Вадим тоже сначала показался встревоженным, но переключился гораздо быстрее: жить будет, обошлось. Ещё один звонок от Антона Петровича поступил уже вечером: поскольку срок нахождения Кирилла в реанимации даже примерно предположить пока не могли, ребёнок останется в детском отделении среди других новорождённых; не лучше ли забрать малыша домой? Миша такого резкого поворота событий не ожидал, но спорить со свёкром было бесполезно даже Вадиму, который, слабо понимая, что вообще происходит, согласился. Проходившая на третий день с момента рождения выписка была далека от привычной торжественной атмосферы. Антон Петрович собрал и привёз вещи малыша, в которые его нарядили и выдали ошалевшему Вадиму, державшему выписной конверт так, словно не знал, хочет ли взять его поудобнее или вообще отдать кому-нибудь. В итоге передал сына Мише, сославшись на необходимость сесть за руль. Единственный, кто искренне и без всяких задних мыслей радовался, – Антон Петрович. Омега светился от счастья, но домой вместе с Вадимом и Мишей не поехал, его ждал Виталий Андреевич для совместного обеда с какими-то важными людьми. Удерживая ребёнка на руках – автолюльку приобрести не додумались, – Миша вглядывался в крошечное лицо младенца и осознавал, что совершенно не представляет, что с ним делать.