— Вот оно, — говорю я ему. — Именно этот момент я хочу поймать. Он моргает, вздрагивает, и выпрямляется, становясь выше. — Тебе нужна радость? Делаю еще один снимок, не прерывая зрительный контакт с ним. — Я хочу, чтобы ты запомнил это чувство. Оно освещает тебя изнутри. Еще снимок. — Несмотря ни на что, именно это нравится людям. Твое тело великолепно, оно отражение того, что ты делаешь, кто ты есть. Когда он смотрит на меня, его взгляд медленно обжигает жаром. — Ты считаешь, мое тело великолепным, Чесс? Мое сердце глухо колотится о ребра. Я могла бы солгать, отшутиться, но это испортит момент. Мы не увидимся с Финном Мэннусом после завершения проекта и никогда не будем друзьями. И, несмотря на мое легкомысленное влечение, нам никогда не быть любовниками. Но в этот момент между нами есть что-то настоящее. Финн позволяет видеть себя таким, какой он есть на самом деле, без притворства. Не могу прятаться перед лицом его честности. Я опускаю камеру. — Да, Финн, — отвечаю. — Я так считаю. На секунду кажется, он дотронется до меня. Но Финн просто вдыхает, слегка раздувая ноздри. Глаза ни на мгновение не оставляют мои. —Я весь твой, Мисс Куппер. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Так много вариантов ответа. Однако я уже немного успокоилась. Он в моих руках, и я не подведу его. — Ты не мог бы лечь на пол? — спрашиваю я. Его брови изгибаются. — Люди будут ожидать от нас классный снимок торса, — объясняю я. — Может, ты подержишь футбольный мяч над своим…. — Хозяйством, — вставляет он с кривой улыбкой. Я киваю, намеренно не глядя на указанное «хозяйство». — Понимаю, что это должен быть календарь с обнаженной натурой, но мне не хотелось бы тебя «овеществлять». — Да, давай просто игнорировать тот факт, что ты пожираешь его глазами как извращенка. — Тело — твой инструмент, и если на фото ты будешь в непривычной позе, это заставит людей увидеть тебя по-другому. — Тогда ладно. — С грацией атлета мирового класса он опускается на пол. Я поднимаю камеру и смотрю в объектив. — Не мог бы ты перевернуться на живот и опереться на локти? Я хочу взглянуть на татуировку. Губы Финна кривятся в улыбке, когда он переворачивается, упираясь локтями и предплечьями в пол. Бицепсы напрягаются, когда он легко поднимает торс. Великолепный. Абсолютно великолепный. А его задница? Она сжимается, как будто он... Я прогоняю эту мысль прочь. Татуировка, идущая вдоль ребер, имеет форму контура штата Калифорния с мостом Золотые Ворота внутри. — Подожди секунду, — отложив камеру, я подбегаю, регулирую освещение и снимаю показания. Обычно это делает Джеймс, но я не хочу разрушать чары, позвав его. Финн не двигается, но краем глаза наблюдает за мной. Не в силах удержаться, присаживаюсь на корточки и осторожно убираю прядь его волос, которая создает нежелательную тень. Едва прикоснувшись к нему, понимаю что это ошибка. Воздух между нами меняется, притяжение усиливается. Гул пульсирует в моих костях, выражение лица Финна становится напряженным, он сосредоточивает все внимание на мне. И в это мгновение я узнаю его. Я его знаю. У меня такое чувство, словно я знаю его всю жизнь, просто ждала, когда он вернется ко мне, где бы он ни был. Мышцы сводит от желания наклониться, почувствовать его кожу, прижаться щекой к его, сделать... хоть что-то. Понимание отражается в его голубых глазах, словно он хочет того же. Кровь стучит в ушах, и сердце колотится, как сигнальный барабан. Но затем он моргает, делает легкий вдох — ровно настолько, чтобы вдохнуть немного воздуха. И стена между нами, так необходимая мне, воздвигается снова. В голове проясняется, и я, наконец, тоже могу вдохнуть, словно