– Впрочем, сие совершенно не мое дело. Простите. Софья благодарно улыбнулась и на радостях благословила профессора на дальнейшее распитие спиртных напитков в компании единомышленников. Немного поколебавшись, Бенедикт скакнул козленком и умчался. Вечером, оставшись одна, Софья задала себе тот же вопрос: действительно, почему это для нее важно? Зачем, не испугавшись обещанных Протасовым бед, продолжает лезть в это дело? Ведь она не наивная искательница приключений на свою задницу. Умная взрослая женщина. Ей негоже… А, собственно, можно ли утверждать, что она куда-то там лезет? Подумаешь, какое опасное предприятие – выяснить, кому принадлежали инициалы на платке! Смешно говорить! Даже из простого любопытства вполне можно этим заняться. Абсолютно никакой опасности! А с другой стороны, стала бы она суетиться, если бы дело не касалось Ивана? Вот блин-компот! Неужели всему виной распрекрасный Иван Сергеевич Протасов? Глупо. Наверняка где-то его ждет жена с малюткой сыном. Не может быть, чтобы никакой жены не было. С такими мужиками подобных коллизий не случается. И потом, ей что, собственных проблем мало? Одного Кирилла достаточно, чтобы страдать от изжоги еще лет пять! В конце концов она решила, что ею движет пусть нездоровое, но обыкновенное любопытство. И все! Никаких Иванов Сергеевичей! Софья расстелила постель, надела пижаму и легла. Вот бы еще выяснить, что именно было завернуто в платок. Но как? Она покрутилась, выискивая удобную позу, и вдруг вспомнила, каким смешным показался ей Иван в наряде Деда Мороза. Она даже прыснула в подушку и тут же словно увидела, как он шел к машине, когда за ним приехала полиция. Как он там, в камере? Спала Софья тревожно – видимо, мысли о томящемся в неволе соседе мешали, – а утром, суша волосы после душа, вдруг хлопнула себя по лбу. Как она могла забыть о Маришке Шармановой? Она же химик! Передовой химик всех времен и народов! Ну и пусть они уже два года в ссоре. Поссорились-то из-за Кирилла. Сейчас он свободен, и Маришка вполне может снова побороться за обладание этим куском дерь… – тьфу! – подарком человечеству! А вот, кстати, и повод для встречи! Возможно, бывшая подруга не в курсе, что ситуация изменилась. Так надо ее обрадовать! Будем надеяться, что Кирилл все еще в зоне Маришкиного интереса! Софья критически осмотрела себя в зеркало и неожиданно подмигнула своему отражению. А что такого она делает? Ничего криминального! Ей просто интересно знать, из-за чего весь сыр-бор! Разве это так уж опасно? Ничуть! Вдохновившись вновь открывшимися перспективами, Софья быстренько собралась и выбежала из дома чуть ли не вприпрыжку. Как же здорово она все придумала! Несмотря на то что Маришка уже дважды побывала замужем, она всегда представлялась девичьей фамилией и, сложив губки бантиком, уточняла, что Шарманова – от слова «шарман». Иногда это срабатывало. Во всяком случае, Кирилл на этот «шарман» точно повелся. Ни его, ни Маришку не смущало, что Софья им обоим вроде не чужая и вообще – почти все время находится рядом и своими глазами наблюдает, как лучшая подружка активно окучивает ее мужа, который, в принципе, совсем не против. Тогда Софья среагировала жестко. Подружка была изгнана из их с Кириллом жизни, но с тех пор много воды утекло, и, возможно, настало время возродить подобие былой дружбы. Так сказать, почистить карму и закрыть гештальт, зарыв топор уже бессмысленной войны. К предложению встретиться в кафе за чашкой чаю Маришка отнеслась подозрительно и, мягко говоря, не сильно обрадовалась. Видно, крепка была обидушка! Пришлось Софье поднатужиться. Убедить Шарманову в своих добрых намерениях оказалось непросто, но та в конце концов сдалась и на встречу старых подруг согласилась. Софья стала мысленно готовиться к встрече, перебирая в голове варианты заходов к Маришке по поводу того, что ей от нее нужно. Тут позвонил