Твердохлебов опустил лицевую пластину шлема и дал газ. Мотоцикл рванулся с места, встав на дыбы, и Клим хорошо видел, что это не было очередной мальчишеской выходкой: просто майор еще не до конца освоился с управлением и чересчур сильно крутанул ручку акселератора, едва не вывалившись из седла во время резкого старта. Газани он чуточку сильнее, и весь этот спектакль можно было считать оконченным. Ну, еще выстрел, ну, от силы два, и все — плетью обуха не перешибешь. Навалились бы и задавили массой, и никакие боевые искусства ему бы не помогли… Охрана Скорохода уже была на ногах. Клим посмотрел, как они суетятся, отгоняя машины от пылающего броневика и пытаясь бороться с пламенем при помощи несерьезных автомобильных огнетушителей, и поспешил наискосок через сквер к выезду в переулок. Он вовсе не рассчитывал догнать скоростной байк; ему просто была нужна хорошая огневая позиция. Наконец таковая нашлась. Клим остановился там, откуда ему был хорошо виден ничем не заслоненный выезд из двора, и поднял пистолет. В следующее мгновение в поле его зрения возник Твердохлебов — безликая фигура в космическом гермошлеме и смахивающем на скафандр мотоциклетном костюме, пригнувшаяся к рулю мотоцикла, похожего на реактивное средство далекого будущего. Как и рассчитывал Клим, перед поворотом майор притормозил — он был слишком неопытен в обращении с железным рысаком, чтобы выделывать на нем каска-дерские трюки. В тот самый миг, когда красный тормозной огонь мотоцикла погас, Неверов спустил курок. Пистолет издал привычный свистящий хлопок, и стреляная гильза, дымясь, с веселым звоном запрыгала по бетонным плитам дорожки. Поворачивающий почти под прямым углом мотоцикл пьяно вильнул и начал терять равновесие — седок явно не был готов к тому, что на повороте ему прострелят шину. Тогда Клим сорвался с места и побежал, вложив в этот рывок все, на что был способен. Он бежал и видел на бегу, как падает с мотоцикла Твердохлебов. Падение заняло не больше секунды, но в памяти Неверова оно отложилось как серия последовательно сменяющих друг друга цветных диапозитивов. Наконец «хонда» легла на бок и, потеряв покатившегося кубарем седока, со скрежетом заскользила по дороге, высекая из асфальта снопы искр. Ударившись о бордюр, она подпрыгнула и застыла, двигатель чихнул и заглох, лишь колеса еще продолжали крутиться, постепенно замедляя вращение, и заднее при каждом обороте шлепало по вилке торчащим ошметком разодранной в клочья покрышки. Когда Клим выбежал в переулок, Твердохлебов был уже на ногах. Его шлем валялся на дороге, приткнувшись к колесу припаркованной у бровки тротуара машины, как чья-то срубленная молодецким ударом голова. — Стоять! — крикнул ему Клим. — Отбегался, десанту ра! Вместо ответа Твердохлебов выстрелил в него из пистолета, и пуля выбила облачко известковой пыли из столбика ворот в опасной близости от головы Неверова. Вторая пуля свистнула еще ближе, заставив Клима отпрянуть. Решив, по всей видимости, что немного остудил пыл преследователя, Твердохлебов бросился бежать, и Климу ничего не оставалось, как пуститься за ним в погоню. На бегу Твердохлебов выстрелил еще раз, и фара чьей-то «тойоты», мимо которой в это время пробегал Клим, разлетелась вдребезги, брызнув во все стороны стеклянными осколками. Где-то совсем недалеко испуганно вскрикнула женщина и заплакал ребенок. «Пора кончать», — подумал специальный агент, остановился, поднял пистолет и со смутным чувством сожаления и досады спустил курок. Правая нога Твердохлебова подломилась на бегу, как будто по ней ударили железной палкой. Он упал, но тут же попытался вскочить. — Все, все, — неторопливо идя к нему с пистолетом в опущенной руке, сказал Клим. — Не дури, майор, хватит уже покойников. Бросай ствол, поговорить надо. Твердохлебов стоял на одном колене посреди узкого переулка, упираясь левой рукой в асфальт. Правая еще сжимала пистолет, но, похоже, стрелять майор не собирался. У него было отрешенное лицо солдата, который целые сутки в пыли и дыму в одиночку удерживал перепаханную снарядами высоту и наконец истратил последний патрон. — Все, — на всякий случай повторил Клим, хотя видел, что в уговорах майор не нуждается. Как оказалось, это было еще далеко не все. Телефонный звонок ворвался в тяжелый, полный вязких кошмаров сон и на какое-то время органично вплелся в него, сделавшись