Естественно, Коган и не думал останавливаться. Начальник патруля подал команду трем своим подчиненным. Они тут же привели в готовность автоматы и выбежали на проезжую часть. — Мочи их, Витя! — закричал Коган, и Буторин нажал на спусковой крючок пулемета. Загрохотал «МГ‐34», солдаты рухнули на асфальт. Когану потребовалось огромное усилие, чтобы не налететь на них. Каким-то образом он сумел объехать трупы. Но начальник патруля не попал под очередь. Он отпрыгнул к магазину, откуда дважды выстрелил из «вальтера» и ввалился внутрь. Пули не задели Буторина и Когана, но одна из них попала в двигатель со стороны Бориса. Мотоцикл зачихал, левый цилиндр заклинило, но продолжал работать второй, правый. До поворота в Поданский переулок оставалось еще метров двадцать. — Ну, давай! — простонал Коган. Буторин водил стволом пулемета из стороны в сторону. Люди, бывшие в то время на Кайзерштрассе, попрятались во дворах ближних домов, магазинчиках, лавках. Из левого цилиндра повалил черный дым. Коган крикнул Буторину: — Не доедем. — Не доедем, так докатим. Нам главное — пулемет, — ответил тот. Из закоулка выбежали еще трое солдат. Буторин расстрелял и их. — Черт, теперь и у резиденции нас слышно. — Да и хрен с ним! — заявил Коган, поднялся на подножках и, как коня, погнал мотоцикл: — Ну, давай, родимый! Странное это было зрелище. Мотоцикл с коляской, окутанный черным дымом, двигался по одной из центральных улиц города Минска. Еще страннее было слышать русскую речь, плотно сдобренную отборным матом, выдаваемым людьми в немецкой форме. Услышали стрельбу экипажи мотоциклов жандармерии и эсэсовцы. Один из них вызвал старшего, офицера своей роты. Жандармы развернули мотоциклы в сторону Кайзерштрассе. Из-за дома подошел охранник. Офицер вызвал изнутри одного солдата. Теперь у входа, ближе к ограде, было семеро эсэсовцев. Они вышли за пределы ограждения, трое перебрались на другую сторону дороги. Старшина Егоров видел эти действия противника, выругался и буркнул себе под нос: — Черт бы побрал этих хваленых диверсантов из особой группы! Дойти до цели тихо не смогли. Старшина прекрасно понимал, что диверсанты из особой группы выполняли самую ответственную и сложную работу. Эта реплика вырвалась у него сама собой. Да и досадно было. Ведь офицеры подошли почти к переулку, и на тебе, засветились. Он видел не мотоцикл, а только черный дым, клубами поднимавшийся над Кайзерштрассе. По ним Егоров и определил, что офицеры особой группы вот-вот вырулят в переулок, где их уже ждет засада. Никакой связи с командиром он не имел и вынужден был принимать самостоятельное решение. Пока трое эсэсовцев, перешедших дорогу, не зашли в кустарник, он ударил по ним короткими прицельными очередями из «ППШ» и положил всех. Фланговый огонь был столь неожиданным, что эсэсовский офицер сразу не сообразил, что произошло. Он поплатился за нерасторопность, получил пулю в голову вслед за своими солдатами. Трое уцелевших эсэсовцев залегли за забором. Жандармы засуетились. Водитель правого мотоцикла начал разворот. Командир экипажа дал ему приказ поставить мотоцикл так, чтобы пулеметчик имел максимальный сектор обстрела. Егоров все понял, прицелился и ударил по пулеметчику. Тот свесился с коляски. Эсэсовцы открыли огонь. Видимо, они засекли позицию старшины, стреляли точно в пространство между осколками стен. Но и Егоров знал свое дело. Он мгновенно перекатился на левую запасную позицию, дал очередь по кустам, торчавшим за забором, и тут же услышал чей-то истошный вопль. Так люди кричат, когда пуля попадает им в живот или ломает кость. Значит, он вывел из строя еще одного противника. Егоров перебрался на правую запасную позицию. Тут из начала переулка, практически от Кайзерштрассе, ударил «МГ‐34». Буторин стрелял по мотоциклам. Старшина Егоров поддержал его. Вдвоем они положили всех жандармов. Егоров вернулся на свое место. А дымящий мотоцикл с офицерами продолжал движение. Странно, но в переулке он пошел живее. Двух эсэсовцев, засевших на углах, с тыла расстреляли