– Именно. Я вижу, что для вас это новость. – Еще бы! Надо же, такая уйма денег – и с концами. А как она ему их выдавала – по пять и десять центов? – Зря смеешься. Так вот, передай Вулфу: пять лет назад Жебер открыл в Нью-Йорке счет в банке и с тех пор каждый месяц переводит туда тысячу долларов. А подписаны чеки Калидой Фрост. Порядки в банках вы знаете и можете представить себе, чего мне стоило все это раскопать. – Да уж вам-то! Не прибедняйтесь. Вы же не последний человек в полиции. Хотелось бы только обратить внимание на тот факт, что Калида Фрост не является нашим клиентом. – Мать, дочь – какая разница? Формально содержание идет, конечно, дочери, но половина-то, думаю, достается матери. – Разница все-таки есть. Взять хотя бы юную особу из Род-Айленда, что в прошлом году убила свою мать. Одна жива, другая – нет. Чувствуете разницу? А за что миссис Фрост платила Жеберу? Кремер пристально посмотрел на меня: – Вернешься домой, спроси Вулфа. – Да будет вам, инспектор, право слово. Беда в том, что вы видите Вулфа не так уж часто – только когда он уже посыпал арену опилками и готов щелкнуть хлыстом. А видели бы вы его, как я, каждый день, тогда бы поняли, что он многих вещей не знает. Трех как минимум, а то и четырех. Кремер еще крепче сжал сигару в зубах: – Я считаю, он знает, где шкатулка. Вполне возможно, он уже нашел ее. Кроме того, я думаю, что, исходя из интересов клиента, не говоря уже о его собственных, он скрывает факты, связанные с расследованием убийства. Знаешь, чего он хочет? Он хочет дождаться седьмого мая, когда Хелен Фрост станет совершеннолетней, и тогда все открыть. Как прикажешь мне к этому относиться? И как отнесется к этому окружная прокуратура? Прикрыв рот ладонью, я зевнул: – Прошу прощения, я спал сегодня всего шесть часов. Клянусь, я не знаю, как убедить вас! И вообще, почему бы вам самому не поговорить с Вулфом? – А какой смысл? Я все знаю наперед. Ну объясню я, почему считаю его лжецом. А он скажет, что я абсолютно прав, и будет сидеть с закрытыми глазами до тех пор, пока не захочет пива. Завел бы пивоварню, что ли… Между прочим, некоторые гении перед смертью завещают свой мозг ученым. А Вулф пусть завещает им желудок. – Ну что ж. – Я встал. – Раз вы столь раздражены, что ставите ему в укор даже желание время от времени утолять жажду, то я, конечно, не могу рассчитывать, что вы захотите прислушаться к голосу рассудка. Но еще раз повторяю: вы глубоко заблуждаетесь. Вулф сам говорит, что, если бы у него была шкатулка, он бы уже закончил это дело. – А я не верю. Так ему и передай. – Обязательно. С наилучшими пожеланиями? – Иди к черту! Однако к черту я не пошел, а остановил лифт на первом этаже и направился к выходу. На стоянке отыскал свою машину и вырулил на Сентр-стрит. Кремер, конечно, шут гороховый, но сейчас мне было совсем не до веселья. Я видел, что его дурацкие подозрения не сулят нам ничего хорошего. Ему просто не дано понять, что Вулф и я – люди пусть и не святые, но честные и порядочные. И если бы Макнейр на самом деле отдал нам шкатулку или хотя бы сказал, где она, мы бы этого не скрывали, а заявили, что, мол, ее содержимое не для чужих глаз, к тому же не имеет никакого отношения к убийствам и показывать мы никому и ничего не намерены. Даже я это понимал, хотя я и не инспектор и вряд ли когда им стану. Домой я добрался только в начале седьмого. Там меня ожидал сюрприз. Вулф сидел в кабинете, откинувшись в кресле и сцепив пальцы на животе. А на «троне олуха царя небесного» восседал Сол Пензер со стаканом, в котором плескались остатки коктейля. Мы поздоровались, и Сол продолжал: – …Первую жеребьевку проводят по вторникам, за три дня до скачек. Из игры выбывают те, чей номер не выпадает на конкретную лошадь. На следующий день, по средам, устраивают еще одну жеребьевку… Сол излагал правила игры на тотализаторе. А я уселся за свой стол и отыскал в книжке телефон Фростов. Хелен оказалась дома, и я рассказал ей, что видел Жебера, что его порядком измучили всякими вопросами, но в конце концов отпустили. Она ответила, что уже обо всем знает. Жебер сам позвонил, а мать поехала к нему в Чезбро. Потом Хелен начала рассыпаться в благодарностях, но я посоветовал поберечь такие слова для более серьезного случая. Покончив с этой проблемой, я снова стал слушать Сола. Судя по всему, его познания в бегах выходили за рамки чистой теории. Так что вскоре Вулф счел информацию достаточной и кивком остановил Сола. Повернувшись ко мне, шеф заметил: – Солу нужно двадцать долларов. А в ящике только десять. – Утром схожу в банк, – кивнул я, потом вытащил бумажник. У