Из стены справа от окна выступали днища вмурованных туда дубовых бочек, фальшивые, как и все здесь, за исключением бытовой техники, которая была суперсовременной лет пять — десять назад. Скороход взялся за массивный медный кран, торчавший из одной такой «бочки», и, потянув, открыл спрятанный внутри бар. — Будете? — предложил он, наклонив в сторону гостя горлышко квадратной бутылки с янтарным содержимым. — Не откажусь, — с готовностью ответил тот. — Глоток хорошего скотча — это именно то, что нам обоим необходимо в данный момент для восстановления душевного равновесия. Это ведь настоящий скотч? — спросил он, едва заметно выделив голосом слово «настоящий» и явно намекая на являющий собой грубую имитацию интерьер. — Не надо хамить, молодой человек, — проворчал Скороход, наливая на два пальца в низкие квадратные стаканы. — Валяйте, рассказывайте, каким ветром вас занесло в мой подъезд. Вам со льдом? — Благодарю вас, льда не требуется. Надо же хоть в чем-то оставаться русским человеком! — Очень патриотично, — хмыкнул Скороход, толчком подвигая к нему стакан. Класть лед в свое виски он тоже не стал. — Итак?.. — Итак, — смакуя первый микроскопический глоток, начал незнакомец, — по воле обстоятельств я оказался на мели — вернее, за бортом. Пытался заниматься то тем, то этим… Вы можете представить, — перебил он себя, — каково приходится человеку вроде меня, умеющему только хорошо стрелять и прошибать голой рукой кирпичные стены, когда перед ним оказывается закрыта дорога во все силовые ведомства и структуры? Волчий билет — вот как это называется. Только и остается, что прибиться к братве, а для этого, согласитесь, тоже нужны кое-какие связи и знакомства. То есть знакомых-то у меня в этой среде предостаточно, но все они были бы до смерти рады прибить мою шкуру к стене у себя над диваном. Вот такими, — он показал какими, — гвоздями… Словом, совершенно случайно я прибился к этой компании гастролеров. Им как раз требовался человек для… э… ну, извините, для мокрого дела. Похоже, работали ребята по хорошей наводке, а то и по заказу. Готовились основательно. Я тоже принимал в подготовке посильное участие, и чем больше о вас узнавал, тем меньше мне нравилась наша затея. Только не подумайте, что я проникся к вам симпатией. Просто ваши «валеты» — штука довольно специфическая. Я не знаток живописи и ничего не смыслю в конъюнктуре этого рынка, но, согласитесь, на то и Интернет! Я там порылся и выяснил, что, хоть картины и бешено дорогие, украв их, мы сумеем выручить жалкие гроши — вот именно, на карманные расходы. Потом случилась эта чепуха с нападением на вашу машину. В органах у меня сохранились кое-какие знакомства, поэтому я знаю, на какую сумму вас обули и что стало с исполнителями. Вы этого не знаете? Они взлетели на воздух, все четверо, буквально через два часа после налета… И я подумал: сначала два миллиона долларов, потом картины, антиквариат и прочее барахло примерно на такую же сумму… И где гарантия, что во втором случае исполнителей не постигнет та же участь, что и в первом? — М-да, — пробормотал Павел Григорьевич, залпом допил виски и долил себе, а заодно и гостю. Он был слегка ошеломлен его осведомленностью. Что это — хитрый ход неведомого противника? Сомнительно. Уж очень все это сложно и как будто ни к чему… Хотели бы убить — убили бы, хотели бы ограбить — ограбили… Так на кой черт надо все это инсценировать, чтобы внедрить в окружение Павла Скорохода человека, который — что?.. Убьет его и ограбит? Узнает о нем что-то, чего не знают другие, и станет шантажировать? Чушь! У Павла Григорьевича Скорохода уже давным-давно не было никаких секретов от широкой общественности, кроме подробностей его частной жизни (в которых широкая общественность не усмотрела бы ничего любопытного), а также размеров и номера банковского счета. Даже если всплывет не слишком красивая история с его последними приобретениями, это всего-навсего нанесет некоторый, и притом едва заметный, ущерб его репутации коллекционера. В конце концов, он — добросовестный покупатель, а что немного поработал над «биографией» картин… Ну, виноват, и что? Судить его за это? Так ведь, господа, если бы каждого, кто когда-либо вносил