— Где? Ответить Лазурин не успел. Шесть мотоциклов с колясками вышли за хлебозавод и двинулись далее, к лесу. Эсэсовцы увидели конный отряд, оказавшийся в зоне досягаемости пулеметов. Старший подразделения отдал команду: — Стой в линию, огонь по партизанам! Шесть пулеметов ударили одновременно. Они срезали и разведчиков, и их лошадей. Пулеметчик партизан не успел сделать ни единого выстрела. Вот теперь капкан захлопнулся полностью. Мотоциклисты объехали место бойни, члены экипажей осмотрели тела. Выживших не было. Никого не нашли и полицаи, посланные на улицу Мещанскую. Все три отряда партизан полегли полностью. Калач узнал, что никого не удалось взять хотя бы раненым, и с досадой сплюнул на асфальт. Он уже предвкушал, как немцы поручат ему допрашивать партизан, взятых в плен. Но не вышло. А жаль, была бы знатная потеха. Солнце поднялось над Горошем, когда немцы согнали на Мещанскую и в поле местных жителей, приказали им собирать трупы и бросать их в кузова грузовиков. Комендант решил закопать тела в овраге, рядом с расстрелянными евреями. Гауптштурмфюрер Бонке по телефону вызвал коменданта и доложил ему, что партизанский отряд уничтожен. — А может, только часть его? — спросил Фишер. — Разрешите выход в село Ясино. Там мы узнаем, где находится база партизан, и разгромим ее силами моей роты. — Нет, Бонке, не стоит. Если и остались партизаны на своей базе, то немного. Узнав о том, что мы разгромили лесных бандитов в Гороше, они уйдут. Если, конечно, есть кому уходить. Вы мне вот о чем доложите. Надеюсь, кого-нибудь из партизан взяли живыми? — Никак нет, господин комендант. — Это плохо. Ну что ж, они и не сдались бы даже ранеными, а от тяжелых толку нет. Каковы наши потери? — Трое убитых от разрывов гранат, трое раненых. Все мои. Русские успели-таки огрызнуться. — А вот это уже очень плохо. — Война, господин, штурмбанфюрер. — Извините, Бонке, меня вызывает Минск. — Я все понял, господин комендант. Связь оборвалась. На южной опушке Осиповского леса стояли Осетров и Карасько. Они напрасно вглядывались вдаль, в сторону райцентра. Когда на базу прибежала лошадь, седло которой было в крови, им все стало понятно. Командир отряда отдал приказ врачу, медсестре и санитарам, оставшимся в его подчинении, немедленно уходить в западные леса, к болотам. Он велел Карасько вести остатки отряда, сказал, что догонит его через пару минут. Политрук тронулся в путь и тут же услышал за спиной приглушенный хлопок. Он сначала не понял, что это было, потом до него дошло — пистолетный выстрел. Второй секретарь Горошинского райкома партии и командир партизанского отряда Павел Дмитриевич Осетров пустил себе пулю в висок. Политрук приказал забрать тело, принял командование на себя, и небольшой обоз пошел на запад. Партизанский отряд Горошинского района прекратил свое существование. 4 октября 1941 года в пять часов вечера солдат из подразделения, охранявшего дачу народного комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берия, добежал до торца бетонного бункера, расположенного под одноэтажным большим домом, окруженным елями и высокой оградой. Он повесил на крюки, вделанные в стену, четыре мишени размером двадцать на двадцать сантиметров и вернулся к стойке, за которой находились четверо мужчин в штатской одежде. — Готово, товарищ майор! — доложил боец старшему из них. — Вижу, молодец, отойди, — сказал тот. Солдат встал за спинами мужчин. Майор Шелестов посмотрел на офицеров своей группы, капитанов Бориса Когана, Виктора Буторина и Михаила Сосновского. — Вы готовы, господа гусары? — спросил он. — Готовы, — за всех ответил Буторин. — Выстреливаем по магазину. Офицеры передернули затворы «ТТ», доложили о готовности к стрельбе. — Огонь! — отдал команду Максим Шелестов. Бункер заполнил грохот выстрелов, а после и пороховой дым. Однако здесь работали вентиляторы, и его быстро вытянуло на улицу. — Вперед! — приказал майор красноармейцу. Боец пробежал двадцать пять метров до мишеней, встал у крайней. — Мишень номер один, все пули в «десятку». Шелестов кивнул и улыбнулся. Это была его мишень. — Мишень номер два, тоже все пули в «десятку». Коган взглянул на командира группы и заявил: — Не ты один умеешь. Солдат продолжил осматривать мишени и докладывать: — Мишень номер три, все в «десятку». Степенный, даже мрачноватый в обиходе Буторин на этот раз тоже улыбнулся и буркнул: — Нормально. — Мишень номер четыре, а вот тут одна пуля в «девятке». — Не может быть! — воскликнул Сосновский. — Я же… Его прервал Коган, человек в основном сдержанный, но иногда любящий съязвить: — Бывает, Миша. Ветром снесло пулю. — Каким ветром? Шелестов приказал солдату принести мишени, отошел назад, чтобы видеть Сосновского, и сказал: — Плохо, Миша. Будешь тренироваться. — Да какая тренировка? Вешайте новую мишень, будут вам «десятки». — Не сегодня. Шелестов принял мишени, сложил их в папку как отчет о занятиях по огневой подготовке. — Разрешите идти, товарищ майор? — спросил красноармеец. — Свободен! Солдат словно никогда не перемещался шагом, выбежал из подвального тира так прытко, будто за ним гнались лютые враги. — Сейчас… — начал Шелестов, но его прервали. В бункер вошел командир отделения охраны старшина госбезопасности Лебедь. — Извините, товарищ майор, что перебил, но на объект прибыл старший майор госбезопасности Платов и приказал всем вам подняться в кабинет. — Он в курсе, что у нас огневая подготовка? — Так точно! Я доложил. — Идем. Товарищи офицеры, вперед! Офицеры поднялись в кабинет, который вполне мог бы сойти за служебное помещение, допустим, директора небольшого завода. При их появлении Платов встал из-за стола.