неотъемлемой деталью очередного бредового сюжета. Но телефон продолжал надрываться, и постепенно майор Свинцов осознал, что этот назойливый звук ему не снится. С трудом продрав заплывшие глаза, он цапнул с прикроватной тумбочки трубку, со второй попытки попал пальцем в клавишу соединения и сиплым спросонья голосом буркнул: — Ну? — Хрен гну, — немедленно и с явным удовольствием прогнусавил ему в ухо сиплый нечеловеческий голос. — Дрыхнешь, Свин? Семь утра, вставать пора! Кто рано встает, тому Бог подает. Гляди, майор, не проспи свои погоны. Тряхнув головой, Свинцов потянул с тумбочки часы. На часах было семь ноль-одна; рядом с ночником высилась ополовиненная бутылка водки, и он не без труда припомнил, что накануне, закончив разговор с человеком (или не человеком?), который в данный момент опять находился на проводе, и обнаружив, что водка в доме закончилась, бегал за добавкой в круглосуточный магазин на углу. Там еще, кажется, вышел какой-то инцидент с чересчур независимой и бойкой на язык продавщицей… Впрочем, это было уже неважно, тем более что инцидент был не из тех, которые майору хотелось бы сохранить в кладовых памяти. Голова трещала и весила, казалось, целую тонну, язык распух и с трудом помещался во рту, из которого, по ощущению, разило, как из выгребной ямы. С чувством глубокого удовлетворения обнаружив возле бутылки пустой и чистый с виду стакан, майор дрожащей рукой наполнил его до половины и поднес к губам. — А ты, братец, алкаш, — констатировал собеседник, наверняка услышав и правильно расценив дробный стук горлышка о край стакана. — Может, зря я тебе помогаю? По-моему, таким, как ты, в органах не место. — Много ты понимаешь, — хрипло промямлил Свинцов и жадно припал к стакану. Сделав два гулких глотка, он с сожалением отставил опустевшую тару обратно на тумбочку и окрепшим голосом поинтересовался: — Какого хрена тебе опять надо? — Никакого, — сипло прошелестел голос. — Я, наверное, зря звоню. В таком состоянии ты не то что вооруженного преступника — полудохлого таракана и то не прихлопнешь. Ладно, забудь. Пускай себе гуляет. Рано или поздно его все равно возьмут. Только твоей заслуги в этом уже не будет. Свинцов сбросил ноги с кровати и свободной рукой слил в стакан все, что еще оставалось в бутылке. В душе опять зашевелились сомнения. Какого черта? Он и так по уши в дерьме, а тут еще несанкционированное применение оружия… Может, и впрямь не стоит связываться?.. — Кстати, — будто спохватившись, торопливо просипел голос в трубке, — я забыл сказать, что готов заплатить за голову этого отморозка десять тысяч зеленых. — Ага. — Свинцову показалось, что он не только обрел почву под ногами, но и поймал собеседника за руку. — Вон оно что! Значит, тебе надо моими руками убрать исполнителя, а? — Выпей, майор, — посоветовал голос, — а когда полегчает, подумай: тебе-то какая разница? Ты обезвредишь убийцу, спасешь свои погоны и огребешь приличную сумму. А не хочешь, так я позвоню кому-нибудь другому. Кто там сейчас ведет это дело?.. Свинцов механически последовал совету — выпил, задержал дыхание, закрыл глаза и попытался думать. Позвонит кому-нибудь другому… Что ж, это в его силах. И тогда этот другой нацепит погоны с новыми звездочками, а майор Свинцов будет и дальше ходить в прокуратуру на допросы, пока наконец не сядет. Выставят каким-нибудь оборотнем в погонах и будут очень довольны: раскрыли громкое коррупционное дело… И это при том, что десять штук на дороге не валяются. И еще. Ведь там, на другом конце провода, в данный момент находится если не сам организатор налетов на Скорохода, то его ближайшее доверенное лицо. Следовательно, переговоры и сотрудничество с ним можно расценивать как часть оперативно-разыскной работы. Внедрение в банду — вот что это такое! Грохнуть Твердохлебова — милое дело, а если при этом еще удастся повязать того, кто им руководил, получится отличное совмещение приятного с полезным… — По-настоящему это дело сейчас ведет ФСБ, ФСО или кто-то еще из той же компании, — проворчал он, нашаривая ногами домашние шлепанцы и вставая с кровати. — Сомневаюсь, что тебе удастся с ними договориться. — А ты не сомневайся, — уверенно перебил собеседник. — Просто мне жаль времени, да и тебя, дурака, тоже… Свинцов вдруг обнаружил, что стоит на кухне и, прижимая трубку к уху плечом, смотрит в открытый