— Это той самой, где директором был Калач? — спросил Шелестов. — Он самый и есть. Но там обычно спокойно. За автобазой пойдет Восточная улица. Ее пересечете и выйдете к реке. По берегу торчат кусты да ветлы. Идете прямиком на север. Слева за Восточной останутся автобаза, швейная фабрика, переулок, где магазин у поворота на улицу Трудовую. — Она ведет к центру? — Да, к площади Свободы, ресторану, клубу, школе, где устроен солдатский бордель. — Бордель нам не нужен. — Ну и хорошо. После Трудовой будет обувная фабрика, переулок, которым заканчивается промышленная зона, за ним частный сектор, там почти все дома брошены. Через квартал начинается улица Береговая. Вам туда, в третий дом справа, но лучше зайти огородом, подворьем, там кусты. Слева крайний дом, где Калач с эсэсовцами еврейскую семью загубили, но сейчас и он пуст. Полицаи только после убийства прошли по улице, пытали людей, оставшихся на подворьях, чего видели, слышали. Ответ они получили самый обычный, мол, никто ничего не видел, и больше туда не совались. Уверен, поселок весь пройдете, а вот как встретит нежданных гостей Рогоза, не знаю. Может и пальнуть, у него есть ружье. Способен и сбежать. Шелестов кивнул на Зайцева и сказал: — Рогоза знает этого парня. — А, ну тогда другое дело, Зайцев пусть и заходит первым. — Петр Михайлович поставил еще одну жирную точку на схеме, обозначил подворье Рогозы. — Это все, товарищ майор. Шелестов взглянул на часы. — А время-то идет. Где-то через час нам можно будет выходить. — Через полтора, — посоветовал Матвеев. — Я на всякий случай зайду к соседу, через огород которого вы пойдете, отвлеку, скажем так, его внимание. — Вот за это спасибо. — Не за что. Видели бы, что здесь вытворял Калач со своими полицаями при поддержке эсэсовцев. Мы тут готовы были к черту сгинуть, лишь бы наказать этих мразей. Надеюсь, за этим вы и пришли. Шелестов промолчал. Хозяин дома и гости выпили чаю. Час прошел незаметно. В 20.00 к соседу ушел Матвеев. Через полчаса его жена вывела визитеров в огород. Поселок они действительно прошли без проблем. Темнота сыграла им на руку. Пришлось прятаться только однажды, уже у самой реки. По Восточной улице мимо обувной фабрики прошел бронетранспортер роты охраны. В десантном отсеке сидели четверо солдат. Они смотрели на поселок. В 21.10 группа Шелестова и партизан зашли в сад подворья Рогозы. — Дальше ты, Гриша, но аккуратно, — сказал майор Зайцеву. — Постучи, покажи себя, назовись, напомни о детстве в Готлинске. Как зайдешь, скажи Рогозе о нас. Вскоре вся группа была в доме. Рогоза, как ни странно, через столько лет узнал друга детства, предложил офицерам перекусить. — Только, товарищи, не обессудьте, продуктов в обрез, — сказал он. — У нас своя провизия имеется, да и перекусили мы, — ответил Шелестов. — Тогда говорите, с чем пришли. Не спрашиваю, кто вы, все равно не скажете. Мне вполне достаточно, что от товарища Горбаня. — Добро, Ефим, слушай, что надо сделать, причем как можно быстрее, возможно, прямо сейчас. — Слушаю. — Сделать надо вот что… — говорил Шелестов недолго. Рогоза не успел выкурить немецкую сигарету, выслушал майора, задумался ненадолго, потом проговорил: — Зайца, так звали Гришу в детстве, определю в хату слева от своей. Она напротив той, где Калач с командиром роты СС держал, а потом убил семью евреев из Гороша. У них саквояж был, потом Калач привез чемодан какой-то. Тогда-то, видать, и погибла семья Годмана. Вытащили у них все ценности и отправили на тот свет. На следующий день полицаи по домам ходили. Народ, понятное дело, ничего не видел и не слышал. Я также. После этого страшная хата пустует. Думаю, вы не пожелаете туда заселиться. Поэтому для вас, майор, подойдет подворье справа. Но решайте сами. Насчет сообщения Калачу, это только утром. Сегодня днем он приходил в ресторан, на девять вечера заказывал шлюху с ужином. Так что сейчас этот гад очень занят. — Хорошо, так когда ты сможешь связаться с начальником полиции? — Вообще-то, он встает рано, в шесть утра уже на ногах. К этому времени я и зайду в административную зону. Калач при отделе полиции проживает, боится снимать хату. Его подворье люди сожгли после того, как он расправился с семьями активистов. Но этот храбрец и в свой дом не пошел бы. Правильно боится. В Гороше даже теперь найдутся мужики, которые завалят его. Так что к шести. Это вас устроит? — А как быстро он может связаться с комендантом? — спросил Шелестов. — Точно сказать не могу, хотя тот тоже в шесть утра делает пробежку внутри административной зоны. Забавное зрелище — впереди мотоцикл с тремя эсэсовцами, позади еще один. Он между ними. Покойный штурмбанфюрер Фишер, чтобы ему в аду гореть, постоянно смеялся над этим. Командир группы прикинул по времени, кивнул и сказал: — Хорошо, в шесть утра пойдет. — А раньше и толку нет. — Как ты пройдешь по поселку, да еще в административную зону, во время комендантского часа? — У меня пропуск есть. Калач у Фишера выпросил. Могу ходить по Горошу круглые сутки. — Отлично. Покажешь соседский дом, а то мы еще наделаем шуму. — Значит, решили в соседнем остановиться? Покажу, конечно. Сейчас пойдете? — Да, нам надо выспаться. — Добро, сначала вас провожу, потом Зайца. Мы с ним еще посидим, поговорим о жизни в Готлинске. — Ты хорошо запомнил, что надо сказать Калачу? — На память не жалуюсь. — Ну так веди. Рогоза провел группу в брошенный дом. Видимо, люди уходили оттуда в спешке. Там осталась мебель и прочее, самое необходимое. Несмотря на, казалось бы, спокойную обстановку, командир группы приказал: — В охранение два человека, один во двор к калитке, другой в сад. Первыми заступаем я и Сосновский, потом Буторин и Коган. Смена в два часа, подъем в пять тридцать. И никаких вопросов. Витя и Боря — отдыхать, Миша — на пост. Ровно в 6.00 Рогоза постучал в дверь комнаты Калача, находившуюся рядом с помещением, где нес службу помощник дежурного. — Кого там принесло? — раздался изнутри недовольный, сонный голос. — Это я, господин начальник полиции, Григорий Рогоза. Доброго вам утра. — Чего надо? Калач открыл дверь. Опухшая физиономия начальника полиции говорила о том, что ночь он провел пьяную и бурную. — Да тут такое дело. Вчера у церкви, как с работы шел, встретил дружка детства из Готлинска. — Ты мне о дружке пришел рассказать, идиот? — Вы послушайте меня, господин Калач. Поселку может грозить большая опасность. — Заходи. Рогоза пошел в комнату. Калач умылся из ведра, начал одеваться и приказал: — Говори! — Так вот, у церкви встретил я дружка детства Гришу Зайцева. Он от партизан бежал. — Чего? — Хмельная одурь быстро сошла с полицая. — От партизан? — Точно так, и интересные вещи рассказал мне вечером. Я все передать не могу, не запомнил. Вам бы самому с ним поговорить. — Где он? — Так тут, у отдела. Я его сюда доставил. — Зови! Рогоза привел Зайцева. Тот снял кепку, поклонился и сказал: — Здравия желаю, господин начальник полиции. Я много о вас наслышан. — По делу говори. Как попал к партизанам, почему бежал и заявился в Горош?