Никакой реакции. Кир все так же цеплялся за подоконник. Антон, на глазах теряя терпение, шаг за шагом крадучись приближался к объекту. – Ну, в любом случае, парень, тебе придется поехать с нами. А нам нужно пообщаться с твоим папашей. Разговор закончен, пошли. Он попытался ухватить Кира за ремень джинсов, но тот отпрянул в сторону и забился между стенкой и плитой. – Так, я поеду с ним, – объявил Маго. – Он же мой брат! Я за него отвечаю. И буду это… отстаивать его интересы. Кинебомба глянул на своего любимчика с уважением. – Ладно, только пообещай своих номеров не проделывать. – Он выразительно изобразил пальцами кидательное движение. – И с матерью чтобы созвонился, если дело затянется. Уговор? – Уговор! Глава 12 Другой сын Виктория бродила по квартире, изнывая от тоски и злости на весь мир. Ей было тошно, скучно! Отец еще с утра уехал навещать свою больную жену. «Мою мать», – напомнила себе девочка, но ровно ничего не испытала. Не знала она прежде никакой матери и ничего, жила себе отлично. А про болезни и больных людей она даже фильмы всегда отказывалась смотреть. Отец предложил ей пока пожить в комнате сестры либо сразу занять пустующую гостевую комнату и начать там обустраивать все на свой вкус. Утром, уезжая, суетливо выложил на столешницу пачку денег, сказал: – Прости, Викуся, как человек старой закалки, предпочитаю наличные. Можешь уже начинать заказывать нужные вещи. Даю тебе карт-бланш, милая. Прости, что еду к нашей маме без тебя (девочка внутренне похолодела), но она пока очень слаба. Потрясение может оказаться роковым. Но я сегодня же посоветуюсь с ее лечащим врачом, как нам начать ее готовить к такой невероятной радости. Когда он наконец умчался, Виктория облегченно выдохнула и утерла моментально взмокший лоб. К деньгам она не прикоснулась, потому что в принципе никогда не имела дело с наличными, а в российских купюрах не разбиралась вовсе. Виктория не понимала, хватит тут денег на обстановку комнаты или на одну пиццу с морепродуктами – горничная Наташа иногда заказывала и ее потихоньку угощала. Да и как обставлять такую комнату? Чуланчик какой-то, даже ее пианино не войдет. У Прайда обслуга постыдилась бы в такой тесниться. Больше всего Виктория хотела домой, к Павлу, в привычную жизнь. Она с тоской поглядывала на мобильник – вдруг он позвонит, и можно будет повернуть разговор, чтобы позвал назад. Настоящему отцу она напишет потом сообщение, объяснит, что такая жизнь для нее совсем-совсем не годится. С горя забрела в комнату родителей, такую же убогую, как все вокруг. Прошла, аккуратно огибая мебель, брезгуя чего-то коснуться. На одной из прикроватных тумб лежало что-то нестандартного размера, Виктория одним пальцем откинула мягкую пушистую обложку. Это оказался альбом с фотографиями – она о таких слышала, но никогда не видела. Наверное, отец рассматривал перед сном, двуспальная кровать с этого края была застелена второпях, тогда как вторая половина выглядела безупречной. На первом снимке она увидела родителей совсем молодыми, смешными, в странных одеждах. Отец, кажется, совсем потерял голову, потому что наглаженная рубашка с галстуком у него была заправлена в спортивные штаны с лампасами, дальше шли светлые носки и щегольские полуботинки на высокой платформе. И все равно он был ниже матери, статной, улыбающейся. На ней было просторное, белое с желтыми цветами платье, волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы. Она внимательно и радостно смотрела на отца, сжимавшего в руках какой-то сверток. «Это же я, – догадалась Виктория. – Это же меня забирают из роддома». На следующих страницах она имела возможность рассмотреть себя новорожденную во всех ракурсах: в кроватке, в ванночке, в манеже. Но чаще всего – на руках у кого-то из родителей, похоже, там она и находилась бо́льшую часть времени. Вика не досмотрела альбом, потому что сердце заныло и дышать стало тяжело, переносицу сдавило от близости слез. Очень захотелось пить. И есть. Ах да, она ведь даже не завтракала. Девочка поплелась на кухню. Что-то отец ей с утра объяснял про