Белль пожала плечами. – Вилльнёв? Маленькая деревушка, самая обычная. Площадь, рынок, фонтан, всё как в других. В церкви небольшая библиотека. У нас очень тихо. И мило. Она говорила, и сама удивлялась, почему вдруг начала хвалить Вилльнёв – и немного скучать по нему. Когда она жила там, ей, наоборот, не терпелось уехать. – Все друг друга знают. Иногда это хорошо... иногда не очень, – с усмешкой добавила она. – А люди? Какие они? – Ну, падре Робер – наш пастор и библиотекарь. Еще там живет мой отец. Его зовут Морис. Он делает самые красивые в мире музыкальные шкатулки. Он очень умный. И у него настоящая душа художника. – Белль улыбнулась. – А еще он добрый. Очень добрый... Сердце Белль заныло, как бывало всякий раз, когда она говорила об отце или просто вспоминала его. Слезы подступили к глазам. Она отвернулась и тяжело вздохнула. Чип заметил ее грусть. – Скучаешь по нему? – Очень... – Мне так жаль, Белль. – Мне тоже, Чип. – Сдержав слезы, она сменила тему: – А еще у нас живет продавец цветов. У него всегда самые красивые букеты в округе! Торговка рыбой, которая за словом в карман не полезет. Булочник, зеленщик и... Гастон. Белль поморщилась. – А это кто? – спросил Чип. – Божий дар всем женщинам. – На самом деле? – Ну, он так считает. – Похоже, по нему ты не слишком скучаешь. – Вообще не скучаю. А, кое–кого я забыла упомянуть! Агату! – Кто это? – Самый храбрый человек на Земле. – А что она делала? – Чип распахнул глаза. – Сражалась с пиратами? Ловила грабителей? – Я расскажу тебе, а потом мы выключим свет. Договорились? – Договорились! – У нас в Вилльнёве был сосед. Его звали Реми, – начала Белль. – Его сынишка умер от воспаления легких, когда я была совсем еще маленькой. Реми от горя чуть не сошел с ума. Он почти ничего не ел, высох, как скелет, не мылся, не стригся и в конце концов стал похож на дикое животное. – Страшно! – И никого к себе не подпускал, рычал на соседей и друзей, когда они подходили к нему слишком близко. Жена от него ушла. Родители не смогли жить рядом. Постепенно все жители деревни от него отвернулись. И только Агата не сдавалась. – Кто же она такая? – Просто нищенка, все в деревне знали ее. Однажды в воскресный день жители, как обычно, пришли на базар, чтобы заодно обменяться новостями. Речь зашла о Реми. Многие отзывались о нем плохо, и Агата не выдержала. Она редко с кем–то заговаривала, но в тот день ее словно прорвало. «Реми всегда был добр ко мне! – сказала она. – Он делился едой, предлагал ночлег. Пойду и поговорю с ним». Все принялись ее отговаривать. «Он непредсказуем!» – сказал мэр. «Он дикий зверь!» – сказал булочник. «Глупая, он накинется на тебя! – сказал Гастон. – Просто пристрелить его, да и дело с концом!» И знаешь, что она им ответила? – Что? – «Любовь не для трусливых». Чип понимающе кивнул. – Агата попросила немного хлеба и сыра в лавке, – продолжила Белль, – и пошла к дому Реми. Я побежала за ней до калитки и увидела, как она зашла во двор. Реми увидел ее, схватил вилы и заорал: «Вон! Пошла вон!» Я ужасно испугалась. – И что ты сделала, Белль? – Начала умолять ее уйти, но она не обратила на меня никакого внимания. Она подошла к Реми и стала что–то тихо ему говорить. Я не слышала, что именно, но видела, как он потихоньку успокаивается. А потом Реми бросил вилы на землю и зарыдал. «Мой сын! – стонал он. – Мой маленький мальчик! Смерть забрала его!» Ноги не держали его, и он повалился наземь. Агата присела рядом, отдала ему хлеб и сыр и сказала: «Послушай меня, Реми. Смерть побеждает, только если ты сам ей позволяешь». А Реми все плакал. «Как же можно одолеть смерть? – спросил он. – Я не могу даровать жизнь. Я не Господь Бог». Агата рассмеялась. «Жизнь, – сказала она, – слишком хрупкая штука. Она всегда имеет предел. Но любовь... любовь длится вечно». Реми опять зарыдал, как ребенок. Но с того самого дня он постепенно вернулся к нам. Любовь вернула его к жизни. Чип немного помолчал. – Ты права, – наконец сказал он. – Агата – очень смелая женщина. – Да... – Она наклонилась и поцеловала его. – А теперь спать. Спокойной ночи, Чип. Она уже почти закрыла дверцу буфета, как тоненький голос снова позвал ее. – Белль! – Что такое, Чип? Мы же договорились! – Он