холодильник. Из холодильника веяло приятной прохладой, а внутри заманчиво поблескивали три литровые пластиковые бутылки с пивом. Получалось, что вчера, бегая за добавкой, он проявил весьма похвальную предусмотрительность. Немедленно ощутив свирепую жажду, Свинцов с трудом сдержал радостный возглас. — Главное, до беспамятства не нажирайся, — сказал голос в трубке, опять заставив майора испуганно оглянуться на плотно занавешенное окно. — А то проснешься с большого бодуна и обнаружишь, что, пока валялся без памяти, жизнь прошла мимо и скрылась за поворотом. — За собой следи, — огрызнулся майор, вынимая из холодильника мигом запотевшую бутылку. «Только одну, — подумал он, закрывая холодильник, — просто чтобы прийти в себя». — А я непьющий, — сообщил нечеловеческий голос. — Ну и дурак, — буркнул Свинцов, направляясь к столу. — При такой жизни еще и не пить… Что ж ты тогда делаешь? — Совершенствую среду обитания, — сказал голос, — чтобы в ней можно было существовать на трезвую голову. — Ну, Бог в помощь, — буркнул майор, дал отбой и нетерпеливо отвернул пластмассовую крышку. Бутылка пшикнула, выпуская излишек газа, над горлышком поднялся легкий дымок и вспучилась шапка пены, напоминавшей мыльную. Пиво было восхитительно холодным, приятно кололось пузырьками и бодрило, как показалось Свинцову, лучше самого крепкого кофе. Частично утолив жажду, майор, как был, в мятых сатиновых трусах, отправился в спальню и, покопавшись в бельевом шкафу, извлек из-под стопки наволочек и полотенец обшарпанный, сизый от старости и долгого употребления парабеллум. Парабеллум Свинцову подарил коллега из Крыма, с которым майор познакомился, когда у него на ялтинском пляже украли бумажник и мобильный телефон. Еще в семидесятых годах прошлого века эти хорошие во всех отношениях, но капризные немецкие пистолеты стояли на вооружении советской милиции, а во время массового списания энное количество единиц этого легендарного оружия осело на руках. Один из таких списанных и якобы отправленных в переплавку пистолетов крымский коллега, расчувствовавшись после второй бутылки коньяка, торжественно преподнес Свинцову. Пистолет действительно был хорош, с какой стороны на него ни глянь, но стрелять какими-либо патронами, кроме родных, фирменных, отказывался наотрез. Достать их было нелегко, поэтому сейчас, после пальбы в пьяном виде по консервным банкам и иных более или менее невинных забав, в обойме майорского парабеллума оставалось всего два патрона. Майор задумчиво почесал стволом висок. Два патрона — этого маловато для настоящего дела, но на то, чтоб шлепнуть слишком много возомнившего о себе воина-интернационалиста, их хватит вполне. Потому что даже самый крутой десантник состоит, как все простые смертные, из плоти и крови, и девятимиллиметровая пуля способна просверлить в нем дырку не хуже, чем в учителе бальных танцев или профессоре ботаники. Главное, чтобы в руке у него тоже был ствол, тогда картина происшествия получится ясная и непротиворечивая: преступник оказал вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке… Сквозь алкогольный туман всплыли неприятные воспоминания о том, что он отстранен от несения службы, и еще о том, что его табельное оружие в данный момент находится в сейфе на Петровке, 38, но майор досадливо отмахнулся от этих назойливых напоминаний. Ну да, он будет там в качестве частного лица, которому, строго говоря, в задержании преступника участвовать не полагается. Он будет — хи-хи! — оказывать добровольную помощь органам охраны правопорядка. А что пистолет незарегистрированный да еще и краденый — ну, это как-нибудь замнется. Цель оправдывает средства, вот так-то! Кроме того, застрелить Твердохлебова ему хотелось еще с того памятного дня на даче — не задержать, а вот именно застрелить, и лучше всего в упор, чтобы перед смертью этот урод увидел и понял, кто в конечном счете будет смеяться последним. Выпив еще стаканчик ледяного пивка, майор чисто выбрил лицо и отправился одеваться. С выбором одежды проблем не возникло. Свинцов не без оснований предполагал, что на месте ожидающихся событий, помимо него, будет целая орава вооруженных людей. Подворачиваться под случайную пулю ему не хотелось, и поэтому он остановил свой выбор на летнем варианте милицейской формы — серых брюках с лампасами и серой же рубашке с коротким рукавом, к