— Да, все верно. Я не понимаю лишь одного. За каким чертом формировался отряд, если его командование боится действий противника? — Подбирайте, пожалуйста, слова! — Командир отряда побагровел. — Дисциплина должна быть на первом месте везде, и в партизанских отрядах тоже. Образцов усмехнулся. — Правильно. То же самое в войсках твердили нам политруки. Дисциплина — залог победы в войне. В итоге наш полк, да и не только он… — Лейтенант махнул рукой. — Да что говорить попусту. Я увожу своих подчиненных. Политрук вновь повысил голос: — Только попробуйте и пойдете под трибунал! — Трибунал? Где он? Вы пока не наделены полномочиями командиров частей и подразделений Красной армии. Вот когда свяжетесь с центром, получите оттуда приказы и указания, тогда да, а сейчас вы ничего не сможете сделать. Осетров поднялся. — Послушай меня, лейтенант. Мы сейчас все на взводе. Давай не будем торопиться с выводами и принимать необдуманные решения. Подождем немного, успокоимся. Потом, даже если не будет установлена связь с центром, решим, что нам делать. — Хорошая мысль, Павел Дмитриевич. А вы уверены в том, что немцы не получили сведений о нашей базе и не готовят карательную операцию в Осиповском лесу? Командир отряда не остался в долгу. — А вы уверены, лейтенант, что карательная операция немцев не имела целью спровоцировать командование еще не укомплектованного отряда на ответные действия? Может быть, они ждут нас в Гороше? Но офицер не сдавался. — А на что нам разведка, Павел Дмитриевич? Она вполне может выйти к райцентру и оценить обстановку там. Для этого можно использовать и обычных бойцов, местных мужиков. Они зайдут в Горош и посмотрят, что предпринимает немецкое командование. — Хорошо. Разведку провести можно, но давайте договоримся так, лейтенант. Завтра с утра. — А ночью к райцентру не подойти. — Значит, договорились? — Так точно! Извините, если погорячился. — Мы все погорячились. — Осетров взглянул на Лазурина и распорядился: — Подготовь своих людей, Игнат, и договорись с командиром первого взвода Виктором Вешиным, чтобы дал тебе пару мужиков с повозками. В телеги по мешку муки положить для отвода глаз постов и патрулей. Продавать, мол, едем. Можно и еще какого-нибудь барахла загрузить. — Сделаю, Павел Дмитриевич. — И с утра давай к райцентру. — Есть, товарищ командир! — Все! На сегодня хватит, иначе голову разнесет. — Если бойцы будут проситься похоронить убитых, отпустить их? — поинтересовался политрук. — Ты, Иван, хочешь, чтобы с базы все местные ушли? — Но ведь надо, Павел Дмитриевич. — Хорошо. Отпустишь в каждое селение по два человека, не больше. Без оружия, конечно. Лошадей им дай, а то пешком далеко идти. — Понял. Вечером того же дня к подворью, где были помещены евреи, привезенные из Лозы, подъехала легковая машина. Вел ее сам командир роты СС гауптштурмфюрер Бонке. Рядом с ним сидел начальник полиции Калач. Машина встала на Береговой улице. Эсэсовец и полицай вышли из нее, осмотрелись. Народу поблизости не было. Оно и понятно. В Гороше, как и повсюду, действовал комендантский час. К калитке тут же вышел рядовой полицейский и обратился к эсэсовцу: — Господин гауптштурмфюрер, разрешите доложить господину начальнику полиции. Бонке махнул рукой, усмехнулся. — Докладывай. Калач прервал подчиненного: — Ворона, евреи на месте? — Так точно! — Все живы-здоровы? — Да, не жаловались. — Их кормили? — Привозил Егор Дыдин еду. — Надеюсь, вы не всю ее сожрали? — Как можно, господин начальник полиции. Дали и евреям. — Судя по твоей сытой роже, им достались крохи. — Пусть благодарят, что хоть так. Но если прикажете, в следующий раз отдадим все. — Надеюсь, следующего раза не будет. Где Волков? — В доме. — Хорошо. Посмотри за машиной. А лучше загони ее куда-нибудь на пустое подворье. Есть тут такие? — Есть не одно, только я не умею водить, господин начальник полиции. — Чего ж не научился? — Так ведь при Советах мне автомобилем не разжиться было, а при новой власти успею еще выучиться. Но Волков же работал шофером. — Я пришлю его. Пусть он отгонит и находится при автомобиле, не забывает контролировать улицу и заселенные дома. Где свет загорится, сразу же туда, гасить его вместе с нарушителями режима. — Слушаюсь, господин начальник полиции! Гауптштурмфюрер и Калач прошли в дом. В комнате за столом сидел полицейский Волков. Завидев начальство, он встал и хотел было начать доклад, но Бонке не позволил ему это сделать. — Меньше слов! Слушай своего начальника. Вскоре Волков ушел к Вороне. Послышался скрежет стартера и звук заработавшего двигателя. Калач толкнул ногой дверь соседней комнаты. Это была спальня бывших хозяев, достаточно большая, чтобы в ней поместились пять человек. Евреи сидели на двух кроватях. На одной муж с женой, на второй дети. Калач усмехнулся. — А вот и мы. Один вопрос, Годман. — Да, господин Калач. — В доме есть пустые комнаты. Почему вы все тут? — Так распорядился начальник нашей охраны. — Вот как. Ну что ж, может, и правильно распорядился. Годман — в соседнюю комнату, остальным сидеть здесь. Глава еврейского семейства вышел в большую комнату и встал посредине, ожидая допроса. Иначе зачем его вывели бы сюда? Да и обещали эти подонки поговорить с ним. Годман догадывался, что интересует эсэсовца и полицая.