поправки в писаную историю, судили и сажали, историки давно перевелись бы, а история как наука прекратила бы свое существование… — В общем, хорошенько все обдумав, я заявил Сивому, что выхожу из доли, собрал вещички и свалил, — посасывая виски, продолжал незнакомец. — Они меня потом искали — полагаю, хотели пришить. Полагаю также, что этот ценный совет дал им заказчик… — Он вам известен? — резко спросил Скороход. — Шутите? С ним разговаривал только Сивый, да и то, как я понял, исключительно по телефону. Этот заказчик — хитрая сволочь, осторожная. Вряд ли даже Сивый знал, кто его нанял. Но вы не расстраивайтесь особенно. Каждого, кто дышит, разговаривает, оставляет следы на песке, ест, переваривает пищу и гадит — то есть, простите, производит акт экскреции, — можно вычислить, найти и взять к ногтю. — И вы, уже один раз выступив в роли моего спасителя, готовы этим заняться, — с плохо замаскированной насмешкой предположил Скороход. — За строго определенную плату, — подхватил незнакомец, — с премиальными, внеурочными, представительскими, командировочными и суточными. — Губа не дура, — проворчал Павел Григорьевич, вынимая из кармана мобильный телефон. — Надеюсь, вы звоните не в милицию? — светским тоном осведомился гость. — Начальнику моей службы безопасности, — буркнул Скороход, слушая длинные гудки в трубке. — Вы все очень художественно описали, но, если хотите, чтобы я вам поверил, придется изложить некоторые подробности, чтобы их выслушал профессионал и по мере возможности выяснил, правду вы говорите или врете. — Это правильно, — одобрил незнакомец. — Пускай проверяет. Я весь, как под стеклом, так что проверить меня не составит труда. Даже ваш начальник службы безопасности для этого достаточно компетентен. — А для чего, по-вашему, он компетентен недостаточно? — бросив на него острый взгляд исподлобья, спросил Скороход. — Для того чтобы переиграть человека, который хочет вашей смерти, и спасти вашу драгоценную шкуру, — спокойно ответил незнакомец, поднося к губам стакан с виски. * * * — Кино, — сказал Сивый, приглаживая перед зеркалом влажные, обильно тронутые сединой волосы. — Цирк, — возразил молодой верзила с развитой мускулатурой культуриста, вынимая из сумки и натягивая на мощные плечи модную ветровку спортивного покроя. — Уголок Дурова, — мрачно констатировал Клещ, густо намыливая кисти рук и предплечья. Мыльная пена постепенно приобретала грязно-синий оттенок, а корявая вязь тюремных «мастей», что покрывала руки Клеща от фаланг пальцев до локтей, напротив, буквально на глазах бледнела и исчезала. Не переставая намыливаться, Клещ оскалился, придирчиво осмотрел в забрызганном зеркале свои безупречно здоровые, незнакомые с бормашиной передние зубы и сплюнул в раковину. — Никого не зацепило? — без особой необходимости поинтересовался Сивый, закручивая кран. — Я руку ушиб, — пожаловался качок, демонстрируя ссадину на костяшках пальцев, — когда почтовые ящики сворачивал. Крепко, сука, приколочено! — Сдуру знаешь что можно сломать? — неодобрительно произнес Сивый. — Аккуратнее надо быть, лейтенант, иначе не то что генералом — капитаном никогда не станешь! Так с двумя звездочками и похоронят. А на надгробном камне напишут: «Заставь дурака молиться — он лоб расшибет». — Кстати, — сказал Клещ, смывая мыльную пену под мощной струей воды, — кто это додумался меня за ноги дернуть, когда я на полу отдыхал? Только, понимаешь, пристроился на свету, решил изобразить боксера в ауте, как вдруг — хвать и потащили! — Не я, — сказал лейтенант с мускулатурой культуриста. Он порылся в боковых карманах сумки и выбросил в стоявшую поблизости урну два или три скомканных пластиковых пакета, изнутри густо испачканных чем-то, что подозрительно напоминало темную венозную кровь. — И не я, — эхом повторил Сивый. — Наверное, этот, в темных стеклах, решил принять посильное участие… Кто он такой, кто-нибудь знает? Опытный Клещ промолчал, разглядывая видневшиеся на коже неотмытые следы синего фломастера и остро сожалея об отсутствии жесткой мочалки. — Откуда? — сказал лейтенант. Поскольку Клещ еще не закончил умывание, он достал из кармана своей модной курточки сигареты и закурил. — Я слышал, правда, позывной «Слепой». Может, он из секретного подразделения Слепого?.. Между прочим, — оживился он, не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, — со стороны смотрелось классно. Я сам малость струхнул, когда ты по полу ногами вперед поехал. Смотрелось, поверь, как фильм ужасов. Как будто оттуда, из темноты, тебя какая-то зараза щупальцем схватила и — ам… — Не поверишь, — сказал Клещ, заново намыливая руки до локтей. Он сделал красноречивое движение шеей, нижней челюстью и вытянутыми в трубочку губами; лейтенант усмехнулся, закурил еще одну сигарету и сунул ему в зубы. — Не поверишь, — благодарно кивнув, повторил Клещ сквозь окутавшее его облако дыма, — мне самому то же самое померещилось. А ну, думаю, как эти буржуи у себя в подъезде Годзиллу прикормили? Живет она у них в подвале, а харчится ментами и офицерами спецслужб, которых хозяева по ночам в подъезд заманивают. И еще — налоговыми инспекторами… Вылезает в темноте из-под лестницы — привет, а вот она я! И, как ты сказал, — ам!.. Они ж любят экзотических животных, — будто оправдываясь, добавил он, наткнувшись на неодобрительный взгляд Сивого. — Элита российских спецслужб, — с горечью произнес Сивый. — Идиоты! Лейтенант, дымя сигаретой, прошелся вдоль ряда кабинок, убедился, что внутри никого нет, и, вытянув шею, выглянул наружу, в пустой предбанник, где в застекленной будке сидела толстая старуха в синем халате, взимавшая плату за посещение туалета. — Мы, может, не семи пядей во лбу, — сказал он, вернувшись на прежнее место. — А только, товарищ майор, стрелять-то зачем понадобилось? — Это точно, — яростно намыливаясь уже по третьему разу, подхватил Клещ. — Это ты, Дмитрий Михалыч, конечно, гениально придумал: в темноте, наугад… Охренел, что ли? А если бы в кого-то из нас попал? — Вы не поверите, — в свою очередь сказал майор, откликавшийся на прозвище Сивый. Он говорил, понизив голос почти до шепота, чтобы не услышала сидевшая в стеклянной будке старуха. — Стрелял, конечно, я. Но как бы и не я… — Затмение, что ли? — скребя ногтями кожу, на которой все еще виднелись бледные синеватые линии и пятна, с понимающим видом предположил Клещ. — Да иди ты на х..! Какое затмение, когда я уже двое суток капли в рот не брал? Просто стою я в уголке, шумлю, как договаривались, — ну, там, ногами шаркаю, ладошкой себя по заднице хлопаю и все такое… — Ну, ну, — поторопил его Клещ, — это понятно. А дальше? — А дальше берут меня сзади в захват, перекрывают кислород, хватают за правую руку, в которой шпалер, поднимают ее и — бах! Я даже среагировать не успел, а уже стою, как дурак, со стволом в руке, по полу гильза прыгает, звенит, а за спиной никого… Знаете, что я подумал? Что у того, из подразделения Слепого, прибор ночного видения и что он, сука, только что моей рукой клиента завалил… Клещ перестал скрести предплечье, а мускулистый лейтенант замер с открытым ртом, не донеся до него дымящуюся сигарету. — Елки зеленые, — первым нарушил молчание Клещ. — А может, он его и правда… того? А? — Вот об этом я и думаю, — признался Сивый. — Клиент-то за все время даже не пикнул. Может, он уже остыл? — Вот тебе и цирк, — упавшим голосом произнес лейтенант и, спохватившись, жадно затянулся сигаретой. Сивый лихорадочно обдумывал ситуацию, горько сожалея о том, что распустил язык. Конечно, шила в мешке не утаишь, но, промолчав сейчас, он выиграл бы немного времени. А теперь приходилось думать не только о деле, но и о том, кто из этих двоих первым кинется стучать начальству. А, что об этом думать? Вместе кинутся, наперегонки, и кто из них добежит первым, не так уж и важно. Важно их опередить и преподнести все в выгодном для себя свете… А с другой стороны, как ни преподноси, на решение начальства это никоим образом не повлияет. Операцию планировали где-то наверху, и даже полковник Стеценко, пославший группу Сивого на это задание, вряд ли был в курсе вынашиваемых руководством планов. Может, все это и было затеяно как раз для того, чтобы шлепнуть клиента под видом ограбления? Такой огород стоило городить, пожалуй, лишь в одном случае: если кому-то требовалось не только шлепнуть Скорохода, но и попутно подставить его, майора Сивакова, по прозвищу Сивый. А