Хотел как лучше, а получил кучу геморроя. Стекло в доме выбили. От самой Люськи – крики-визги. Да еще выяснилось: она с собой подружку потащила, тоже беременную. И мужик той к нему явился с претензиями. Форменный допрос устроил: кто знал, кто мог? Василий мог бы надоедалу просто послать, но тот угрожать начал: мол, связи у него, дам делу официальный ход. А какой-такой ход, если обе девчонки целы-здоровы? Решил: зачем наживать на пустом месте врагов? Согласился с мужиком поговорить. Бесконечно заверял: помощь Люське предложил просто по душевной доброте. Никому про двух беременных на своей даче не говорил (да про вторую и не знал ничего). Но въедливый не отстает: – Как вы познакомились с Люсей? – Это здесь причем? – разозлился Василий. И услышал в ответ безумную теорию: в России, возможно, маньяк объявился, который за беременными охотится. – Вы, что ли, из полиции? – растерялся он. – Нет. Я журналист. Именно журналист, а не блогер. Дмитрий Полуянов, «Молодежные вести». – Никаких интервью я давать не буду. – Не нужно мне интервью. Я сам, наоборот, кое-что расскажу. А вы подумайте. И огорошил. Про громкое убийство в новогоднюю ночь Василий, разумеется, слышал. Но про погибшую женщину в Брянской области знать не знал. Что к Люсе явился не обычный вор, но маньяк, тем более даже подумать не мог. А собеседник давит: – Обе жертвы погибли практически в одном стиле. Уединенное место, многочисленные ножевые ранения. И никаких следов посторонней ДНК. А вот теперь сопоставьте. У человека, который ворвался в ваш дом, в руках был охотничий нож. Одет в хирургический костюм, поверх обуви бахилы, руки в перчатках. Похоже это на заурядного дачного вора? Плюс нападавший, похоже, знал: Люся дома одна. Никто не придет ей на помощь. – Это официальная версия? Или вы сами придумали? – растерялся Василий. Журналист слегка смутился. Неохотно признал: – Официально расследование в этом направлении пока не ведется. По делу первой женщины был арестован ее знакомый. В убийстве москвички обвиняют сожителя. Но оба они клянутся: не убивали. И прямых доказательств против них тоже нет. Взглянул почти жалобно: – Я ни в чем вас не обвиняю. И жизнь портить не собираюсь. Просто прошу мне помочь найти зацепку. Моя… подруга – Надя, которая с Люсей была – она ведь тоже беременна. – Чем я-то помочь могу?! – Кто все-таки мог знать, что Люся у вас на даче? В глуши, совсем без защиты? – Да никому я не говорил! Она позвонила, начала жаловаться, что с матерью опять пособачилась. На жалость стала бить: дома невозможно, куда идти – не знаю. Ну, я и предложил – от чистого сердца. – Мог кто-то слышать ваш разговор? – Я за рулем был. Один. – А как вы ей ключи передали? – На следующее утро ко мне в офис подъехала и забрала. – А офис у вас?.. – Просто комната в бизнес-центре. Секретаря и штата нет. – И вы никому не говорили, что Люся у вас на даче? – Господи, нет! Да кому это интересно?! – Но призадумался. И проговорил неуверенно: – Люся мне сказала: собирается много гулять. Может, этот… ее выследил, когда она по поселку бродила? – Гуляли они вместе с Надей. И тогда бы логично прежде всего обеих обездвижить. А преступник связал только Люсю. Дал тем самым подруге возможность и время соседа на помощь позвать. Нет, у меня четкое ощущение: он не знал, что они вдвоем. Считал своей целью одну Люсю. И определил ее заранее. – Я точно никому не говорил, что она у меня на даче, – твердо сказал Василий. Полуянов взглянул проницательно, кивнул: – Верю. Но давайте вместе подумаем. Если моя теория верна… и к ней явился тот самый… по какому принципу он жертв выбирал? Что погибших и Люсю могло связывать? Кроме беременности? – Но почему вы именно два этих дела в одно объединяете? Что, за это время других беременных в России не убивали? – Убивали. Из ревности. Дома. В пылу ссоры. На улице с целью ограбления. А здесь совсем другая картина. И жертвы чем-то похожи. Молодые. Милые. Все три не замужем. Женщина из Борового – из неблагополучной семьи, ребенок неизвестно от кого. Москвичка – проживала с судимым. Пьющим. Люсе тоже