— Ты не оправдываешься. Это тоже плюс. — Маньяк кивнул и вошёл в кабину. Запустил чужим ключом состав. Поезд медленно, но верно покатился вперёд. Тяжеленные колёса отсекли голову Южакову. Серебристый рельс окрасился бордовой струёй. Красный тряпочник ушёл тем же путём, что и вернулся. Срезав пару мотков колючей проволоки при помощи найденных кусачек, он опять незаметно прыгнул на пролетавший мимо аэробус и был таков. Отработавший своё дротикомёт небрежно полетел в ближайшие кусты. * * * Вспышка. «Похоже, „наш товарищ“ явно перечитал наших классиков, — невесело подумал Ярослав. — Однако я чувствую, что „Зевс“ через „Тиресия“ хочет мне ещё что-то показать. Поехали!» Вспышка. Тёмная глубокая ночь, электровоз, управляемый Южаковым, движется по МКВД. Снова какая-то промышленная зона, но имеющая достаточно знакомые очертания. Поезд тормозит, и луч станционного прожектора выдаёт название остановки, состоящее из трёх знакомых букв. ЗИЛ. «Так, а вот это очень интересно…» — как невидимый наблюдатель, Ярослав сосредоточился. Состав Южакова встал на грузовой станции. На поезд заносят аэромобильные детали — как в ящиках, так и без упаковки — а также загоняют на открытые платформы грузовые «зилки». Внезапно под шумок общих работ из подземного туннеля появляется отдельный «сто тридцатый» с погашенными фарами. Ярослав понимает, что это не совсем обычный грузовик. ЗИЛ паркуется рядом с последним вагоном, и ничего не подозревающие рабочие грузят спецзаказ ГРУ на платформу, надёжно фиксируют его по нужному протоколу. Помощник ушёл передохнуть после поездки. Южаков погасил освещение в кабине, открыл форточку. Но машинист явно решил не просто проветрить рабочее место. Внезапно в открытом окне появляется механик Долгопятов. Анатолий оглядывается в поиске лишних глаз и протягивает Петру конверт с очевидным содержимым. Довольно кивнув, Долгопятов скрывается в ночи. Южаков готовит поезд к отбытию. Прошло сорок с лишним минут. Южаков пригнал поезд на станцию «Коптево», последнюю остановку перед «Лихоборами». Рабочие другого предприятия начинают загружать вагоны. Анатолий временно оставляет поезд на помощника, говоря, что на этот раз ему надо отлучиться. Это не вызывает у коллеги никаких подозрений. Южаков спрыгивает с локомотива и быстро устремляется к последнему вагону. Здесь при помощи автоматического крана он сгружает ЗИЛ с секретом так, чтобы помощник не разглядел в зеркала заднего вида. Далее машинист прыгает в кабину грузовика и, не включая фар, беспрепятственно вывозит его со станции. Немного проехав по достаточно освещённой Онежской улице, Анатолий сворачивает во Второй Лихачёвский переулок. Фары у грузовика так и не включены. Одинокий ЗИЛ-130Л-бис пересекает уснувшую промзону и залетает в гаражный кооператив. «Оптикостроитель», — высвечивает одинокий уличный фонарь на проржавевшем указателе. Сторожа то ли нет, то ли он пьян в стельку. Машина двигается между гаражными боксами. Учительница Порываева открывает ворота гаража, и Южаков паркует внутри ЗИЛ-130Л-бис. У грузовика отключены фары, освещение даёт лишь слабая внутрибоксовая лампочка. Анатолий глушит двигатель и спешивается из аэрокара. Всё это время он повёрнут к наблюдателю спиной, лица его не видно. Мужчина кивает Порываевой, она же молча кивает ему в ответ. Пришелец протягивает учительнице небольшой конверт, который она быстро прячет во внутреннем кармане лёгкого пальто. Вспышка. — А вот и сложился паззл, — произнёс Ярослав, «вернувшись» в реальность. — Хм, что, простите? — не понял начальник электродепо. По ощущениям анализ прошлого занимал несколько часов, хотя на самом деле в настоящем прошла лишь пара секунд. — Нет, ничего, просто мне всё стало понятно. Этот тип — настоящий профессионал. — Коломин дважды усиленно моргнул. Поинтересовался: — Скажите, товарищ руководитель, а с сотрудниками, которые усыпил преступник, сейчас всё в порядке? — Да, мы отправляли их всех в ведомственную больницу. Они проверялись неврологами, психиатрами, токсикологами, наркологами, другими врачами, сдавали анализы… — рассказал начальник «Калужского». — Никаких последствий, но и никаких следов усыпляющего вещества. Просто люди как будто крепко поспали. — Единственное положительное во всём происшествии, — сочувствующе отметил Ярослав. Кивнул исполняющему обязанности. — Тогда на этом моя работа закончена, товарищ руководитель. — Вы больше ничего не будете осматривать или проверять? — удивился руководитель депо. — Что ж, Ярослав Леонидович, тогда я провожу вас до проходной. Сердечно надеюсь, что вы поймаете и передадите этого подонка в руки суда! Распрощавшись с и. о. начальника ТЧ-5, капитан не сразу вернулся обратно в «Метеор». Не желая по сто раз искать съезды и повороты в гремящих желобах, Ярослав потрусил по улице до противоположной стены электродепо. Шедшая от метро девушка с достаточно нескромным вырезом на груди игриво подмигнула бегущему следователю. Коломин непринуждённо улыбнулся в ответ. «Сейчас я, наверное, похож на героя Басилашвили из „Осеннего марафона“», — самокритично поразмыслил Ярослав, когда многие прохожие уставлялись на него. Свернув с Профсоюзной улицы в