– Когда мы потеряли ферму, я отправился на поиски работы. Но я мало что умел, потому и работы для меня не было, хотя я готов был учиться и выкладываться по полной. Но мне отказывали, давали от ворот поворот, снова и снова. Однажды мне надоело ходить, просить и умолять, и я готов был вернуться к братьям и предложить им пересечь равнины и попытаться найти работу в Городе. Папаша всегда говорил, что Город – неподходящее место для приличного человека, но мы уже жили как бездомные псы, спали под открытым небом, выпрашивали у добросердечных соседей объедки. И когда я уже принял решение сказать братьям, что мы идем в Город, по плечу меня похлопал какой-то мужчина. Он сказал, что слышал, будто я ищу работу, и что у него есть кое-что для меня. Ох, мисс Алиса, тот парень выглядел слишком добрым, чтобы это было правдой, и то, что он предлагал, было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но тогда я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думал, что он – посланный небесами ангел, хотя трудно, пожалуй, встретить кого-то, похожего на ангела меньше, чем он. Он был высок и худ, хотя горбился и оттого казался ниже ростом. И лицо, и тело его были длинными и костлявыми. Одевался он, как лорд, в шелка и бархат, а в одной руке держал мешок с золотом – мешок с золотом для меня, если я только соглашусь на то, что он просит. Мне следовало бы развернуться и убежать от него, как только я увидел его руки. Неправильные, чудовищные руки, с пальцами вдвое длиннее положенного. Длинные пальцы тянутся к ее волосам, почти касаясь их. – Гоблин, – выдохнула Алиса, сама того не ожидая. – Значит, и вы его знаете, – сказал Судак. – Я не удивлен, хотя удивительно то, что он не запихнул вас в мешок и не отнес Королеве. Ему как раз такие и нравятся, девушки с золотистыми волосами, пускай у вас они и короткие. Алиса не стала спрашивать, что делает гоблин с другими, теми, кто ему «нравится». В Городе она вдоволь насмотрелась на то, что люди – и монстры – делают с похищенными девушками. – В любом случае, – продолжил Судак, – тогда он замаскировался, хотя рук спрятать не смог, и неважно, сколько чар она наложила на него. Он предложил мне золото и дом, чтобы жить здесь, в лесу, и любую еду, какую пожелаем мы с братьями. – И что же вы должны были делать? – спросила Алиса. – Патрулировать лес, следить, чтобы никто не браконьерствовал, не охотился на стада белых оленей Королевы. Дело казалось довольно простым. Охотятся тут редко, а белых оленей видят еще реже. Я сам в свое время убил пару обычных оленей, когда они забрели к нам на ферму. Здорово мы тогда наелись. – Судак умолк, погрузившись в приятные воспоминания. Наверное, он видел, как сидит за столом вместе с братьями, на столе стоит блюдо с жареным мясом, а руки и зубы мальчиков снова нормальных размеров. Не хотелось Алисе прерывать эти воспоминания, отчасти из вежливости, а отчасти потому, что ей казалось: она знает, чем закончится эта история. «Как это печально, когда одна маленькая ошибка раз и навсегда меняет чье-то будущее», – подумала она и тут же поняла, что слова эти вполне можно отнести и к ней самой. Сделай она другой выбор, реши остаться дома, как хорошая девочка, не последуй за Дор туда, куда ей идти не стоило, – и жизнь ее была бы совершенно другой. Сейчас она могла бы быть замужем за кем-нибудь респектабельным и правильным, за кем-то, чьи глаза никогда не сверкают по-волчьи. За тем, при виде кого сердце ее не колотится, а кровь не струится быстрее. Она могла бы жить на чистенькой улочке, среди цветущих вишен, там, где в саду играют златокудрые дети, превращающие цветы в бабочек и пугающие свою мамочку. – Как вы можете догадаться, мисс Алиса, – рокочущий голос Судака вернул ее в настоящее, – я взял золото гоблина и пообещал не подпускать браконьеров к королевским стадам белых оленей. Мы с братьями поселились в лесной хижине и некоторое время жили спокойно и счастливо. Да, спокойно и счастливо, пока Треска не увидел как-то белого оленя, пьющего из сбегающего с горы ручья. Треска просто гулял, не охотился, не делал ничего особенного – и увидел вожака стада. Он рассказывал нам потом, что шкура оленя сияла, как зимняя луна, и что олень смотрел на него без страха, как не смотрит на человека ни один зверь. С того дня Треска не говорил ни о чем другом, только об этом олене, о том, что он насквозь пропитан чарами и что любой, отведавший мяса этого оленя, получит его силу. Никогда прежде он не рассуждал о чарах, о волшебстве и магии, и его слова пугали нас. Ничто из того, что говорили или делали мы с