микроволновку и про то, как плиту включать. Предлагал разогреть рагу – он приготовил его вчера вечером и очень, похоже, своим блюдом гордился. Или сделать омлет, или… Но Виктория никогда в жизни не готовила себе еду. Взяла в руки яйцо и едва не выронила от брезгливости – холодное, грязное, фу! Поразмыслив, она решила выйти на улицу и отыскать приличное место, где можно поесть. Типа ресторанов, в которых они с Павлом часто бывали за границей. Правда, она не знала, есть ли такие в России и можно ли туда без опаски заходить. Отец ключи ей оставил, но просил лучше сидеть дома. В крайнем случае – воспользоваться такси. Правда, он забыл рассказать, как это делается. Тут Виктория решилась все же позвонить Павлу, и предлог нашелся: она спросит о ситуации в городе, а заодно о другой Виктории и даже, ради интереса, нашелся ли мерзкий Кир. Вот бы нет, хоть какая-то радость. Павел ответил сразу, но говорил торопливо, отрывисто – так он всегда показывал, что занят. – Привет. Что, Вичка? Уже хочешь вернуться в цивилизованную жизнь? Прислать машину? «Да! – захотелось ей крикнуть во весь голос. – Да, немедленно!» Но вечный дух противоречия сделал свое черное дело, и Виктория произнесла холодно: – Я здесь у родителей, и у меня все в порядке. – А, ну-ну. – В голосе Павла плескалось нетерпение закончить разговор. – А как моя сестра? – заторопилась она. – Отец просто ужасно волнуется, ему не разрешают приехать, типа нет посещений. Но я думаю, что это вранье. Она хоть жива? – Погоди-ка… – Виктория смутно слышала, как он деловым тоном отдает кому-то приказы, потом торопливые шаги. – Вика, слышишь меня? – Да. – Почему-то сердце забилось часто-часто. – Жива твоя сестра, но неизвестно, надолго ли. Дело плохо. Слушай, деточка, ты ведь не станешь особо откровенничать со своими новообретенными родичами насчет Института и наших дел? Правда, не стоит. – Не буду, – буркнула Виктория. Разговор складывался совсем не так, как ей мечталось. И вдруг отец, то есть Павел, сказал все же те слова, которые ей так хотелось услышать: – Так что подумай хорошенько – может, тебе до печального известия вернуться ко мне под крылышко. А то ведь потом вцепятся намертво, и вряд ли это будет весело. – Я подумаю. – Она осталась довольна тем, как сухо прозвучали эти слова. – Ага, давай потренируй мозги, – тут же развеселился Павел. – Полезное дело. Три дня тебе даю, чтобы принять окончательное решение. – Маленьких первенцев всех переловили? – сменила она тему. – На улицу можно выходить? – Всех-всех, – заверил Павел. – Не все пока у нас, но и по улицам больше не скачут. Так что погуляй, полюбуйся на родной городишко. Только ножку не сломай на его раздолбанных тротуарах. – И отключился. Машину больше не предлагал, понятно, пошел на принцип: либо она здесь, либо возвращается. Виктория брезгливо, двумя пальцами прихватила пачку денег, другой рукой оттянула карман джинсов и закинула туда. Потом долго возилась с дверью и ключами, на улицу вырвалась взъерошенная и злая. Живот громко бурчал, возмущаясь отсутствием еды. Еще минут пять Виктория топталась у подъезда, озиралась тревожно: не бродят ли вокруг дома бандиты, маньяки, похитители детей. Но все выглядело мирно. Преждевременный снег стаял, и теперь солнце светило вовсю, рачительно просушивало тротуары и кроны деревьев. Мимо прошли какие-то толстые женщины с мусорными пакетами, ласково покивали Виктории и спросили, как дела у ее мамы. Пробормотав что-то неразборчивое, она поспешила отойти от дома. А потом решилась и двор покинуть. Шла по улицам и выискивала взглядом местечко, где можно поесть. Попадались кафе, но заходить туда было страшно. Замкнутое пространство, скопление людей заставляли девочку нервничать. Постепенно дома вокруг становились все ниже, двух- или трехэтажными, тротуар сменился красочной плиткой. Она не знала, что оказалась в центре города, на пешеходке. Здесь и мест, где можно было перекусить, стало в разы больше, за надраенными витринами она видела почти пустые помещения, улыбчивых официантов, но теперь сомневалась, хватит ли ей денег, и боялась