— Василий Евлампиевич, — не отпускал тем временем от себя Маврика Камытин, — полюбуйтесь на него, а ведь начинал сам с активиста! — Да привлекал я их, Пётр Петрович, — морщился агент. — И потом, служебные корочки когда им Нетребко выдаст? Обещал два месяца назад, а всё тянет. Один у него брёх: раздадите кому попало, а те разбегутся. Это разве подход? Степану Тарасовичу, видать, специальный указ нужен. — Сдались тебе эти корочки! Ты активистов к делу приучай. — А без корочек свидетели с ними разговаривать не станут. Не те времена. Дверь в дом не откроют. — Замечания верные, — вмешался в перебранку Турин. — Нетребко я тряхну. Начальством себя быстро возомнил. Переброшу на оперативную работу, тогда умнее станет. А ты, Павел Семёнович, ответь-ка мне вот на какой вопрос… Младший агент Маврик вытянулся, заметно побледнев, напрягся. — Слышал я, ты докладывал о жалобе доктора, которого убийцы к покойнику приволокли?.. — Доктор Амаров, — кивнул агент и на зама виновато покосился, — специализируется на кожных, венерических заболеваниях и… — Погоди! Всех заслуг не перечисляй, — перебил Турин и перевёл взгляд на Камытина. — Этот вызов с убийством профессора Брауха совпадает. В четыре часа ночи его разбулгачили? — Так точно. Возмущался, что не вызов то был, а сплошное безобразие, морду ему начистили. — Ну-ну. Ты подбирай выражения-то… У доктора, хоть и по сифилису, лицо. Морда у лошади да у тех, кто с ним так обошёлся, — Турин не сводил глаз с агента. — Выходит, упирался доктор? — А как же не упираться? — вскинулся Маврик, сверкнул глазам. — Подняли доктора с постели, поволокли. А пациент ещё до их прихода дух испустил. В больницу надо было везти. — А в больницу не повезли… Не заподозрил ничего? — Ну как же! Я бросился проверять квартиру, а там ни мертвяка, ни жильца. У соседей допытывался, но без толку. Старуха полоумная твердит, мол, жилец выехал в деревню, эта деревня аж под Никольском. Я с ней и так и сяк, но она всё своё — уехал жилец, никого не видела. — Про деревню ей специально подпустили, чтоб нас на ложный след навести, а вот пошукать тех, кто врача тащил, надо. — Их было двое — жилец да верзила, который доктора по лицу смазал. — Опознает доктор ночных гостей? — На всю жизнь запомнил, у него таких пациентов не бывало. — Значит, словесными портретами обеспечит? — В полном разе. — Пётр Петрович? — вскинул брови Турин на зама за объяснениями. — А что Пётр Петрович! — вспылил тот. — Что у меня десять рук? Что я мог сделать, Василий Евлампиевич? Связи с этой деревней, да и с Никольском, никакой! Люди раз в месяц приезжают. А этого туда гнать, — он ткнул пальцем в младшего агента, — себе дороже. Кто здесь работать будет? Раздал я задания всем нашим, только пустое это занятие, рванули те людишки сломя голову вместе с мертвяком, труп уже где-нибудь прикопали. — Халатный, прямо скажу, подход! Это самая реальная зацепка была, — повысил голос Турин. — Умерший, возможно, из тех, кто отравился ядом подле сейфа профессора Брауха. Тот, кто за врачом бегал, очевидно, последний из уцелевших… — А разве я не понял, Василий Евлампиевич?! — вскочил на ноги Камытин. — Но меня то в губисполком, то в губком с этим чёртовым наводнением! А на шее два убийства, словно камни!.. Вы вот возвратились, свет увидел… — Ради того стоило всех на уши поднять, — свёл брови Турин, вбил один кулак в другой с треском. — Ладно! Разбирайтесь тут без меня. Розыск организовать немедленно! Задействовать всех до единого. Маврик отправляется в деревню, жильца и бандита, доктора