Авдеев с Соболевым. Буторин и Коган бросили мотоцикл и, прижимаясь к забору, двинулись к воротам. Эсэсовцы у ограды поняли, что их обходят, и допустили роковую ошибку, решили сменить позицию, отойти ближе к улице Булавской. Там росли старые деревья. За ними можно было укрыться и продолжать бой. Они не учли охотничьих навыков старшины Егорова. Тот внимательно следил за оградой, шевеление в кустах заметил сразу же и ударил с опережением слева направо. Как раз по последним эсэсовцам из охраны фасадной стороны и внутреннего помещения резиденции. После этого старшина подал знак Буторину, заметил его. Мол, вперед, проход открыт. Глава восьмая Услышав выстрелы Егорова, Шелестов чертыхнулся и заявил: — Боец Авдеева открыл огонь. Это значит, что у Буторина с Коганом проблемы. Старшина может стрелять только по охране парадного входа и мотоциклистам. Тут же раздалась пулеметная очередь. — Наши или жандармы? — спросил Сосновский. — Хрен его знает. Вперед! Возиться с официантами уже некогда, времени не осталось, валим всех ножами. — Понял, — сказал Сосновский и ударом ноги выбил дверь. Шелестов выскочил на кухню, оказался за спиной официанта и ударил его ножом под лопатку. Молодой мужчина рухнул на кафель пола. Сосновский уже перепрыгнул через металлический столик, сбил с десяток бутылок коньяка, водки, сухого вина. Он набросился на второго официанта. Тот вдруг схватил большой разделочный нож. — Завалю тварь! — крикнул он на чистом русском. — Ах, так ты еще и местный. Сосновский двинулся влево, но тут же отпрыгнул вправо. Это двойное движение в противоход заставило официанта выбросить вооруженную руку в пустое место. Капитан тут же рубанул по его запястью своим ножом, захватил руку противника, полоснул по горлу. Шелестов легко справился и с третьим официантом. Выстрелы на улице услышали высокопоставленные фашисты, находившиеся в гостиной. Послышались крики. Двое в штатском рванули в коридор, прямо на Шелестова и Сосновского. Майор дал очередь, и они распластались на полу. За ними упали еще трое. На этот раз по ним выстрелили оба офицера. Здание сотряс мощный взрыв, от которого заложило уши. Это Буторин кинул гранату в толпу, образовавшуюся между столов, ближе к парадному входу. Осколки мощной «Ф‐1» свалили с десяток немцев. Кто-то закричал, послышались пистолетные выстрелы. Их тут же заглушили автоматные очереди. В зал ворвались Шелестов и Сосновский. Все вокруг было в дыму, среди которого метались люди, наталкивались друг на друга, стреляли по сторонам. — Сектор тридцать градусов, не зацепи зону у задней стены. Я работаю по Кубе и полковнику, — сказал Шелестов Сосновскому. Тот тут же открыл огонь по теням, стрелял и медленно продвигался вперед. Офицеры группы хорошо изучили план помещения. Они рассредоточились так, чтобы никто не оказался на линии огня своего напарника. Шелестов отпрянул к стене. На него вдруг вылетел огромного роста мужчина в штатском. Физиономия перекошена, в глазах изумление и боль. Наверное, этот тип получил осколок. Он несся к спасительному коридору. Майор выстрелил ему в живот, когда их разделяло всего сантиметров пятьдесят, и отпрыгнул. Туша, пробитая пулями, врезалась в стену, по ней сползла на пол и забилась в судорогах. Шелестов сменил магазин и продолжил стрелять в толпу, продвигаясь вдоль стены. Сейчас он оказался в зоне обстрела от входа, поэтому крикнул: — У двери, сместить огонь вправо! Буторин и Коган, как раз расстрелявшие по магазину, одновременно перезарядили оружие и ударили по правой стороне. Шелестов тоже стрелял и пытался разглядеть у стены знакомое лицо. Он едва не наткнулся на штандартенфюрера Генкеля, который своим телом закрывал генерального комиссара Кубе. Они встретились взглядами. Разведчик кивнул. Шелестов выстрелил и попал Генкелю под ключицу. Тот сморщился от боли, но смог показать глазами, мол, завершайте работу и уходите. — Добиваем всех и отходим к старшине! — крикнул майор. Вся компания гитлеровцев уже корчилась на полу, на стульях. Никого не миновали ни пули, ни осколки.