попасть в дурацкую ситуацию. Когда она окончательно растерялась и готова была разрыдаться, чья-то рука опустилась ей на плечо. Виктория взвизгнула от испуга. – Вик, это я, не пугайся! – Ей во весь рот улыбалась небрежно одетая женщина с растрепанными светлыми волосами. Рядом с ней на терракотовой плитке мостовой стояли два огромных пакета. Виктория решила, что это вполне может быть одна из бездомных, тех, кто все свое носит с собой, – она таких навидалась во время поездок в Европу. Обычно они не агрессивны, но как знать… Девочка выжидающе застыла. – Я пыталась тебе дозвониться, но все безуспешно, – зачастила женщина. – У тебя все в порядке, девочка моя? Виктория неопределенно дернула плечом и отступила на шаг. Взгляд женщины сделался растерянным, она несколько раз моргнула светло-рыжими ресницами. – Просто хотела спросить: ты Мишку-то будешь забирать? – Какого еще мишку? – Вконец перепугавшись, девочка едва не обратилась в бегство. – Ну, котенка, неужели забыла?! Понимаешь, какое дело: ветеринар при последнем осмотре нашел у Нонграты одну болячку, наследие ее трудной прежней жизни. Не слишком опасную, но лучше как можно скорее прооперировать. Поэтому мы котят экстренно раздали по записи, один Мишка остался. Его хотели вчера забрать, но я решила сперва дозвониться до тебя. Так что скажешь? – А где он? – Виктории вдруг ужасно захотелось увидеть котенка, которого, похоже, присмотрела себе ее сестра. Сама она животных очень любила, но у Павла была на них аллергия, да такая, что, даже погладив кота или собаку в гостях у подружки, Вика потом тщательно намывала руки и дома сразу меняла одежду. Объяснять ситуацию незнакомке она не собиралась – зачем? Сегодня же позвонит Павлу и попросит ее забрать, она окончательно решила. Вот только отделается от этой бродяжки и позвонит. Но сперва посмотрит на котенка. Взгляд женщины стал еще более удивленным. – Так на прежнем месте. Пойдем. Она подхватила тяжеленные мешки, зашагала впереди. Когда вошли в маленький безлюдный дворик, у Виктории вдруг мелькнула мысль: «Вот так и похищают людей». Но почему-то она безропотно ступила за железную дверь в узкий и темный подъезд. По немыслимо крутым ступеням поднялись на второй этаж, там в малюсенькой прихожей женщина вручила ей бахилы и затем сразу повела в зал. Вика задохнулась от восторга, увидав, сколько там котов лежит, сидит, носится. В самом дальнем углу в большой коробке лежала на боку и тяжело дышала трехцветная кошка, а бурый котенок отважно скакал через ее хвост. Шерсть малыша была такой густой, что, казалось, стояла дыбом, а на голове напоминала панковский гребень. Заметив склонившиеся над коробкой фигуры, котенок с готовностью бросил прежнюю игру, встал на толстые задние лапки и призывно замахал передними. – Возьми его, – подсказала женщина. И Виктория, замирая от волнения и счастья, протянула обе руки и подхватила малыша в ладони, как в лодочку. Он поначалу слегка взволновался, завертелся, принюхиваясь, но быстро успокоился и доверчиво кувыркнулся пузиком вверх. На брюшке шерсть была не такая густая и слегка просвечивала розовым. – Ну, решайся, Вика, – сказала женщина. – Или родители все же против? Она замотала головой, уверенная, что отказа не будет. Даже если другой Вике иметь котенка не позволяли, она точно уломает отца. Девочка глянула на кошку, все так же лежавшую на боку, поймала ее напряженный взгляд – и вдруг занервничала. – Ой, а если я унесу Мишку, его мама не будет… Она не договорила, горло словно железные тиски сдавили. Женщина ласково коснулась ее плеча: – Она измучена, болеет. Нонграте некогда будет скучать по сыну, я немедленно звоню ветеринару. А когда она поправится, вы сможете зайти в гости. Все, кто забрал котят, обещали наведываться. Виктория чмокнула Мишку в затылок и прошептала в крошечное ухо: – У меня с мамой такая же ситуация, не поверишь. Она тоже болеет. Хозяйка кошачьего кафе отошла на минуту, вернулась с мягким домиком на ручке. – Переноску мы дарим всем, кто берет малышей. А в списке все, что нужно котенку, режим кормления я тоже расписала.