колотившего, отлавливать. Местные власти помогут, если что… — он уже готов был развернуться, но задержался, Камытина за пуговицу мундира прихватил, да не рассчитал, пуговица так в пальцах его и осталась, вырванная с мясом. — А-а, чёрт! — выругался Турин. — Где Потеев? Никто сказать толком не может. Участковый надзиратель по вокзалу, он сейчас мне пуще всех понадобится. И штабных на розыск подымай. Всех! Нетребко, Губина, Геллера — всю их команду, нечего им прохлаждаться! И сунул оторванную пуговицу заму под нос. — Потеев слёг… заболел, — смутился зам, давно не наблюдавший начальника в таком гневе. — Звонил мне. Температура… А этих… Губина, Нетребко и остальных подыму… Куда они денутся. — Вот и подымай! Времени в обрез! — оборвал Турин, распахивая дверь кабинета, шагнул в коридор. — Сунцов! Ширинкин! Кончай перекур! IX За долгие годы в сыске выстрадал Турин не одну истину. Из всех особо выделял главные: не подвёл бы наган в нужную секунду, прикрывал бы спину в схватке верный друг да чтобы секрет задуманного, окромя тебя, никто знать не мог. В этот раз ему хватило бы одного Ковригина, но увёз того Странников, хорош был бы Аркаша Ляпин, но задействован уже Камытиным в другой операции, а отменять приказы подчинённых Турин не любил; он обошёлся бы и участковым надзирателем Потеевым, но огорошил тот внезапной болезнью, поэтому подумал, подумал начальник губрозыска и остановил свой выбор на Сунцове. — В помощь тебе дать некого, — хмурился Турин, завершая разъяснять задачу младшему агенту. — Заняты все люди, но, думаю, и один справишься. Тем более, цель твоя — видеть всё и оставаться незамеченным, а одному, согласись, в таких делах даже легче. Китаец молчал по обыкновению, лишь посматривал внимательно узкими глазками из-под маленьких бровей. — От ресторана «Богема», — продолжал Турин, — проследишь весь путь отъезжающих до вокзала, само собой, особо — погрузку. Ну и там дождёшься меня. Певичка эта, как бишь её? — он поднял глаза на Ширинкина. — Маргарита Седова… — крякнул тот, выкатил глаза в потолок, вспоминая: — Новоградская! — Новоградская, — подхватил Турин, — любят они фамилии позаковыристей подбирать. Так вот, певичка должна съехать первой. Налегке. За неё не тревожься. Ей в театр к Задову надо успеть, затеяли там наши меценаты небольшие проводы. Её я беру на себя. А уж от театра до поезда, если кто к ней и пристанет, мы вот с товарищем Ширинкиным сопроводим. Корней Иванович, как увидел её один раз, так впечатлился на всю жизнь. Так, Корней Иванович? Опознать-то сможешь? — Должен. Парочка та была очень приметная, — бодро начал участковый надзиратель, но чуть смутился: — Времени, правда, прошло… — Что время? Недели нет! — Лысый кавалер её очень приметен был, — забубнил Ширинкин. — Его век не забыть, в плечах, в голове, словно бык, и кулачища бойца циркового, а дамочка шляпой лицо всё прикрывала, но голосок не спутать, соловьём так и щебетала. Характерный говорок, волжский. Опознаю, Василий Евлампиевич. — Ну вот. К тому же она в театре петь собралась. — Турин слегка погрозил участковому пальчиком: — Тебе, как говорится, и карты в руки. — Будем стараться, — сдвинул брови тот. — Ну что? Вроде всё обговорили? — Оглядел обоих начальник губрозыска. — Для порядка напоминаю, оружие применять только в крайнем случае. Предупреждать, прежде чем стрельбу открывать. Сунцов! Ты что-то всё молчишь? Пушку-то когда чистил последний раз? Мне Ковригин рассказывал про твою напасть… Китаец едва заметно усмехнулся, головы не подняв. — К чему ему наган, товарищ начальник? — Ширинкин хлопнул по своей кобуре у пояса. — У него ноги быстрее пули летают. А вы что же, про оружие серьёзно? Или как? Эта дамочка, выходит, и пальнуть могёт? — Это я для порядка, Корней Иванович, — в тон ему ответил Турин. — Забыл про ружьё, что со стенки стреляет? Дамочку увидеть надо, сказать про неё ничего не могу, а вот если лысый тот академик объявится, вполне возможно, что пушка и понадобится. — Он подмигнул притихшему участковому и добавил, посерьёзнев: — Если это тот самый стрелок, что по люстрам палил у профессора Брауха, с ним туговато придётся, слышал я, тот без промаха бьёт даже в кромешной темноте. Ширинкин заметно ссутулился от этих слов, Сунцов глаза сузил. — Но академику тому высиживать здесь не резон, — ободряюще начал Турин, — его больше никто и не видел. Так что мог он ноги салом смазать давным-давно, однако другая закавыка имеется. На совещании только что слышали оба, надеюсь, намотали на ус о неизвестном гражданине, который к умирающему ночью врача приволок. Человек этот опасный, готовыми надо быть ко всему… А в общем-то, как обычно. И он скомандовал на выход. Время поджимало. Х Южный вечер стремительно упрятал улицы во мрак, помог ему дождь, неприятно моросящий с обложного неба, поэтому, обманув надежды Турина, встреча у театра не затянулась. Замерла подкатившая пролётка у тусклых фонарей подъезда, распахнулась дверь и выскочивший Задов увлёк ступившую к нему гостью, прикрывая зонтом от ненастья. Лишь долговязый Самсоныч, не успевший за ними, съёжился у захлопнувшейся перед самым его носом дверью, сплюнул от досады, постоял, перекинулся несколькими фразами с извозчиком, проклиная непогоду, и тоже унёс своё непослушное жирафообразное туловище с дождя. — Отсюда разве углядеть? — жаловался и расстраивался Ширинкин, вскидывая глаза на Турина: спрятаться за углом под балконом дома напротив в тридцати-сорока метрах от подъезда была его идея. — Не горячись, Корней Иванович, — поучал Турин, сам изрядно вымокнувший, покуривая и пряча огонёк папироски в рукав плаща. — Наше дело — ждать. Пока все соберутся. — Прикатила. Чего ж зазря мокнуть? — не унимался участковый. — Пять — семь минут не повредят. Я не уверен, что Дилижанс с Марьяном прибыли, а их присутствие обязательно. Дилижанс меня сюда пригласил, как без него? А Лев Наумович Марьян — его хвостик. — Вам да ещё приглашение ждать! — возмущался участковый. — Ну, знаешь… Меня сюда вроде как генерала на свадьбу, — отшутился Турин добродушно. — Что же по углам жаться? — напирал продрогший Ширинкин. — За столом-то уж точно веселей, да и дела свои быстро сварганим. — Помолчи, Корней Иванович, — оборвал его тихо, но уже построже, Турин. — Не видели мы с тобой ни Дилижанса, ни Марьяна, а им ведь стол накрывать для певички. Им и ручки целовать артистке да комплименты сыпать, материальную да финансовую часть обеспечивают тузы. — Там они оба, — не терпелось участковому. — Тем более раньше всех обязаны прибежать. — Сомневаюсь я. Уж больно плохо выглядел Корней Аркадьевич, когда меня приглашал. Людей своих с пристани они с Марьяном пришлют, конечно, заранее, а вот не заспал бы он сам. — Такое мероприятие не проспит! — Ну хорошо, хорошо. Если и собрались, там сейчас прелюдии да овации наблюдаются. Нам с тобой эту часть можно пропустить. Видишь, певичка извозчику приказала ждать, значит, долго задерживаться не собирается, а, следовательно, сядут они за стол, заздравный тост, и вручит ей в руки Григорий Иванович гитару. Вот тогда наше с тобой времечко и настанет.