– Я хотел отнести вас к вашему спутнику, но обошел весь лес, а его запаха нигде не встретил. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь исчезал вот так – никто не мог ускользнуть у меня из-под носа. – Ты же сам говорил, что этот лес куда больше, чем можно подумать. – Да, но это мой лес. Никто не знает этих деревьев так, как я: каждый корешок, каждый листик, каждую ветку. Будь он здесь, я бы нашел его. Значит, его здесь нет. Алиса покачала головой: – Ты не знаешь Тесака. Он… не такой, как другие люди. – Я же не о его манерах. Я о его запахе. Запах был – а потом пропал. Значит, если он не превратился во что-то другое, его тут нет. Алиса сочла разумным не возражать и тем паче не развивать мысль о том, что Тесак «превратился во что-то другое». Она ведь хотела, чтобы великан отпустил ее, и теперь, когда он наконец согласился, не стоит его задерживать, споря из-за Тесака. – Что ж, – весьма многозначительно произнесла Алиса, – я очень благодарна тебе, Судак, за все, что ты для меня сделал. Она замолчала, но Судак не опустил ее на землю, как она ожидала. Он словно бы впал в ступор, ничего не видя и не слыша. – Судак? – Мои братья зовут меня, – тихо и певуче произнес он, глядя в никуда. – Ночь жива, жив и я. «Что-то с этими лесами не так. Совсем не так». Алиса подумала, что она, должно быть, единственная, кто прошел через эту чащу, не угодив под ее влияние. Может, это потому, что она не находила ничего завораживающего в деревьях, нависающих над тобой, тянущих к тебе ветви, словно собираясь схватить тебя за горло. – Судак, теперь ты можешь отпустить меня, – очень тихо сказала Алиса. Она не хотела выводить великана из транса, но ее нежный голос, похоже, пробился сквозь туман, накрывший его сознание, и исполин опустил руку к земле. На миг Алисе показалось, что это земля поднимается навстречу ей и что ее ноги, коснувшись земли, не встретят опоры, а утонут, будто в зыбучем песке, и земля накроет ее с головой, затянет в свои глубины и никогда, никогда не отпустит. Пальцы Судака мягко стукнулись о землю, и Алиса сошла наконец на лесную подстилку, ощутив под башмаками твердую почву. Она поспешила отбросить воспоминания о странных видениях, в которых земля поглощала ее. «Ох, Алиса, не ты ли только что с гордостью думала, будто это место совсем не влияет на тебя?» Нет, нельзя позволять странным фантазиям овладевать собой. Реальный мир достаточно страшен и так, без ее воображения. Алиса осмотрелась и обнаружила, что Судак поставил ее практически у порога какой-то разрушенной каменной хижины. – Домик невелик, – сказал великан, – но у вас будет крыша над головой и четыре стены вокруг, а это убережет от большей части того, что можно встретить здесь. Алиса поблагодарила его еще раз. Судак кивнул – темная тень качнулась на фоне черного плаща ночи – и бесшумно растворился в лесу. «Ну вот, я опять здесь. Одна в лесу, в темноте, без Тесака, без ножа, без понятия, куда идти дальше». Она уныло уставилась на хибару. – Здесь, наверное, полно паразитов. Судак, несомненно, желал ей добра, но полуразрушенное строение едва ли можно было назвать домом. Однако единственным вариантом оставалась очередная ночь на ветке дерева, а Алисе хватило прошлого падения навстречу верной смерти. Ну что ж. С тревогой и уверенностью, что в хижине будет не просто неуютно, но и опасно, Алиса толкнула дверь. И растерянно заморгала. Ее встречали чисто вымытый пол, весело потрескивающий огонь в очаге и накрытый к обеду стол. Застыв в дверном проеме, она вдохнула запах жареного цыпленка с картошкой. Чуть попятившись, Алиса снова окинула взглядом домишко. Строение по-прежнему выглядело обветшалой и, очевидно, необитаемой хибарой из кое-как уложенных друг на друга камней. Дверь захлопнулась, скрывая дивное видение. «Лес пробрался в твой мозг, Алиса. Когда ты снова откроешь дверь, все будет именно так, как ты ожидала: ломаная мебель, пустой очаг, грязная подстилка, населенная мышами и мухами». Алиса зажмурилась, толкнула дверь, открыла глаза – и посмотрела снова. Огонь жадно пожирал дрова. В комнате витали ароматы курицы, картошки, свежего хлеба и еще чего-то… Алиса принюхалась, как Судак, как Тесак, как пес, почуявший что-то вкусненькое. Торт. Она двинулась к тарелкам, протянула к ним руки и внезапно почувствовала дикий, грызущий желудок голод. Она твердо знала: единственное, что может унять его, лежит сейчас под этими крышками. Пальцы ее ухватили и приподняли крышку – чуть-чуть, так что мелькнул лишь намек на нечто розовое, и голубое, и желтое: слои крема вдвое толще ее запястья… Крышка с грохотом упала на место. Только дурак не заметил бы, что хижина заколдована. Благодаря Судаку Алиса точно знала – здесь правит волшебница, та, что называет себя Королевой, держит на побегушках гоблина и по каким-то известным лишь ей причинам превращает людей в великанов-людоедов. И если эти чары наложила не Королева, значит, это сделало какое-то из ее созданий. Алиса с Тесаком однажды уже выскользнули из ее ловушки. Что, если Судак привел Алису сюда по приказу Королевы? Или он просто думал, что делает доброе дело, помогая Алисе найти убежище на ночь, и ничего не знал о наложенном на хижину заклятье? Так или иначе, это было неважно. Алиса не мышь, чтобы соблазниться кусочком сыра в мышеловке. В