кому и зачем могло понадобиться подставлять такую мелкую сошку, как майор Сиваков? Да еще таким громоздким и ненадежным способом… Ведь все это делается намного проще. Возьми незарегистрированный ствол со спиленным серийным номером, шлепни, кого надо, сотри отпечатки пальцев и подбрось его в квартиру человека, которого желаешь отправить на нары. И пускай он потом хоть пополам порвется, доказывая, что не верблюд, все равно такую улику ничем не перешибешь. Словом, получался какой-то малопонятный винегрет, и Сивый решил, не откладывая дела в долгий ящик, доложить о происшествии полковнику — прямо сейчас, ночью, по телефону, пока не опередили эти шустрики, которым, наверное, кажется, что, утопив майора Сивакова, они смогут подняться хотя бы на ступеньку вверх по карьерной лестнице. — Говно дело, — констатировал Клещ, наконец-то опуская засученные выше локтей рукава. На безымянном пальце его правой руки бледно синел неотмывшийся «перстень», в таком виде еще сильнее, чем прежде, напоминавший татуировку, которую безуспешно пытались свести. Клещ напялил поверх него обручальное кольцо и, потушив окурок под бойкой капелью, что срывалась с носика протекающего крана, бросил его в урну. — А чего мы паримся? Может, клиент живехонек, — демонстрируя весьма похвальное в его возрасте благоразумие (а может быть, наоборот, преступное легкомыслие), сказал лейтенант. — У нас тут дым из ушей, а он сидит себе дома и водку пьянствует для успокоения нервной системы. — Дай-то бог, — вздохнул Сивый. — Ну-ну, — с сомнением произнес Клещ, из чего следовало, что первым стучать на майора побежит именно он. Впрочем, простодушная реплика лейтенанта тоже могла быть подана исключительно для отвода глаз: дескать, я ничего такого не думаю, и вы, ребята, не думайте — авось обойдется. Ложитесь-ка лучше спать, утро вечера мудренее. А я, пока вы будете дрыхнуть, скоренько накатаю рапортишко и чуть свет положу его на стол товарищу полковнику: так, мол, и так, настоящим довожу до вашего сведения, что во время операции майор Сиваков допустил несанкционированное применение табельного оружия, а капитан Клещевина его покрывает… — Шпалер почистить не забудь, — сказал Клещ с хмурым и озабоченным видом. — И патрон дозарядить надо бы, — добавил лейтенант, давая понять, что он, как и Клещ, намерен хранить неприятный инцидент в строжайшем секрете. — Яйца курицу не учат, — проворчал Сивый. Приведя себя, насколько это было возможно, в порядок, они вышли из туалета. Сидевшая за стеклянной перегородкой тетка в синем рабочем халате уронила на колени вязанье и вытаращилась на них с изумлением и испугом. В этот поздний (или уже ранний, смотря с какой стороны считать) час в туалет почти никто не заглядывал, да и глаз у тетки был наметанный. Троица запоздалых посетителей, ввалившаяся сюда десять минут назад, больше всего напоминала банду уголовников, которые только что кого-то ограбили, а может, и убили. Вахтерша даже подумывала вызвать милицию, но решила пока не связываться. А то, чего доброго, услышат, как она говорит по телефону, вломятся в ее «аквариум» и сунут ножик под ребро. Что им стоит, вон ведь рожи-то какие протокольные! Так вот: вошли в туалет три явных уголовника, а вышли три самых обыкновенных, вполне приличных мужика. Не профессора, конечно, и не кандидаты наук, но не бандиты и даже не какие-нибудь гастарбайтеры. Словом, люди как люди. И что это ей, старой перечнице, померещилось? Пенсионерка неодобрительно покосилась на стоявший в уголке старенький переносной телевизор с крошечным черно-белым экраном. По телевизору показывали очередную серию многосерийного боевика из российской жизни, и именно это, по всей видимости, ввело ее в заблуждение. Пропади он пропадом этот телевизор! Его посмотришь, так еще не то примерещится… На стоянке у Савеловского вокзала они сели в еще не старый «рено», на котором разъезжал лейтенант. Сивый жил ближе всех, и его высадили первым. Едва дождавшись, пока габаритные огни машины скроются за углом, майор схватился за телефон и стал набирать номер своего непосредственного начальника, полковника Стеценко, точно зная, что получит головомойку за ночной звонок, но, увы, не видя приемлемой альтернативы.