совсем как Реми. – Кто? – Наш хозяин. Он такой, потому что тоже страдает. Белль поразилась детской догадливости. – Хочешь, скажу кое–что? – спросила она. Чип кивнул. – Тебе бы понравилась Агата. Очень. И ты бы ей тоже понравился. Чип улыбнулся и закрыл глаза. Белль прикрыла дверцу буфета, задула свечку и вышла из кухни. Накатавшись на коньках, она чувствовала усталость, и ей не терпелось добраться до кровати. Девушка направилась через главный холл к лестнице. Ночью замок всегда казался ей еще более мрачным и заброшенным. Она знала, что из главного холла многочисленные коридоры вели к другим комнатам, и побывала в некоторых из них. Где–то на столиках лежали приглашения, подписанные и скрепленные печатью, но так и не отправленные. Где–то в массивных буфетах покоились серебряные приборы и фарфоровая посуда для званых обедов, которые все не могли состояться. В гардеробных Белль видела великолепные наряды, в детской – лошадку–качалку с маленьким кожаным седлом, игрушечный лук и колчан со стрелами. Печальное запустение царило в замке. А сегодня Белль показалось, что и без того тяжелый воздух в пустых помещениях еще более сгустился. «В таком месте пригодилось бы мужество Агаты», – подумала Белль. Она вспомнила взгляд Реми, когда Агата приблизилась к нему. Она вспомнила боль в его глазах. Такую же боль она видела и в глазах Чудовища. Тому удавалось скрывать ее лучше, чем Реми, но были моменты, когда она прорывалась наружу. Захочет ли он когда-нибудь поговорить об этом? Ей все еще не терпелось узнать, почему она здесь, познакомиться с ним ближе, но каждый раз Белль вздрагивала, когда вспоминала, к чему привело ее желание – его ярость в Западном крыле, стая диких волков в лесу, бешеная скачка сквозь заснеженную чащу, холод и страх... С той ужасной ночи они много времени провели вместе. Он сделал ей восхитительный подарок – библиотеку. Они катались на коньках. Может быть, узнали друг друга чуточку лучше. Может быть, чуть больше стали доверять друг другу. Но хватит ли ему этих крох доверия, чтобы открыть перед ней тайны своего прошлого? Есть ли хоть малейший шанс, что это когда–нибудь случится? Белль не знала. Она поднималась по лестнице в свою спальню и думала, а есть ли у нее столько же смелости, сколько у Агаты? ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Белль взбила подушку. Она помяла ее, перевернула и снова встряхнула, пока, наконец, не улеглась. Но все было бесполезно: сон не шел. Зевая, Белль повернулась на бок и уставилась в окно на противоположной стене. Тяжелые портьеры были распахнуты, и в темном небе виднелась далекая луна. «Интересно, ей так же одиноко, как и мне?» – подумала Белль. Она знала, чем вызвана ее грусть. Рассказывая Чипу о Вилльнёве, она вспомнила их всех: Агату, падре Робера, любимого отца. Белль гнала мысли об отце прочь – они причиняли слишком сильную боль. Но сегодня, как бы она ни старалась, воспоминания об их счастливой жизни захлестнули ее. Она дорожила ими, ведь только в них она и отец снова были вместе. Но как же мучительны были эти мысли! Они напомнили ей о том, что сердце и разум отказывались принять: ей никогда больше не суждено увидеть отца. Белль заключила сделку, темную, ужасную сделку, и должна сдержать слово. И все лишь потому, что отец сорвал розу. Одну–единственную розу. Для нее. – Почему я не попросила ромашку! Или гвоздику, – скорбно шептала она, глядя бессонными глазами в потолок. – Тогда ничего этого не было бы... Тот день стоял у нее перед глазами, словно это было вчера. Отец уехал на рынок в соседнюю деревню продавать музыкальные шкатулки. Каждая из них была уникальна – сделана в форме замка, собора или дворца, и над каждой он трудился часами. Белль вспоминала, как кропотливо, под лупой, он наносил кисточкой позолоту на башенки миниатюрного Версаля или выкладывал крохотными цветными стеклышками витражи в окнах собора Нотр-Дам. «Что привезти тебе в подарок?» – спросил он тогда Белль, запрягая в повозку Филиппа. «Розу, папа», – ответила она в полной уверенности, что на дорогие подарки у него не хватит денег. Она развешивала выстиранное белье, когда вернулся Филипп – один, без повозки и без отца. «Отвези меня к нему!» – велела