– А тебе разве не надо сменить Злату и посидеть с Сонечкой? – Мы уже списывались с утра, – торжествующе заявила Таня. – Златка написала, что прекрасно спала ночью и может еще побыть с Соней без проблем. О, она еще сказала, что вышел фильм с ее любимым артистом, – коварно прищурилась девочка. – Если, скажем, моя смена переносится на вечер, ты мог бы Златку сводить на поздний сеанс. Но брат продолжал хмуриться и не купился на такую продуманную хитрость. – Ежичек, ну давай хоть попробуем! – взмолилась девочка. – Ничего же мне плохого там не сделают, это факт. Хоть что-то разузнаем, а? – Ладно, – сдался Владимир. – Только сперва поешь хорошенько, и поедем. Таня радостно взвизгнула и схватила вилку. Через полчаса отправились на Володином фордике. Хотя до Института было всего ничего, четверть часа от подъезда и до забора, но ехал Милич неторопливо, словно надеялся, что сестра одумается. Поглядывал по сторонам: странное место. Вроде еще город, а по краям дороги – лес, заболоченный, почти нехоженый, мертвые деревья повисли на ветках еще живых собратьев. Тянутся вдоль трассы толстые черные трубы, иногда попадаются остановки словно из прошлого – почерневшая от старости скамейка да расписание на столбе. Потом замаячил сквозь деревья ничем не примечательный забор Института, словно мимикрирующий под это запущенное место. Официальной стоянки тут не было, как не было и машин, – те, у кого было разрешение, сразу въезжали на территорию, других тут не ждали. Но одна машина все же стояла – запыленная иномарка приткнулась к раздолбанному тротуару. Между ней и забором переминалась с ноги на ногу девочка в короткой красной куртке и без шапки. Голова низко опущена, очень светлые волосы почти занавесили лицо. – Вика! – ахнула Таня. Она ухитрилась выскочить из машины еще до того, как Владимир припарковался, кинулась к испуганно вздрогнувшей девочке, но уже на полпути перешла с бега на шаг, причем осторожный: она догадалась, кто перед ней. – Виктория? Девочка как-то неуверенно пожала плечами, боялась, видимо, попасть в неловкое положение. На сложенных на груди руках у нее дремал буро-рыжий котенок. Вдруг она встрепенулась, воскликнула: – Ой, ты же Таня, да? Я видела твою фотографию в комнате сестры. – Последнее слово далось ей с заминкой. – Да, я Таня, – подтвердила Милич. – А ты… ты что же, в нашем городе теперь живешь? – Ага, я живу у папы. – Это слово Виктория выпалила без заминки. – У настоящего. Я сама так решила! – Она вскинула подбородок, словно боясь какого-то нелестного предположения по этому поводу. – Могла бы жить на прежнем месте, тем более теперь, когда Кир исчез. Но я узнала про свою настоящую семью и вернулась. – Я очень рада, – от души сказала Таня. – За всех вас. Ты ведь останешься? Виктория вроде как заколебалась и занервничала слегка, но потом чмокнула котенка в стоящую хохолком шерстку на голове и расслабилась. – Наверное, да, останусь. Хотя я пока только отца и видела. Мать болеет, ей даже знать нельзя, что я вернулась. Сестра вот… – Анатолию Ивановичу разрешили навестить дочку? – Это Володя неслышно подошел. – Я старший брат этой красотки, кстати. – Н-не совсем разрешили. Видеть ее нельзя, пока она не начнет выходить в парк на прогулку. Ей ведь сделали пересадку сердца, – чуточку испуганно поделилась Виктория. – Но отец жутко волновался, постоянно названивал сюда. Профессор, который оперировал сестру, согласился встретиться с ним, рассказать, как все прошло, и показать анализы, чтобы папа больше не сходил с ума. Я на всякий случай поехала с ним, а то в таком состоянии – за руль… Страшно за него. – Она по-взрослому вздохнула. – Но внутрь не пошла, меня пугает это место. – Понимаю, – хмыкнула Таня. – Слушай, а как Маго? – оживилась Виктория. – Папа говорит, что он тоже в больнице, только в другой, обычной. Я все думаю, навестить его или нет. Неудобно как-то. – Он будет очень рад, – заверила ее Таня. – Завтра карантин снимут, я сразу туда побегу. – После уроков, – суровым голосом вставил Володя. – Ну ладно, после уроков. Хочешь, вместе сходим? Виктория радостно