— А что вас удивляет? — вскинул брови Распятов. — Павел Тимофеевич с утра примчался с каким-то вопросом и тут же принял предложение о поездке. «Значит, возвратились мы с ним одним поездом… — размышлял Турин, шагая к машине. — Ни дня не остался он в Саратове после похорон. Какого же чёрта так спешил к ответственному секретарю? Наверняка знал, когда тот выехал из столицы и про его планы был извещён… Выходит, сидят у Павла Тимофеевича свои человечки во многих местах, постукивают ему при особой надобности…» — Озадачили вас, Василий Евлампиевич? — перебил ему мысли Витёк, уже запамятовавший обиды и наставления начальства, и кивнул на пакет с бумагами. — Камытина я каждое утро сюда катал. Новый день — новая бумага. Штампуют в милицию поручения! — Бумаги важные, — пожурил его Турин. — Вода прёт большая! Оценишь, когда на заводскую трубу полезешь спасаться. Езжай потихоньку, я гляну пока, чем тут загрузил меня товарищ Распятов. Он раскрыл пакет, устроился поудобнее и начал извлекать листы по одному. Текст на всех листах был короток, как вспышка молнии и бил по глазам: ВСЕ НА БОРЬБУ С НАВОДНЕНИЕМ! Этим призывом начинался каждый документ. Далее следовало содержание сообщений, предложений, указаний, приказов по существу. Турин старался выхватывать главное: …Тройка, созданная Губсоветом, приступила к работе: заготавливаются мешки с песком, осматриваются берегоукрепительные сооружения, распределяется рабсила. Прибыль воды ежедневно увеличивается пока на 6–8 сантиметров, но не нужно забывать, что при продолжительной моряне уровень Волги может резко повыситься, а тогда город будет поставлен под угрозу наводнения. Горизонт воды в Н.-НОВГОРОДЕ выше ординара 1286 см, САМАРЕ — 1000 см, САРАТОВЕ — 728 см, верхний ледоход, СТАЛИНГРАДЕ — 455 см. В АСТРАХАНИ на 5/V выше ноля 63 см, за сутки прибыло 2 см. Температура воздуха +14 град. 4 сего мая Губсовет создал Губернскую чрезвычайную тройку по борьбе с ожидающимся большим наводнением под председательством тов. Странникова и членов: зам. Председателя ГИК тов. Сергиенко и начальника ОГПУ тов. Трубкина. Тройке поручено приступить к работе. Приказ № 1 Городской Чрезвычайной комиссии уполномоченной по борьбе с наводнением …4) Учреждениям и организациям: а) Буксирному Агентству, б) Товарно-пассажирскому Агентству, в) Каспару, г) Волго-Каспий-Лесу, д) Госрыбтресту, е) Центросоюзу, ж) Сольсиндикату, з) Астпищпрому, и) Акционерному Обществу «Транспорт», к) Совторгфлоту, л) Нефтесиндикату, м) Районным Отделениям Гормилиции, — немедленно организовать «Тройки» по принятию мер борьбы с наводнением, сообщив о составе их сведения в Горкомиссию (в 2-х экз.) к 11 сего мая, с указанием должности, фамилии, имени, отчества, адреса лиц состава «Троек». Примечание: в состав «Троек» при Районных Отделениях Милиции обязательно входит также Инспектор Районной Жилищной Инспектуры… — Эти детали вечером с Камытиным обмозгуем… — Турин захлопнул папку и тронул водителя за плечо: — Не проголодался? — Никак нет, — бойко ответил тот. — На обед ещё не заработал. — Это точно, — согласился Турин, — однако подбрось-ка меня к «Счастливой подкове», только за квартал останови, прогуляюсь я. А ты бумаги свези в контору. Заправь машину на полную и подкрепись. Жди меня возле отдела, сам туда доберусь. Витёк привык к неожиданным решениям начальства, поэтому, ничему не удивляясь, развернул автомобиль. — В гараж наш случаем не заглядывал? — вспомнил вдруг Турин. — Как же! Сунцов с утра был там, а Ковригин на моторной лодке секретаря губкома по Волге повёз. Берега осматривать. — Значит, Егор с ними. Это неплохо, — потёр руки Турин и даже повеселел. — Гони, Витёк, в «Подкову», бунтует мой аппетит. VII Ресторан пустовал. В полумраке большого зала за дальним столиком, куда прежде всего бросил острый взгляд Турин, любезничала уединившаяся парочка, худосочная блондинка, смущаясь, нервничала