– Знамо чем! Поспрашивайте у других-то, что за живоглот ваш Симанов. Как паук ненасытный! Со всех соки тянет, все не нажрется никак. Уж жилетка на пузе не сходится, а он все подгребает, подтаскивает! И не лопнет ведь! И никакая холера к нему не липнет, к красномордому! – Вы же работали у него? Вас он тоже обманывал? – Работал. С ночи до зари батрачил не разгибаясь. И за конюха, и за кучера, и сено косить, и лен возить – все на моем горбу. Устин раз косой махнет, пока я делянку выкошу, он один навильник ковырнет, а я уж копну перемечу! Но Устинка – сын, а Васька – холоп! Ржи мешок кинет – и жри его всю зиму. В одних портках от него ушел. – Сами ушли? А то вот сестра его Анисья говорит, что Симанов вас за пьянство выгнал. – За что?! – Худалов вскочил так резко, что табурет не устоял, бухнулся об пол. – За пьянство?! Да я даже в праздники не разговляюсь! Окромя кагора на причастии ни разу в роте не держал пакость энту! Да чтоб их там всех кондрашка разбила, Симановых энтих! Всю породу ихнюю! – Сядьте, Худалов! – Маршал стукнул кулаком по столу. – Уже не возьмет их ваша «кондрашка»! Убили их всех в ночь на вторник. – Как… убили? Кто?.. – Если бы я знал кто, я бы с вами сейчас не разговаривал. Дворник поднял табурет, сел, растерянно хлопая глазами. – А как же?.. Как всех-то?.. И ребятишек?.. А вы ж про Анисью казали… Маршал отодвинул блокнот, постучал карандашом по клеенке. Память безжалостно подсунула картинки из симановской спальни. – И ребятишек тоже. Топором. Анисья цела, убили тех, кто в доме у Симанова жил. – Ах ты ж! И Дашку, стало быть? Ох! И Алешку? – Да, всех. – Надобно Николаю донесть! Это брат Алешкин родный. Он тут, в городе, в трактире служит. Худалов снова вскочил, начал развязывать фартук. Узел не поддавался, и он принялся стаскивать его через голову. – Не спешите. У него сейчас мой коллега. Уже все, должно быть, рассказал. Вы давно его видели? – Кольшу? Да заходил ко мне раза два. Первый раз летом, я ишшо уехать не спел. Работу спрашивал. А другой раз перед Рождеством. Посидели чуть, чая выпили. – А Степаниду Лукину вы знали? – Учительшу? – Василий снова сел. – Знал, конечно. Она, говорят, малеха умом подвинулась. – Что значит «говорят»? Худалов почесал затылок, будто помогая мыслям. – Дык я ее дурной-то не видал не разу. Мать сказывала, а сам не встречал ее. – А мать не сказывала, почему с ней такая метаморфоза приключилась? – Чего приключилось? – Умом почему учительница тронулась, как вы говорите? – А. Не, не говорила. Да я и не спрашивал. Мало ли за что Бог наказывает. – Ну да, Бог… Константин Павлович снова раскрыл блокнот, ткнул карандашом в сторону двери. – Зовите своего Митьку с ворот. И остальных тоже мне сыщите, включая старшего дворника. Будем проверять ваше алиби. – Чего проверять? – Худалов опять взлохматил на затылке космы. – Зовите, говорю. – Других поищу, а Митька не пойдет. Не положено ему отлучаться, у нас строго с этим. Вы уж поспрошайте у него сами там, на месте, алибю энту. – Хорошо, – поднялся Маршал, – поспрошаю. И к старшему сам зайду. Номер квартиры какой? * * * 23 февраля 1912 года. Санкт-Петербург, Казанская полицейская часть. 