закивала, потом воскликнула: – О, папа выходит! Действительно, разъехались створки забора, вышел Фомин, и створки снова наглухо сомкнулись за его спиной. Выглядел зубной доктор задумчивым, но спокойным. Ребятам отрешенно обрадовался, хотя, кажется, не сразу понял, кто перед ним стоит. – Я бы вам и сам позвонил, поделился. Видел Викусю, вроде дело на лад пошло. – Видели?! – охнула Таня. – Ну нет, не вживую, в отделение посетителей не пускают. Такое уж удивительное место, не больница, потому такие строгости. Я даже с Викиным доктором говорил в приемной, рядом с помещением охраны. Но он послал санитара в палату, тот снимал все на камеру, а у нас на экран выводилась картинка. Вика в сознании, хоть и слабая еще, бледная. А вокруг такая медтехника, такая электроника, что даже я с медицинским образованием ее назначения не улавливал! – Он ошеломленно покачал головой. – Но по показателям все очень хорошо, обещают, что скоро дочка начнет вставать. Вроде как для них пересадка сердца – рядовая операция. Кстати, она не одна там лежит, за ширмой – другая девочка, потяжелее. Но для Викуси так даже лучше, не в одиночестве. А со второй моей красавицей вы уже познакомились? – вдруг расцвел он в счастливой улыбке. Брат и сестра дружно кивнули, но Фомин уже снова впал в озабоченную задумчивость и скоро уехал с дочкой, забыв спросить ребят, что их сюда привело. – Ну? – спросил Володя. Таня вздохнула и развела руками. Вроде бы смысл добиваться свидания с подругой исчез. Она внутренне успокоилась насчет Вики и, как следствие, потеряла нужный настрой. Но она уже договорилась со Златой об обмене дежурствами, они приехали сюда… – А вдруг нам позволят повидаться с Эдуардом? Ежинька, как бы это устроить? Губы Владимира расползлись в довольной улыбке: – Уже устроено. Позвонил ему еще из дома, пока ты одевалась. Он сейчас прислал сообщение, что в Институте дали добро. Пишет, что изумлен, да я и сам не ожидал. – Пойдем скорее! – Таня взволнованно потянула брата за рукав. На проходной пришлось пройти рамку и сканер, как в аэропорту, потом молодой охранник в форме цвета морской волны проводил их к большой беседке, той самой, прозванной «Залом ожидания». Там уже почти приплясывал от нетерпения Редкий. Он бросился к ребятам, как узник, которому предоставили свидание после десяти лет одиночки. Обнял сначала обоих разом, потом по очереди. Тане показалось, что он немного не в себе. В беседке не остались, Эдуард сразу потянул их в глубь величественного парка, туда, где черными силуэтами высились старые дубы и льнули к ним юные березки. За дубовой аллеей располагалась как бы полоса отчуждения перед воротами, выложенная зеленой плиткой. – Я ведь без всякой надежды подал заявку на посещение, – возбужденно говорил Эдик. – Эллу ко мне больше не пускают. – Мы не знали, – изумилась Таня. – Да, она не говорит, потому что вам своих тревог хватает. По надуманному предлогу не пускают: вроде как она по особому списку, как внештатная сотрудница, а куратор ее в командировке. Антоху не пустили, потому что у них типа временно ограничен доступ. В общем, по всему выходит, что я тут пленник. – Серьезно? – уточнил Милич, про себя решив, что Редкий немного перенапрягся из-за операции, потери друга и прочих потрясений. – Серьезнее не бывает. Должны были выписать еще неделю назад, все к тому шло. Я в порядке, чего место-то занимать! – Эдуард развернулся к ребятам на ходу, демонстрируя ничем не различимые глаза. – А после некоего события вдруг стали по новой обследовать, да с головы до пят, словно задались целью еще болячку найти. На все вопросы отвечают, что хотят понаблюдать, что новый глаз функционирует не так, как им мечталось бы, а они привыкли свою работу доводить до совершенства. Ладно, всё! – Он хаотично замахал руками. – Говорите теперь вы, рассказывайте все, да поподробнее. – А разве Элла?.. – У нас теперь повышенная секретность, по телефону стараемся лишнего не болтать. Так что сперва вы, а потом я кое-что вам поведаю. – Ну, Маго все еще в больнице, – начала Таня. – Его там давно и след простыл бы, но