Вулфа никогда не было при себе денег. Я дал Пензеру четыре пятерки, он их аккуратно сложил и спрятал в карман. Вулф поднял указательный палец и обратился к Солу: – Ты, конечно, понимаешь, что никто не должен тебя видеть? – Конечно, сэр. – Пензер направился к двери. Я сделал запись в книге расходов и посмотрел на Вулфа: – Сол едет обратно в Гленнанн? – Нет. – Вулф вздохнул. – Он объяснил мне механизм ирландского тотализатора. Если бы пчелы вели так свои дела, то ни в одном улье не хватило бы меда на зиму. – Но некоторые пчелы купались бы в нем. – Вероятно. В Гленнанне они заглянули под каждую плитку на дорожке и вообще перевернули все вверх дном – ничего. Кремер нашел шкатулку? – Нет. Он утверждает, что она у нас. – У нас? И что, собирается закрыть дело? – Нет. Он думает послать человека в Европу. Может, им вместе с Солом поехать? – Сол не поедет туда. Во всяком случае, сейчас. Я предложил ему другой маршрут. Как только ты уехал, позвонил Фред, и я вызвал их сюда. В Гленнанне остались только полицейские. Фред и Орри пока свободны. А что касается Сола… Я тебя понял. Ты шутил, а я воспринял это серьезно. Вместо того чтобы искать шкатулку по всему свету, надо сначала прикинуть, где она, а уж тогда посылать за ней. Вот Сол и поехал. Я мрачно спросил: – Теперь вы шутите? Или вам кто-нибудь сказал, где она? – Здесь никого не было. – А кто тогда звонил? – Никто. – Все ясно. А я уже подумал, что вы всерьез. Погодите, от кого-нибудь было письмо или там телеграмма? – Ни от кого. – И вы послали Сола за шкатулкой? – Послал. – А когда он вернется? – Трудно сказать. Может быть, завтра, нет, скорее послезавтра. – Так-так. Забавно. А я-то поверил. Хотя чего еще от вас ждать? Но шкатулка нам сейчас ни к чему. Кремер тогда окончательно решит, что она у нас уже давно, а мы ему просто морочили голову. И руки нам больше не подаст. Он и так недоволен, что мы ему подсунули Жебера. Они его затащили к себе в подвал, орали, кулаки в ход пускали – и все зря. Кстати, вы вот не признаете насилия, а стоило бы посмотреть – увлекательное зрелище. В полиции, правда, утверждают, что подобным образом удается еще и узнать что-то, но лично я сильно сомневаюсь. Не говоря уже о том, что с любителем этих методов любая приличная свинья из одного корыта хлебать побрезгует. Да, кстати, Кремер от щедрот подкинул мне кое-что: за последние пять лет Калида Фрост заплатила Жеберу шестьдесят тысяч. По тысчонке в месяц. За что, Жебер им так и не сказал. Не знаю, спрашивали ли они ее саму. Это как-то согласуется с вашими предположениями? – Вполне, – кивнул Вулф. – Только я не знал точной суммы. – Ах, вы не знали точной суммы! То есть хотите сказать, что, вообще-то, знали об этих деньгах? – Нет, я просто предполагал. Естественно, она ему платит. Надо же ему на что-то жить. Во всяком случае, сам он наверняка так считает. А как они это узнали? Вышибли из него? – Нет, выяснили в банке. – Понятно. Следственная необходимость. Этот Кремер, по-моему, в наличии собственного носа не будет уверен, пока в зеркало не посмотрит. – Сдаюсь. – Я сжал губы и покачал головой. – Вы просто гений. Без вас никуда. – Потом я встал и поправил брюки. – Нам теперь остается только поставить в передней электрический стул и самим казнить преступников. Пойду скажу Фрицу, что буду обедать на кухне – в полдевятого мне надо вместо вас идти в церковь на отпевание. – Очень жаль. – Он был абсолютно серьезен. – А тебе обязательно туда идти? – Да, сто́ит, я думаю, сходить. А то некрасиво получается. Нельзя же всем сидеть и бить баклуши. Глава 15 Вечером на Семьдесят третьей улице припарковаться нелегко. После долгих поисков мне наконец удалось втиснуться где-то за полквартала от Белфордской часовни. Номер стоявшей рядом машины показался мне знакомым, и действительно, приглядевшись, я узнал кабриолет Жебера. Машина сверкала как новенькая – ее явно хорошенько помыли после экспедиции в непролазные дебри округа Патнам. Нужно отдать должное Жеберу: всего за три часа он вполне оправился от выпавших на его долю испытаний и к выезду в свет сумел все привести в надлежащий вид. Я вошел в часовню и оказался в квадратном помещении с мраморными стенами. Меня встретил поклоном мужчина средних лет в черном, казавшийся навечно погруженным в аристократическую печаль. Легким движением руки он указал на дверь справа и проговорил: – Добрый вечер, сэр. В часовню сюда. Или… – Или – что? Он мягко кашлянул: – У покойного не было семьи, поэтому самые близкие друзья собираются в отдельной комнате. – Понятно. Я представляю душеприказчика покойного. Даже не знаю, как быть. А что вы посоветуете?