13 часов 22 минуты – Алиби Худалова подтвердили все дворники, включая старшего. Маршал встретил Филиппова прямо у дверей участка – подъехали совершенно одновременно, будто специально. И прямо на крыльце, за папиросой, обменялись результатами своих изысканий. – Сговориться не могли, пока он их собирал? – Все пятеро? Да еще старший? С чего бы им его выгораживать? Да и я к старшему дворнику сам сходил, и к привратнику тоже, пока Худалов мне остальных собирал. – Ясно. Выходит, у обоих работников Симанова подтвержденное алиби. Тупик вырисовывается, голубчик. – Филиппов отбросил окурок. – Идемте, в кабинете договорим – все-таки зябко здесь. Маршал тоже выкинул папиросу, открыл дверь, пропустил патрона перед собой. Внутри было привычно многолюдно и суетно: заявители, нарушители, блюстители. – Владимир Гаврилович! Константин Павлович! Павел Евгеньевич Кушнир, удостоверившись, что его услышали, быстрым шагом заспешил по коридору к коллегам. – Вы к себе? Уделите минуту? Есть что рассказать. В кабинете Филиппова гости расселись по «своим» местам: Маршал устроился у широкого подоконника с папиросой, а Павел Евгеньевич опустился в свое любимое кресло с подлокотниками, отполированными рукавами многочисленных посетителей. – Я изучил доставленную из Поповщины еду, питье и посуду, – торжественным тоном начал доктор. – И, кажется, могу вам прояснить некоторые темные места этого дела. – Перебивать его никто не стал, пришлось продолжать: – Водка хорошая, безо всяких примесей. Дорогая, «белоголовка»[11]. Закуска тоже вполне себе обычная. А вот квас с секретом, да-с. – Он снова обвел взглядом слушателей, возмутился: – Господа, ей-богу, ну вы хоть проявите эмоции! Мне же совсем не интересно вещать в тишину, да-с! – Павел Евгеньевич, голубчик, давайте без актерства. Поверьте, мы молчим исключительно из уважения к рассказчику, – улыбнулся Владимир Гаврилович. – Продолжайте, пожалуйста, нам жутко любопытно, что вы обнаружили в квасе. – А в квасе, господа, я нашел ответ на вопрос, почему ни сноха, ни внуки хозяина не проснулись в процессе… Гм… Ну… В общем, дичайшая концентрация «Веронала»[12], да-с. – «Веронала»? Зине выписывал его доктор после… Ну, после того случая. Для сна. Доктор Кушнир кивнул. – Совершенно верно. Это довольно сильный препарат, барбитурат. Очень внимательным надо быть при дозировке. Без вскрытия утверждать не берусь, но вероятность того, что те, кто пил квас, могли не проснуться, очень велика. Дети уж точно. – Так, – Маршал зашагал по кабинету, – водочных рюмок было пять. Оловянных кружек семь. Пятеро мужчин, Дарья и шестеро внуков. – Водку пили сами убийцы, – кивнул Филиппов, – потому в ней отравы нет. – Не отравы – снотворного, – буркнул доктор из кресла. – Да-да, снотворного. Думаю, убивать никто никого не хотел. Если бы кто-то и не выжил после «Веронала», это была бы случайность. Никто бы даже в полицию не заявил – мало ли отчего ребенок умер. Я предполагаю, – Константин Павлович прервал свое хождение, – Симанов и сын нужны были грабителям, чтобы выяснить, где деньги. – Выпытать. – Да, Владимир Гаврилович. Выпытать, вызнать угрозами. Они были потребны злодеям в относительно трезвой памяти. Батрак не в счет, за хозяина под пулю вряд ли бы полез. А сноха с детьми – лишняя морока. Как бы крепок ни был сон, не услышать из-за занавески, как допрашивают Осипа с Устином, они не могли. Грабителей двое, за такой оравой не уследишь, двери нет, не запрешь. Вот и опоили. – Да, пожалуй. – Филиппов потер подбородок. – Вот только одна нестыковка. – Верно. – Константин Павлович тряхнул шевелюрой. – Откуда грабители знали, что у Симановых нет дверей? – Выходит, вы правы в главном. Навел шайку на Симанова кто-то из местных. И, судя по всему, не просто навел, но и сам принимал в ограблении довольно деятельное участие. Потому и устранили свидетелей. Доктор Кушнир во все время диалога сыщиков помалкивал, пыхтя своей короткой трубочкой, но тут вдруг подал голос: – Но зачем было убивать спящих? Они же не свидетели. Сыщики переглянулись. – Загадка. Еще одна. И отгадки где-то там, в Поповщине. Видимо, нужно ехать, Владимир Гаврилович. Как раз поспею к похоронам, понаблюдаю заодно за людьми.