она коню, а в голове крутились ужасные мысли: может быть, с отцом случилось несчастье или его ограбили? Филипп привез ее в старинный замок в глухом лесу. Она спешилась перед входом в главную башню и окликнула хозяина. Никто не ответил. Тогда, набравшись смелости, она вошла внутрь и принялась звать отца. Вскоре она нашла его, заточенного в темнице. «Папа!» – бросилась к нему девушка, просунув руки сквозь прутья решетки. «Белль? Как ты нашла меня? – Он схватил ее за руки. – Скорее уходи отсюда! Этот замок живой! Беги, пока он не нашел тебя!» Но она не успела – в тот самый момент он и появился. Чудовище. Яростный и рычащий. Поначалу Белль испугалась, но любовь к отцу поборола страх. Она потребовала, чтобы Чудовище отпустил его, предложив взамен себя. Мысль о том, что отец останется в этой темнице, была невыносима. Чудовище согласился и освободил Мориса. Белль видела его тогда в последний раз. Сколько она думала об отце, волновалась, тосковала! Всю жизнь они были вместе, а теперь? Кто присмотрит за ним? Кто сварит утром такой кофе, какой он любит? Кто проследит, чтобы он обмотал шею теплым шарфом в непогоду? Глаза ее вновь наполнились слезами, как тогда, когда она рассказывала Чипу о жизни в Вилльнёве. Отчаявшись прогнать эти воспоминания, Белль откинула одеяло и встала. Надев шерстяное домашнее платье, она подошла к окну. Кружевные морозные узоры расписали стекла. Белый снег, устилающий пушистым ковром землю, мерцал в лунном свете. Белль смотрела на мелькающие снежинки, в этот момент большие старинные часы внизу начали бить, и их гулкие удары похоронным эхом разносились по всему замку. – Полночь, – прошептала Белль с последним ударом. – Надо хоть немного поспать. Она глянула на кровать, но без особой надежды – ей было ясно, что уснуть не удастся. Дома, в деревне, когда бессонница одолевала ее, отец всегда приносил ей чашку теплого молока и читал книгу, пока сам не засыпал в кресле. «Чашка молока будет кстати, – подумала она. – И хорошая книжка». Белль зажгла свечку от уголька из камина и вышла из комнаты. Она старалась ступать тихо, чтобы никого не разбудить. Угли в камине на кухне еще тлели. В котелке, подвешенном над ними, медленно упаривалась овсянка. На деревянном столе стояла большая бадья с опарой для хлеба, накрытая полотенцем. Корзины с яблоками, грушами и айвой для пирогов и компотов выстроились в ряд на полу. Белль любила уютную кухню, после библиотеки это было второе ее любимое место в замке. Плита Кюизиньер сладко посапывал. Белль не хотела будить его, поэтому погрела молоко в маленьком котелке над углями. Осторожно, чтобы не разбудить миссис Поттс и Чипа, она достала из буфета кружку, налила молоко и добавила ложку меда. Потом помыла котелок и с чашкой в одной руке и свечкой в другой отправилась в библиотеку. Там было темно и холодно, но возле камина лежали дрова и щепки для розжига. Белль развела огонь в камине, пододвинула кресло – получился уютный уголок для чтения. – Не хватает только книги, – шепнула Белль. Мысль о «Стране Грез» мелькнула у нее в голове, но она не знала, который там час. Если время в книге совпадает с реальным, было бы неприлично стучаться в дом графини в полночь. Белль шла вдоль ряда книжных шкафов и чуть не наступила на открытую книжку, лежавшую на полу. Она подняла ее: «Всеобщая история пиратства» – значилось на обложке. Рядом лежали «Сказки Шарля Перро» и томик басен Эзопа. – Ах, Чип, – покачала головой Белль. Как и все дети, он отлично разбрасывал вещи, но вот вернуть их на место было для него куда более сложным делом. Белль поставила книгу про пиратов и сказки Перро на полку и подняла с пола басни. На обложке был нарисован лев, поднявший окровавленную лапу, а рядом с ним – человек, протянувший руку к страдающему животному. Белль завороженно смотрела на обложку. – Андрокл, – пробормотала она. История о том, как сбежавший раб помог раненому льву, была одной из ее самых любимых. Отец часто читал ей эту басню. Она рассматривала картинку – Андрокл смело глядел на огромного льва, а в глазах зверя читалась невыразимая боль. И ей вспомнились слова Чипа: «Он такой, потому что тоже страдает». – Совсем как этот лев, – прошептала она. – Чип, ты гений.