которой были прикреплены майорские погоны. В наше время редкий отморозок, будь он хоть трижды бандит, отважится стрелять в милиционера, а уж ребятки из службы безопасности казино скорее предпочтут отстрелить себе мошонку, чем направить оружие на одетого по всей форме мента. К тому времени, как часы показали девять, майор был уже изрядно пьян. Выходить из дому было еще рановато, но, сознавая, что, оставшись наедине с холодильником, он уже через час станет нетранспортабельным, Свинцов решил покинуть квартиру заблаговременно. Каким-то чудом ему удалось проехать полгорода на своей потрепанной «шестерке», никого не сбив и не попав в аварию. Он ухитрился даже не ошибиться адресом и удачно припарковаться в забитом машинами узком переулке недалеко от центра. Правда, едва выключив зажигание, он провалился в сон, который больше напоминал кому, но забытье длилось не дольше четверти часа, и, очнувшись, майор почувствовал себя не то чтобы родившимся заново, но все-таки изрядно посвежевшим. В кармашке на спинке сиденья нашлась ополовиненная бутылка выдохшейся, нагревшейся на солнце минералки. Осушив ее и равнодушно бросив на пол салона, майор поглядел на часы. Ждать оставалось недолго. Майор закурил и, чтобы скоротать время, стал представлять, какая рожа сделается у следователя из прокуратуры, когда тот узнает, что опальный майор МУРа Свинцов в одиночку закрыл это сложное, запутанное дело. Глава 18 Клим был метрах в десяти от Твердохлебова, когда дверца стоявшей почти прямо за спиной у раненого беглеца бежевой «шестерки» вдруг открылась и на дорогу выбрался какой-то коренастый человек в милицейской форме, но без фуражки. Сделав всего один шаг, он очутился в метре от Твердохлебова. Лицо у него было грязно-белое, одеревеневшее, какое-то мертвое, на погонах поблескивали майорские звезды. Его качнуло; Клим сообразил, что милиционер пьян в стельку, и лишь после этого вспомнил, где видел эту неприятную физиономию с надменным жабьим ртом и заплывшими поросячьими глазками. Стоя прямо за спиной у силящегося подняться на ноги Твердохлебова, майор Свинцов неторопливо поднял руку, в которой тускло блеснул сизым от старости металлом длинный тонкий ствол трофейного парабеллума. — Свинцов, отставить! — закричал Клим, снова переходя на бег. Будто подстегнутый этим криком, майор нажал на спусковой крючок. Старый пистолет дал осечку. Услышав почти над самым своим ухом характерный металлический щелчок спускового механизма, Твердохлебов обернулся и начал поднимать руку с пистолетом — не то затем, чтобы выстрелить, не то в инстинктивной попытке прикрыть лицо. Свинцов быстро передернул затвор, выбросив негодный патрон, и снова нажал на спуск. Парабеллум оглушительно бахнул, и стоявший на одном колене Твердохлебов боком упал на асфальт. Подбежав к нему, Клим опустился на колено. Майор еще дышал, но было видно, что он не жилец. Глаза были полузакрыты, на губах пузырилась розовая пена, в простреленной груди хрипело и булькало. — «Скорую»! — бешено закричал в пространство Клим, понимая, что это бесполезно. И верно: вздохнув еще пару раз, Твердохлебов длинно, со свистом выдохнул воздух и замер. Клим попытался нащупать пульс, но нащупал лишь спрятанную за пазухой, скользкую от крови картонную папку. — Ты что наделал, болван? — спросил он, медленно выпрямляясь и делая шаг к Свинцову, который все еще стоял с пистолетом в руке и с идиотской блуждающей улыбкой на бледных губах. — Обезвредил опасного преступника, — с пьяной гордостью объявил майор. — Ты видел, как он в меня целился? Еще бы секунда — и каюк! — Это точно, — многообещающим тоном сказал Клим, взводя большим пальцем курок. — Еще секунда — и каюк. Я тебе что обещал, морда ты свинячья? Еще раз увижу — убью! Так было сказано или нет? Так вот знай: я слов на ветер не бросаю. Свинцов, который и без того был бледен с перепоя, буквально позеленел, узнав старого знакомого. Он попятился, поднимая пистолет, но Клим пребывал в таком бешенстве, что почти не обратил на это внимания. — Не имеешь права! — севшим голосом каркнул майор. — А у меня вообще нет прав, — сообщил Клим, надвигаясь на него, — кругом сплошные обязанности. И одна из них — убирать с глаз долой всякое дерьмо о двух ногах. Свинцов вскинул пистолет и трижды щелкнул курком, прежде чем осознал, что обойма пуста. — Теперь моя очередь, — сказал Неверов.