Бенедикт Фомич с сообщением, что задачка оказалась не так сложна, как думалось вначале. – Удалось выяснить, чей это платок? – не веря, что Бенедикт смог так скоро докопаться до истины, спросила она. – Лучше рассказать обо всем не по телефону, моя милая Софа. – Уже бегу, дорогой Бенедикт Фомич! Софья покидала в сумку телефон, пудреницу и помаду, забежала к начальству предупредить, что ей срочно надо к зубному, и помчалась к старику Закряжскому на свидание. Это же надо, как все замечательно складывается! Вот что значит чистосердечные намерения! То-то Иван Сергеевич удивится! Бенедикт был спокоен и торжественен, всем своим видом являя величие академической науки. Софья чмокнула старика в щеку и, с ходу сообщив, что у Аллы Николаевны все хорошо, приготовилась услышать нечто чрезвычайно интересное. Бенедикт начал замысловато. – Еще при знакомстве с данной вещью я сразу сказал, что вензель кажется мне смутно знакомым. Так вот, научное чутье не подвело. Разумеется, моя версия нуждается в дополнительных исследованиях с целью подтверждения права на абсолютную достоверность, но уже сейчас я могу с уверенностью на восемьдесят шесть или даже восемьдесят девять процентов утверждать, что этот платок принадлежал женщине с королевскими амбициями! – Ну и кто она? – нетерпеливо спросила Софья. Бенедикт, который не собирался лишать себя удовольствия поинтриговать, пропустил вопрос мимо ушей. – А знаете ли вы, Софья Павловна, что эта женщина однажды зачеркнула инициалы императрицы, которые та нацарапала бриллиантом на стекле – это было на царской яхте «Межень», – и написала свои? Тоже бриллиантом, и, наверное, покрупнее! Вместо А Р нацарапала Л Р! Она мнила себя выше несчастной Александры Федоровны! – Бенедикт Фомич, хватит меня мучить! Ну да! Я из рабоче-крестьянского сословия! Плохо образована! Бенедикт иронически изогнул бровь. – Вы же в музее работаете. – Заместителем директора по финансовой части. – Но вы же дитя двух историков! У вас горячая гуманитарная кровь! – Кровь у меня математическая и, смею вас заверить, довольно холодная. – Полно прибедняться, дорогуша. Впрочем, вам это идет. Ну ладно, как говорит мой внук, не будем тянуть кота за яйца, Софья Павловна. Софья Павловна поперхнулась и закашлялась. Бенедикт с невозмутимым видом постучал ее по спине и объявил: – Сии инициалы принадлежат Ларисе Рейснер. Богине, комиссарше, валькирии революции! Софья наморщила лоб. Рейснер? Вроде бы что-то слышала. Но картин для их музея она не писала, это точно. – Нет, картин не писала, – кивнул Бенедикт. – Она писала стихи, но очень слабые. А, впрочем. Сегодня, как вчера, озлобленно-усталый Я отдохнуть пришел в безлюдный Эрмитаж. И день благословил серебряный и талый, Покрывший пепельной неясностью порталы, Как матовым стеклом анатолийских ваз. – Слышите? Озлобленно-усталый – это живо, это цепляет. Софья взглянула в хитро прищуренный под нависшей бровью глаз. – Хватит меня дурачить, Бенедикт Фомич. Во всем четверостишье два нормальных слова – «безлюдный Эрмитаж», все остальное – мишура. – Не будьте так строги к молодому дарованию. Ей всего двадцать на тот момент стукнуло. – Это извиняет ее бездарность? – Вы безапелляционны, как Зинаида! Софья поняла, что Бенедикт с ней играет и собирается, как всегда, выйти из словесного пинг-понга победителем. Ну уж нет! Она не даст положить себя на лопатки! – Если вы о Зинаиде Гиппиус, то в этом я с ней солидарна. – Кстати, с ней был солидарен и Николай Гумилев, что не помешало ему совратить юную поэтессу. Представляете, для первого свидания он выбрал бордель на Гороховой! Там все и случилось. – Негодяй какой! – Что с него взять! Поэт обязан быть повесой. Он сделал Ларисе предложение, а вместе с ней – Анне Энгельгард и еще троим. Он то и дело предлагал барышням руку и сердце. – Так он вроде… на Ахматовой был женат? Бенедикт беспечно махнул рукой.