Окунем, не могло отвлечь его от навязчивой идеи насчет оленя. В своей одержимости он начал чахнуть, не желая никакой еды, кроме мяса белого оленя, и никакого питья, кроме его же крови. И все же мы думали, что безумие его пройдет. Понимаете, мисс Алиса, иного мы и не представляли, потому что никто из нас никогда не сталкивался с настоящим волшебством. Из нас троих Треска оставался единственным, встречавшим хоть кого-то из стада. Я бродил по лесам от рассвета до заката и не видел белых оленей, кроме разве что клочков их белой шерсти на деревьях. Так что мы полагали, что он забудет о нем, поскольку ну кто мог подумать, что проклятьем ему суждено увидеть такого оленя дважды? Однажды ночью, когда мы с Окунем храпели на наших матрасах, Треска встал и ушел в лес. Я и не представлял, что он на это способен, потому что вот уже семь дней у него и крошки во рту не было, а воду мы в него вливали насильно. Мы не ожидали, что одержимость вдохнет в него силы, что страсть погонит брата за оленем, чтобы заполнить наконец дыру в его сердце. Мы с Окунем проснулись, только когда Треска вернулся на рассвете. На плечах он нес тушу белого оленя. Руки и рот брата были в крови. «Что ты наделал?» – закричал я, но было уже слишком поздно. Появилась она, вместе со своим ужасным слугой, и вот что я вам скажу, мисс Алиса, они как будто бы ожидали, что это случится – или, хуже того, надеялись на это, хотя и не знаю, для чего им это было нужно – разве что для ее жестокого развлечения. Она прокляла Треску, превратив его в уродливого великана, за убийство оленя, и прокляла нас с Окунем за то, что мы не остановили брата. – Как-то это несправедливо, – заметила Алиса. – Вы же спали, когда он ушел, а до того предупреждали его много раз. – Да о справедливости и речи не шло. Просто Белая Королева хотела, чтобы в ее лесу было три великана – и позаботилась о том, чтобы заполучить их. – Тогда почему она не превратила, например, трех улиток в трех великанов, и дело с концом? Зачем все эти ухищрения? Впрочем, Алиса и так уже знала ответ. Почему любой волшебник творит такие вещи? Для собственного удовольствия – как тогда, когда Чеширский отправил их с Тесаком в свой лабиринт, или чтобы исполнить какой-нибудь древний и непонятный закон магии. А может, Королеве просто захотелось посмотреть, что будет, если она обманом заставит трех фермеров нарушить ее правила. – Самое худшее в этом проклятье даже не то, как мы выглядим, – продолжил Судак, указав на собственное тело. – Хуже всего жажда. Алиса слегка поежилась, и рука ее сама собой потянулась к ножу, который дала ей Бесс – давным-давно, еще в Городе. Ножа не было. Алиса запаниковала. Наверное, оружие выпало из кармана, когда Треска или Судак перевернули ее вверх тормашками. К счастью, она не потеряла мешок (и Бармаглота), но без ножа чувствовала себя уязвимой. Слишком часто этот маленький клинок защищал жизнь Алисы, а магия, которой она не умела пользоваться, едва ли выручит ее в опасной ситуации. Судак крякнул, и Алиса поняла, что он уже долго молчит, видимо, ожидая, что она спросит, о какой «жажде» идет речь. Но ведь не зря после его слов Алиса сразу вспомнила о своем ноже. Вспомнила потому, что не нуждалась в объяснениях Судака. В конце концов, Треска едва не сожрал ее. – Она никогда не проходит, – сказал Судак. – Неважно, сколько овец, или оленей, или рыбы я отправляю в желудок. Никогда я не чувствую себя по-настоящему сытым, если не съем несколько путников. Алиса бросила взгляд на ветви ближайшего дерева, прикидывая, сможет ли перепрыгнуть с плеча великана на сук так, чтобы не промахнуться и не шлепнуться на землю. Судак, правильно истолковав телодвижения Алисы, успокаивающе вскинул руку: – Но вам не нужно бояться меня, мисс Алиса, совсем не нужно. Ибо законы Белой Королевы гласят, что есть можно только злых и порочных – убийц, браконьеров, воров. А вы и ваш спутник были первыми людьми, которые вошли в деревню и заплатили за то, что взяли. Так что нам запрещено вас есть, и Треска это знает. Просто он не в силах удержаться, когда видит то, что хочет заполучить. Судак умолк, видимо понимая, что этого объяснения недостаточно для того, чтобы оправдать брата. – И Королева накажет вас всех, если кто-то из вас вновь нарушит ее законы, – сказала Алиса. – Треска говорит, что не знает, может ли она сделать хуже того, что уже сделала, но я уверен: уж что-нибудь да придумает. – В следующий раз она может убить вас. – Смерть была бы облегчением, мисс Алиса, правду вам говорю. Я живу уже около восьми сотен лет. И все это время я пытался бросаться