– С кем-то обсуждала, куда собираешься? – Нет. – Дим, – горячо сказала Надя, – это явно не вор был. У него в глазах что-то… прямо совсем безумное. – Как он сюда добрался? Как попал во двор? Вошел в дом? Аким Ильич с готовностью доложил: – Пришел, вероятно, пешком – следов шин я не видел. Калитка была закрыта; на счастье, Васька мне ключ оставил. Дверь в дом тоже заперта, поэтому я сразу окно разбил, чтоб время не терять. Взглянул остро на Люсю, добавил: – Но если всего ущерба – пара синяков да окно разбитое, полиция дело возбуждать точно не станет. – Да и не нужно никакого дела, – фыркнула та. – Подумаешь, окно! А синяк заживет. Но Ваське я устрою! – Это точно был не он? – Господи, нет, конечно! Он худее в два раза. Ниже. И глаза у него голубые. – А нападавший? Надя с готовностью ответила: – Рост примерно метр восемьдесят пять. Плотный, но не толстый. Физически крепкий. Глаза карие. И такой, знаешь, хищный. На рысь похож. – Скорей, на шакала, – проворчал Аким Ильич. – На девушек беззащитных нападать! Но Люся Митрофанову поддержала: – Во-во. Мне тоже показалось: настоящий зверь. Опасный. Двигался плавно, и в лице такое… ему явно хотелось: не просто убить. Поиграться прежде. Помучить. – Да вор это был! – не согласился Аким Ильич. – У нас давно озоруют! Но Надя решительно помотала головой. Никакой не вор. Кошелек, золотые сережки, колечко – интересовали их мучителя в последнюю очередь. * * * А вот это могло быть серьезно. Савельев Полуянова знал давно и пусть посмеивался над «сыщиком-любителем», признавал: разум у парня имеется. И голова холодная. Для красного словца сгущать краски не будет. Надя тоже – девушка адекватная, не истеричка. Но сейчас они оба выглядели неприкрыто испуганными. Дима, хотя прежде никогда не показывал на людях своих чувств, не убирал руки с Надиного плеча. Она жалась к нему. На вторжение случайного бомжа действительно походило мало. Балаклава, перчатки – ладно, но не станет мелкий воришка надевать поверх одежды хирургический костюм, а обувь прятать под бахилами. – Опиши, пожалуйста, еще раз, как он выглядел. Во всех деталях, – попросил Надю Савельев. – Ну…высокий, крепкий. Глаза карие. – Разрез? – Обычный. Не восточный, в смысле. – Сколько лет ему? – Не поняла. Но, по-моему, молодой. Тридцать, может, и двадцать пять. Хотя вокруг глаз морщинки. Только мне показалось: не от возраста. – А от чего? – Ну, он такой… явно не офисный клерк. Продубленный. Лицо обветренное. И двигался быстро, бесшумно. Как охотник. – Цвет волос? – Он в балаклаве был. Только глаза запомнила. И этот нож ужасный, – всхлипнула Надя. Дима еще крепче сжал ее руку, и Савельев машинально отметил: он впервые видит бравого журналиста настолько беспомощным и уязвимым. – Нож описать сможешь? – Да я не разбираюсь в этом. Запомнила только, что там бороздка была. Для крови, – вздрогнула она. Местные полицейские выездом на происшествие так и не озаботились, но Полуянов, пусть в сыскном деле дилетант, постарался собрать максимум информации. Предоставил Савельеву фотографии. Замки на калитке и входной двери – оба визуально без повреждений, вероятно, вскрывали отмычкой. Следы на снегу – тип обуви из-за бахил определить невозможно, размер – сорок третий российский. Как нападавший попал в поселок – Дмитрий тоже предположительно выяснил: – Я девчонок дома оставил, под присмотром соседа, а сам по улицам пробежался. Снег, очень удачно, шел весь вечер, а к ночи кончился. Так что без проблем удалось понять, куда он побежал. В двух кварталах дом недостроенный. Следы туда вели. Ворота не заперты, рядом проволока валялась – видно, обычно на нее закрывали, но преступнику было не до этого. Там у него машина стояла. Вот рисунок протектора. – По виду: легковушка. Обычная, не джип, – пробормотал Савельев. – Я попросил Акима Ильича обзвонить соседей. Старуха из дома на въезде в поселок сказала: вроде видела незнакомую иномарку. Причем и позавчера, и накануне. Серую. Номеров, конечно, не запомнила, в марках-моделях тоже не разбирается. Но, судя по ее описанию, «Рено» седан. Если машина его, похоже, заранее знал, что они там будут одни! И готовился! – нервно хрустнул пальцами Полуянов. – Откуда мог узнать? – спросил полковник. – Люся клянется: вообще никому не говорила. Ни матери, ни знакомым. Только этот ее Василий был в курсе. Мы с Надей тоже ни с кем не обсуждали. Она спонтанно собралась, а я, дурак, отпустил. Конечно, следовало разобраться пристальнее, кто есть эта Люся. И что за человек хозяин дачи. Но Савельеву сразу на ум нечто иное пришло. Он взглянул на Митрофанову, спросил: – Ты когда последний раз ела? Та слабо улыбнулась: – Вчера. Вечером. Когда Люську блинами кормила. – А сейчас полдень. Взглянул с укоризной на Полуянова: – Ты о чем думаешь? – Так утром мне кусок в горло не лез, – начала оправдываться Надя, – а Дима торопил, что к вам надо быстрей. Вот мы сразу и поехали! – Вот что, девушка. Отправляйся немедленно в нашу столовую. Выпечка там отменная – знаю, ты любишь. А ты, – взглянул на Полуянова, – задержись. Надя, видно, реально проголодалась – сразу вскочила, спросила: – Меня пустят? – Пустят, пустят. И едва Митрофанова вышла, внимательно посмотрел на журналиста: – Дима. А не в тебя ли целились? Полуянов скрипнул зубами: – Не исключаю. Только не понимаю: кто? И почему сейчас? – Сейчас – потому что любимая женщина ждет от тебя ребенка. И ты, наконец, стал уязвим. Кто может желать тебе зла? – Да многим я успел насолить, – скривился Дима. – Кормушки из-за меня теряли, хлебные должности. Двоих посадили – один вышел, про второго не знаю. Но это все было давно. Я на котиках с енотами второй год. Да и как ты себе представляешь – они много лет копят ненависть… следят за мной, моей семьей. Дожидаются, пока Надя забеременеет и только тогда выходят на охоту? Но зачем так долго ждать?! Хотели бы – давно отомстили. – Может, именно беременность – ключевой момент? Ты вроде однажды писал об этом…