ее мешке полно еды. Она обойдется и без королевского торта! Не нужны ей и хрустящие белые простыни, и пуховое одеяло на стоящей в углу кровати. У Алисы есть свое (кусачее шерстяное) одеяло, и спала она в местах и похуже, чем чистый каменный пол. Пока она не воспользуется чужим гостеприимством, она в безопасности. Так ей казалось. Судак говорил о четырех стенах и крыше над головой – что ж, ими она и ограничится и прекрасно поспит у очага, к тому же уже разожженного. Хлеб из мешка совсем зачерствел. Алиса попыталась отнестись к этому черствому кусочку с большим энтузиазмом – как тогда, когда они с Тесаком вошли в булочную из кукольной деревеньки. Но ароматы жареного цыпленка, картошки и – да-да – торта (Алиса всегда слишком любила сладости) щекотали ей ноздри, буквально застревая в носу и не желая никуда уходить. «Не нужен тебе никакой торт. Именно из-за торта ты вляпалась в неприятности с Кроликом. Тогда ты была слишком мала, но теперь-то ты поумнела?» – Из того, что тут что-то есть и ты это что-то хочешь, вовсе не следует, будто ты должна это взять, – вслух сказала Алиса. Но голос ее прозвучал отнюдь не так громко и уверенно, как ей хотелось бы. Она глотнула тепловатой, отдающей затхлостью воды из маленького бурдюка, который извлекла из своего мешка. От этого в горле отчего-то пересохло больше прежнего, но Алиса решительно отвернулась от выставленных на столе яств. Она обошла хижину, задувая свечи, осторожно, стараясь ни к чему не прикасаться, чтобы не создать даже мимолетного впечатления, что она намерена воспользоваться тут хоть чем-то, кроме дров для огня. «А утром я соберу хворост, чтобы возместить убыток. И дело в шляпе». Она была совершенно уверена, что все это – дело рук Королевы. А еще была уверена в том, что эта Королева получает удовольствие от жестокости. И нет ничего хорошего в том, чтобы позволять такой особе поступать с ней так, как ей вздумается. Подумав немного о том, какой интерес может быть у Королевы к ней лично, Алиса решила, что сама она тут совсем ни при чем. Белая Королева просто следила за лесом. Алиса и Тесак вошли в него, выйдя невредимыми из деревни-ловушки. Вот Королева и заинтересовалась ими. (И гоблин тоже.) Нет, Алиса не собиралась думать о гоблине. Он пугал ее – почему, она и сама не знала. Она постелила себе перед очагом, сунула мешок под голову и поплотнее завернулась в одеяло. Алиса ни капельки не устала, ведь она так хорошо выспалась на ладони Судака. Но она лежала и смотрела на пляшущие на потолке тени, чтобы не слоняться по комнате и ненароком не сделать чего-нибудь неправильного – не съесть, например, то, что стоит на столе. Теперь, когда рядом – для разнообразия – не было ни великанов, ни гоблинов, ни непосредственной опасности, Алиса осознала кое-что поразительное. Она оказалась одна – по-настоящему, абсолютно одна – впервые за десять лет. Хотя вполне возможно, что и впервые за всю свою жизнь. Она не могла припомнить ни единого эпизода из детства, когда возле нее не было бы хоть одного человека – гувернантки, служанки, родителей, сестры, Дор… (Кролика, Моржа, Гусеницы, Чеширского.) (Гоблина в чаще.) (Тесака.) Комок подступил к горлу, и Алиса решительно повернулась на бок. Нет, она не станет плакать только потому, что Тесак ушел. Она уже не маленькая девочка… (…маленькая девочка, заблудившаяся в лесу…) …и просто должна найти его, и совсем ни к чему плакать об этом, совсем ни к чему плакать… (Тесак всегда был со мной. Всегда…) …потому что он убежал и бросил ее одну в чаще. Слезы потекли по щекам, по носу, и Алиса не вытирала их, ведь если бы она это сделала, пришлось бы признать, что она все-таки плачет. Она не будет думать ни о слезах, ни о Тесаке, ни о шорохах и поскрипываниях снаружи хижины. Не будет думать о том, что звук этот похож на шелест ползущих по крыше ветвей деревьев, которые наклонились и подбираются ближе, чтобы разбить стекла в окнах или забраться под свист ветра в щель под дверью. Завтра она найдет Тесака, и неважно, что там говорил Судак о том, что знает этот лес вдоль и поперек, но не почуял следов возлюбленного Алисы. (Да, возлюбленного, но это мой секрет.) Она найдет Тесака. Найдет, и точка. А потом они продолжат путь на Восток, в пустыню, чтобы закончить начатое – найти Дженни. Но между ними и Дженни стоит гора, а на вершине горы – Королева, и Королева не позволит, не захочет позволить им пройти, не заплатив. Алиса знала, что это так, поскольку еще не встречала волшебника, который не требовал бы с каждого встречного крови, золота или власти в обмен на их жизни. «Разбираться с неприятностями нужно по мере их поступления», – подумала она, разглядывая в огне очертания ершистого цветка, точно такого же, какой приметила в подлеске. Цветок превратился в звезду – сперва в одну, потом в две. Лучи звезды обернулись зубами, зубы – разинутой медвежьей пастью; затем пасть стала когтистой лапой, метнувшейся к ее лицу. Алиса чувствовала странную отстраненность от всего происходящего. Ну, выцарапают сейчас эти когти ей глаза. Ничего. Это не больно. – Алиса? Она тяжело приподнялась. Глаза отказывались открываться. (А может, их уже и не было вовсе, их же забрал медведь.) Ей показалось, что кто-то ее зовет. – Алиса? Тоненький голосок и тихий скрежет, точно кто-то царапает ногтями по стеклу.