освободившись от пут. Встаю, нацепив фальшивую улыбку. — Идеально. Ненавижу натянутость в своем голосе. Но никто из нас не признает происходящего. Он лишь коротко кивает, и тяжесть его внимания давит на спину, когда я беру фотоаппарат. Через объектив Финн кажется меньше, и менее детализирован. Я неспешно сосредотачиваюсь, настраиваю кадр, даю себе и ему шанс успокоиться. Не знаю, что, черт возьми, только что произошло, но мне это не нравится. — Расскажи о татуировке, — говорю я, делая снимок. Его взгляд падает на мою руку. — Сначала ты расскажи о своей. — Я подумала, это будет неплохо смотреться. — Правда? — Да. — Я слегка качаю головой. — Скучная, но правда. Он усмехается. — Я люблю правду. —Это была самая спонтанная вещь, когда-либо сделанная мной. — Чувствую себя обязанной признаться во имя правды. Большинство людей считают ярко окрашенные волосы и татуировки признаками этакого дикого бунтующего чада, хотя иногда это всего лишь акт самовыражения. Татуировка была сделана в день, когда я была слишком потрясена, чтобы что-то планировать заранее. Выражение лица Финна становится проницательным, словно он пытается прочесть меня как книгу. Между нами воцаряется молчание, и на мгновение я задаюсь вопросом, откажется ли он рассказать о своей татуировке. Но он заговаривает. — Я учился в Стэнфорде в колледже. Перед первой игрой поехал в Сан-Франциско и долго гулял по мосту Золотые Ворота. Думал обо всем, чего хотел достичь, кем хотел стать. Я сделал татуировку в те выходные. Делаю еще один снимок. — И ты уже достиг всего, чего хотел? В его глазах появляется таинственный огонек. — Почти. — Хм. А что насчет роз? Две яркие словно живые, красные розы, нарисованы сверху и снизу штата. В уголках его глаз появляются морщинки. — Сделал их, когда выиграл свой первый и второй Кубок роз. Столько гордости во взгляде. Я ловлю его. — А бриллиант? — киваю в сторону стилизованного бриллианта в нижней части Калифорнии. — На первом курсе тренер сказал, что я — необработанный алмаз. И если когда-нибудь попаду в профессионалы, он будет считать, что я стал бриллиантом. — Его губы кривятся. — Я добавил его на следующий день после того, как меня отобрали в команду. — Ты любишь свою работу. — Да, мэм, — говорит он с дерзким видом. — О чем ты думаешь перед игрой? — спрашиваю я, отрываясь. — Ты хочешь, чтобы я рассказал об этом? — Он, кажется, более чем готов рассказать, но также ему любопытно действительно мне интересно или я просто подыгрываю ему. — Нет. Я хочу, чтобы ты представил это сейчас. Финн молча опускает голову и закрывает глаза. И у меня перехватывает дыхание. Потому что он потрясающий. Так как он растянулся на полу, сила его воздействия должна уменьшиться, но это не так. Тело остается напряженным, мышцы подрагивают, готовые к действию. Но выражение лица совсем иное. Умиротворенный взгляд, мягкие, чуть приоткрытые губы, четкая линия подбородка расслаблена, гладкий лоб. Ему абсолютно комфортно в своем теле, в своем разуме. Я будто наблюдаю за молящимся человеком. Истинно верующим. И чувствую, как преображаюсь вместе с ним, обновляюсь и оживаю вместо того, чтобы просто заниматься своей обычной рутиной. И снова меня поражает это чувство узнавания. Только на этот раз оно не пугает, а словно согревающий бальзам заставляет почувствовать собственную кожу, каждый вдох и выдох. Я почти забываю снимать, но когда возвращаюсь к работе, знаю, что это просто прикрытие. Часть меня возмущена. Эта жадная часть чувствует, что этот личный момент — то, что Финн Мэннус позволил увидеть только мне. Но потом я прихожу в себя. Это просто работа. И теперь она официально завершена.