в уголке, помешивая остывающий кофе и листая книжицу, в неё не заглядывая, да шумела разгулявшаяся компания вольно одетых молодых людей, выкрикивая здравицы в стишках, балагуря и не отпуская от себя забегавшегося официанта. Понаблюдав с минуту и поморщившись, Турин решительно направился в самое чрево заведения — неприметный кабинет для особых персон. Служивый тут же забыл про всех, бросился за ним, любезно окликая: — Василий Евлампиевич, какими судьбами? Вас, право, не узнать. Откушать-с? Отдохнуть-с? — С дороги я, любезный, — буркнул тот, шагнул в услужливо распахнутую перед ним дверь укромного помещения и скинул пиджак на руки официанту. — Язык-то прикусил бы. Чего разорался? Я ж не те пустозвоны. — Извиняюсь, Василий Евлампиевич, маху дал, — стушевался тот, пригнул ниже голову. — Пииты несчастные именины дружка отметить собрались. Выпьют на грош, шума на червонец. — Для них же «Богему» держит Лев Наумович, — покривился, всё ещё не в духе, Турин. — Ишь, рифмоплёты! Не марафета[43] хватили? — Что вы! Балбесы! — махнул рукой официант. — А в «Богеме» сейчас занято. — Мне бы перекусить да с другом дорогим повидаться. Организуешь? — Отчего же. Располагайтесь. Я мигом. Мясцо? Рыбку-с? — Это само собой. Только отыщи мне сначала Дилижанса. — Корнея Аркадьевича? — переменился тот в лице. — Кость проглотил? Аль болен он? В отъезде?.. — Ни то ни другое… — Так пошли за ним, ежели не здесь. Подожду. Отдохну у вас на диванчике, — и Турин жёстко прихлопнул по коже дивана, тот жалобно скрипнул в ответ. — Но учти, тороплюсь. Полчаса хватит? — Постараемся. — Вот и поспешай. Только деликатно всё сделать. Никому знать не следует, кто его побеспокоил, — Турин отвернулся, расстегнул рубаху до пояса, по-хозяйски отодвинул ширму и принялся ополаскивать под умывальником усталое лицо, шею, грудь, фыркая и не жалея брызг. Освежившись и, словно помолодев, он глянул на себя в зеркало, разворошил чуб, скатывающийся на правую бровь, игриво подмигнул себе и тщательно вытерся полотенцем, поданным с поклоном уже примчавшимся назад официантом. Передёрнув плечами, с шумом плюхнулся на диван, в полном удовольствии закинув и ноги в сапогах. — Всё исполнено, Василий Евлампиевич, — крадучись, приблизился к нему служивый. — Чего кушать изволите-с? — Попотчуй, Николаш, теперь чем-нибудь на свой вкус. С рыбки начни. — Графинчик с селёдочкой? — Это потом, — лениво отмахнулся Турин. — Я полежу, а ты покуда чайку неси покрепче да с лимончиком. Не забыл, я горячий люблю? — Ну как же! — лихо крутанулся тот волчком. — А кем «Богема» занята? — когда был принесён чай, как бы между прочим спросил Турин, приподнимаясь на локте и отхлебнув из чашки, не вставая. — Кто там гуляет?.. — Так гостья ж у нас, Василий Евлампиевич, — наклонившись к его уху, доверительно шепнул официант. — Артистка известная. Маргарита Седова-Новоградская. При ней и сам Григорий Иванович Задов. Они и Корнея Аркадьевича туда-с потребовали. Поэтому для прочих посетителей закрыта «Богема» вторые сутки-с. — Артистка? Вот те на! — Турин едва не облился чаем и сел на диван. — Откуда невидаль? Седова-Новоградская, говоришь? Не слыхал. — Этого и нам не знать. Только и расселились там. Поёт она чудно. — Одна? — С двумя девицами. Пританцовывают ей. Красивы, чертяки! — Что ж, в гостиницах мест не нашлось, в ресторане её селить? Служивый виновато пожал плечами: — Публика-с в тех заведениях не внушает доверия. И потом по протекции Григория Ивановича. Ему или звонили заранее, или знаком он с артисткой был лично, я не осведомлён. А в «Богеме» всегда есть несколько свободных комнат наверху… — Задов и сюда её привозил? — Нет. Корней Аркадьевич дал указания в первый же день Льву Наумовичу. Грозил, чтоб было всё по высшему классу, а мне слышать довелось. Она уж и пела. Григорий Иванович, говорят, на коленях её умолял гитару в руки взять-с.