он решил до конца присматривать за Майским. Хотя после того случая с усыпляющим газом все спокойно. И они круто сдружилась. – Тут девочка хихикнула и порозовела. – Исполнителя ведь тогда нейтрализовали? – уточнил Эдик. – Ну да, похоже. Этот ужасный Кир назвал Прайду имена тех, кого нанял для убийства Паши. Два имени. Одного пристрелили в больнице, второго, наверное, тоже схватили. – Но тут загадка, – вступил в разговор Володя. – Маго абсолютно уверен, что не его ушлый братец организовал покушения. Он вроде о настоящем сыне Прайда узнал только в тот день, когда Пашу толкнули под машину. Значит, имена он назвал просто от страха перед отцом, первые, что на ум пришли, – так Маго считает. Тогда есть опасения, что заказчик покушений все еще в деле и только ждет подходящего случая. Вот Маго и бдит. – Ясно, – кивнул Эдик, он вроде немного успокоился и расслабился. – А что теперь с Кириллом? – Ну, Антон связался с его матерью, она тут же прилетела из Америки. Сейчас вместе где-то живут, оформляют документы. Мы ими не интересуемся, нам не до того. – Таня передернула плечами, демонстрируя свое отношения к близнецу Маго. – Бабушка Магомета так и не нашлась? Девочка с тяжелым вздохом покачала головой: – Нет, никаких известий. Мы думали, может, вы тут что-то о ней узнали. – Пытался. Но тоже нет, по нулям. Таня понурилась, Володя привычным жестом приобнял сестру за плечи. Она продолжила: – А мы со Златой поочередно сидим с Сонечкой, больше ведь некому. Она – в ночную смену, я – в дневную. Еще и в школу ходим, тоже по очереди. Ой, а Сонечка как изменилась, дядя Эдик! Узнаёт нас, радуется, хлопает в ладоши. Слова пытается произносить. Сначала не позволяла ничего на себя надевать, все срывала, а теперь сама одежки выбирает, представляете? Красное платье ей больше всего нравится! Мы с самого начала пытаемся ее учить, как нельзя смотреть на людей. Конечно, нам со Златкой трудно проверить, на нас ведь ее взгляд не влияет. Ой! – Она вдруг сжалась, лицо пошло красными пятнами. Эдик не сразу понял, что произошло, потом догадался, утешающе пожал ладонь девочки. – Нет, моего друга убила не она, а тот малыш, которого вы так запросто принесли из леса, но, по счастью, тогда все обошлось. Да и жив Василий… в некотором смысле. Он вкратце рассказал, что произошло с санитаром после фактической смерти. Когда закончил, брат и сестра смотрели на него одинаково круглыми глазами. – Как я понял, это далеко не самое удивительное из того, что тут творится, – подытожил Эдик. – Что насчет Платона? Таня сникла, но ответила: – Ну, он звонит время от времени, или мы ему. Но всякий раз он дает понять, что разговор может прослушиваться. Говорит, что все в порядке, но мы понимаем – он там тоже пленник. А у Прайда какие-то свои дела, в смысле, ему сейчас не до первенцев. К детям Платона не пускают, с ними только буки. В общем, все плохо. Ой, нет, мы же сейчас встретила Фомина, и он сказал, что Вика почти в порядке! Ей сделали пересадку сердца, но это тут вообще за сложную операцию не считается. Редкий поскорее отвернулся, чтобы ребята не увидели его лицо. Он уже знал, что Дарья Зимина так и не вернулась домой, и больше не виделся с Вереной. – А еще – вторая Виктория тоже вернулась к родителям, – не заметила его состояния Таня. Эдик огляделся по сторонам, забормотал вполголоса: – Ну, надеюсь, у здешних деревьев нет ушей, хотя я бы не удивился. Давайте-ка остановимся. Заинтригованные ребята застыли на месте, Редкий повернулся к ним и на всякий случай прикрыл ладонью низ лица. Только после этого начал говорить: – В Институте заговор. Некоторые не желают мириться с тем, что, по требованию Прайда, здесь проводятся бесчеловечные эксперименты. Делаются операции, которые сами по себе – невероятный прорыв в науке, но могут привести к катастрофе. Я лично общался с одним из заговорщиков, но, думаю, он схвачен теперь. Именно после этого меня перестали готовить к выписке, а Эллу – пускать сюда. С медсестрами теперь тоже не договориться, чтобы пустили в самоволку. Передайте Элле, пусть хоть понимает, что происходит.