опереться особо не на кого. Василий поневоле начал втягиваться в чужое расследование. Предположил: – Может, они в какую-то социальную службу обращались? – А Люся обращалась? – тут же прицепился журналист. – Вроде на каком-то учете состояла. Еще за старые подвиги. На мотоцикле гоняла выпивши и без прав. Но там не помогают, только морали читают и нервы портят. Люська жаловалась. Уж им бы она в последнюю очередь стала докладывать, что я ей на свою дачу предложил поехать. Полуянов в азарте предложил: – А давайте в другом направлении попробуем. Эта ваша сеть… когда беременные что-то распространяют… она в Москве вообще развита? – По маслам – мое авторское ноу-хау, – похвастался Василий. – Я сначала привлекал йога-инструкторов, массажисток, маникюрш. Потом на маркет-плейсы вышел. А в этом году решил попробовать женские консультации подключить. Но оказалось не особо эффективно. Чтоб человек активно сетевой маркетинг развивал, нужен обширный круг знакомых. А беременные – они в своей раковине. Ни с кем особо не общаются, инфекций боятся. – У погибшей москвички вроде бы в последние месяцы появились доходы. Довольно существенные. Тысяч сто в месяц, по моей оценке. – На маслах такие деньжищи не заработать, – авторитетно сказал Василий, – тем более, когда ты на начальном уровне. – А на чем можно? – Знал бы – сам зарабатывал, – усмехнулся тот. – Но раз вы решили привлекать в свою розничную сеть беременных, значит, и еще кто-то мог додуматься? – Да дурацкая эта идея, ненадежные они люди. – Но вдруг задумался. Сказал неуверенно: —Хотя Люська мне говорила, да… К ней подходил однажды мужик. Тоже возле женской консультации. Предлагал подработку с достойной оплатой. Она вечно без денег, сперва загорелась. Но когда узнала, что делать нужно, – послала его. – А что было нужно?! – Она отказалась, значит, и говорить не о чем. Журналист сурово сдвинул брови, и Василий вздохнул: – Ох, дурак я, что вообще сказал! Теперь не отцепитесь. Ладно. Только узнали не от меня, иначе взовьется, и без того злится. «Закладки» оставлять ей предлагали. С наркотой. Беременность, я так понимаю, для этого дела неплохое прикрытие. Мы когда познакомились, – усмехнулся, – она на меня первым делом и наехала: «Ты, что ли, тоже драгдилер?» Пришлось доказывать, что не верблюд. – Ничего себе! – заинтересовался журналист. – А когда это было? – Мы с Люсей месяца три работаем. Значит, примерно осенью. В сентябре – октябре. – Она не рассказывала, как этот человек выглядел? Еще что-то о нем? – Да нет. Сказала только: «Типа тебя. Тоже деловой, на иномарке подкатил. Думал: раз беременная – значит, дура совсем». У журналиста загорелись глаза: – Но кто-то мог и согласиться! – Мог, – кивнул Василий. – Беременным материально тяжело. А на закладках, несомненно, заработаешь больше, чем на маслах. Правда, и рискуешь очень многим. * * * Надя с Люсей больше на прогулки не ходили. Полуянов категорически настаивал: если без него, то только до ближайшего магазина и в светлое время суток. Митрофанова ворчала, обзывала сердечного друга перестраховщиком, но в целом почти радовалась: раз беспокоится – значит, она ему действительно дорога. Всегда бойкая Люся после нападения на даче расхворалась. Малыш в животе скачет, как сумасшедший, у самой давление сто сорок, ноги отекли. Черемисина настаивала: надо в больницу, и там ждать родов. Но Люське медицинские учреждения еще хуже, чем тирания мамочки, поэтому от госпитализации написала решительный отказ. Обещала, что честно будет дома лежать. Наде Черемисина после пережитого стресса тоже продлила больничный. Так что она – как требовал Дима, в светлое время суток – перебиралась в Люсину квартиру (пешком всего два квартала) и подругу с удовольствием опекала. Люсина маман (хотя родная дочка описывала ее истинным монстром) к Митрофановой благоволила и вообще оказалась довольно милой. – Ты подлиза, – ворчала Люська, – специально с ней говоришь про всяких Верди-шмерди, Достоевских-хреневских! Надя защищалась: – Но я действительно очень люблю «Травиату»! И «Подростка» целых три раза читала!