с высоких скал, опускался на дно озера и даже перерезал себе глотку. Он показал на толстый рубец, которого Алиса до сих пор не замечала. Шрам, точно чудовищный горный кряж, тянулся от одной ключицы гиганта до другой. «Рана, верно, была ужасной, – подумала Алиса. – Или резал он свою плоть не единожды». – Я могу истечь кровью, могу переломать все кости, – продолжил Судак. – Она никогда не позволит мне – да и никому из нас – умереть, пока мы ей нужны. Гнев, молниеносный и горячий, разлился по венам Алисы. Эта Белая Королева ничем не отличалась от Гусеницы, Кролика или Чеширского. Все они использовали людей, чтобы поразвлечься. «И она наверняка волшебница, как и гоблин». Путь вел Алису к Королеве – как привел ее к Бармаглоту. Тесаку было видение о том, что он назвал «Потерянными», а Алисе приснился дворец, наполненный детскими криками. Да. Она отправится к Королеве. Отправится к Королеве и попытается освободить детей, и, возможно, ей удастся заодно освободить и Судака, и Окуня, и Треску. Хотя как это сделать, она не знала. У нее не осталось ни ножа, ни Тесака, а своей магией она не умела пользоваться. И все же Алиса знала, что должна попробовать. Попробовать найти Тесака, потом они попробуют найти Дженни, а потом, возможно, они попробуют найти покой и тихое местечко, где можно жить в мире и радости. – Судак, куда ты идешь? Мы уже вернулись на тропу? Вроде бы должны были уже вернуться, потому что, хотя Алиса и металась туда-сюда по лесу, едва ли она могла забежать так далеко, а шаги великана были гораздо шире ее собственных. Судак остановился, почесал затылок. – Ну, честно говоря, мисс Алиса, я шел по следу. Почуял запах вашего друга и подумал, что доставлю вас прямиком к нему, так сказать, с поклоном, но теперь… Он умолк, принюхался и покачал головой: – Я его потерял. – Он исчез? – встревожилась Алиса. – Нет, – медленно произнес Судак. – Скорее, его запах смешался с каким-то другим, но с каким именно, не могу сказать. – Что ж. – Алиса, несмотря на все уверения Судака, все еще немного чувствовала себя его обедом. – Я ценю все, что ты сделал – и пытался сделать – для меня. Возможно, тебе лучше оставить меня здесь. Уверена, теперь я смогу сама найти его. На самом деле Алиса не чувствовала никакой уверенности, но ей очень хотелось снова ходить своими ногами и быть самой себе хозяйкой. Кроме того, хотя Судак и казался добрым и, наверное, не съел бы ее, все равно не было никаких гарантий, что он не отдаст ее гоблину или Белой Королеве, если ему прикажут. Алиса знала, что ей придется встретиться с Королевой, но она собиралась встретиться с ней на равных – не будучи пленницей. – О, я не могу этого сделать, мисс Алиса, – сказал Судак. – Этот лес гораздо больше, чем вы думаете. Вы можете бродить тут часами – и не найти своего друга. Но я-то знаю все эти деревья наперечет. Я доставлю вас к нему, уж будьте уверены. «Вот оно как», – подумала Алиса. Она не в состоянии слезть с плеча Судака без посторонней помощи, а единственная помощь, которую он, похоже, готов ей оказывать, ее не устраивала. И все же она полагала, что может позволить ему помогать ей еще какое-то время. Рано или поздно он захочет вернуться к своим братьям – и тогда оставит ее в покое. Приходилось надеяться на это. Все равно все кругом казалось ей одинаковым. Алиса понятия не имела, как Судак отличает одну часть леса от другой. Вскоре легкое безостановочное покачивание убаюкало Алису. В кои-то веки ей ничего не снилось, и, пробудившись, она с удивлением обнаружила, что кругом темно, она больше не сидит на плече Судака, а свернулась калачиком у него на ладони. – Вы чуть не упали, мисс Алиса. Упали бы – разбились насмерть, – проговорил Судак. – Счастье, что я успел вас поймать. Никогда не видел, чтобы кто-то так крепко спал. – Я просто устала. – Алиса сладко потянулась. Наверное, ей следовало встревожиться, ведь она едва не погибла, но страха не было – она лишь чувствовала себя отдохнувшей. Алиса и не помнила, когда в последний раз спала без снов. Как же это, оказывается, прекрасно – просыпаться, не вырываясь из липкой хватки кошмара. – Где мы сейчас? – спросила Алиса. – Скоро лес кончится, и начнутся горы. В дне пути отсюда, у подножия горы, есть деревня. Но дальше я пойти не смогу, – сказал Судак. – Из-за Королевы? – спросила Алиса. – Нет, – ответил он, и что-то в его голосе насторожило Алису. – Мои братья зовут меня. Она пристально всматривалась в его лицо, пытаясь понять, подумывает ли он о том, чтобы все-таки съесть ее, но видела лишь блеск звезд, отраженный в огромных глазах великана.