Хлебобулочный проезд, Коломин без доли усталости наконец-то добежал до восточного забора ТЧ-5. Камеры и стационарные роботы пристально глядели на пришедшего, мол, только попробуй сделать что-нибудь не так. Ярослав покопался в зарослях и густых кустах, словно студент-ботаник на практике. В корнях одного из растений следователь обнаружил дротикомёт Красного тряпочника и внимательно осмотрел его. Капитан достал из внутреннего кармана большой пакет для вещественных доказательств и, касаясь оружия внутренней частью упаковки, чтобы не стереть возможные отпечатки, спрятал дротикомёт в плаще. — Товарищи, на связь! — на открытой местности внутренняя рация «Зевса» ловила хорошо. — Утро доброе, Ярослав, — на другом конце откликнулась Таня. Коломин двинулся обратно к «Метеору». — Привет, Тань! Будь добра, посмотри межведомственные запросы, поданные из-за пропажи оружия, от Министерства обороны, — попросил Ярослав. — Номер: «ДМ-00700X». — Момент. — Девушка немного «повисела» на линии, набирая на клавиатуре. — Не поверишь, но действительно оружие с таким номером было утеряно. Дротикомёт револьверного типа, нелетального действия. Так называемые «мягкие» иглы в дротиках, используется присосочная система подкожного введения. Вводимое вещество — «Сноведин». Можно смело использовать при стрельбе в голову; при попадании же в глаз дротик не срабатывает. ДМ-00700X утерян двадцать второго февраля этого года, когда воинская часть номер 130130 готовилась к мероприятиям в честь праздника. В/ч 130130 располагается в Балашихе-14. — Не удивлюсь, если за пропажей тоже стоял наш «клиент»… Странно, что он не оставил столь редкое и полезное оружие для дальнейших преступлений. — Ярослав возвращался на Профсоюзную улицу. — В общем, я скоро прибуду на Октябрьскую. Есть, что рассказать. — Будем ждать. Конец связи. — Конец связи. «Метеор» залетел на крупную транспортную артерию и двинулся в сторону центра. К сожалению, Ярослав не заметил, что все последние минуты некий таинственный незнакомец наблюдал за ним в бинокль. Но кто тогда бы узнал о его настоящих намерениях? Глава IX ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО И ПРОЧИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ Я не стеснительный, но мне не нравится, Когда сверлят меня три короба, Мозги мои думающие плавятся, Когда усеяна ими вся стена. Четыре на квадратный метр и свыше, Север, юг, запад, восток, От подвала тянется к крыше Всеобщей несвободы росток. В. А. Афонин, «Contrôle total». Ярослав сидел на стуле в кабинете Боровикова и заканчивал доклад о предыдущем расследовании. В окне виднелись городские пейзажи Житной и Мытной улиц, Калужской площади, Ленинского проспекта, Крымского вала и кампуса МИСиСа. На стене висел портрет с гордым товарищем министром внутренних дел, а на одной из перпендикулярных сторон — наградной «Маузер» с прикладом старого образца, способный стрелять лишь «обычными» пулями. Боров сидел в широком кресле за столом из вишнёвого дерева, перед полковником стоял личный компьютер «Искра». В другой конец стола встраивалась так называемая «командирская» панель: защищённый радиоканал, спецтелефон, спутниковая связь, кнопки для мгновенного соединения с первыми лицами и т. п. В дальнем правом углу комнаты на видном месте в напольные флагштоки были установлены знамёна СССР и РСФСР. В закрытом стальном сейфе хранилось нечто, известное лишь Антону Владимировичу, а в шкафах располагались папки с важными делами и толстые талмуды по различным юридическим вопросам и проблемам. Перед книгами и бумагами на полках помещались фотографии молодого и не очень Боровикова с однокурсниками, сослуживцами и просто родными. В отдельную изящную рамку Боров поместил копию диплома с отличием Академии МВД. — Качественно поработал, ничего не скажешь. Подтвердилась гипотеза, что Тряпочник зачищал некую ОПГ. — Боровиков отхлебнул чая с лимоном из крупного термоса. Закрыл тару и добавил более тихим голосом: — Ярослав, от всех силовиков пришли ответы на мои запросы. Никто ничего не знает про твой отряд «Гамма». — А что вы тогда скажете на это? — Коломин протянул начальнику копию переписки с Приставловым, откуда, понятное дело, предварительно удалил все компрометирующие детали. Нахмурившись, Боров внимательно ознакомился с содержимым листа и несколько раз медленно перечитал его. Недоверчиво взглянув исподлобья, спросил: — Кто твой информатор? — Необычайно надёжный и осведомлённый человек, — пространно отозвался Ярослав, совершенно не желая лишний раз «светить» Приставалова. Журналист практически не обладал никакой защитой и мог пострадать от рук неизвестных в любой момент. — Я оставлю это себе? — после одобрительного кивка Коломина Боровиков неуклюже поднялся, быстро спрятал бумагу в сейф и плюхнулся обратно в кресло. Сложил толстые пальцы в замок. — Я слышал об этих происшествиях. Но сейчас ими занимаются другие люди. — Почему не Экспериментальный отдел? — с заметным возмущением возразил Ярослав. — Потому что Экспериментальный отдел занят Красным тряпочником и остальными неразрешимыми и трудноразрешимыми делами, — проворчал Боровиков. За окном с криками нагло пролетела воронья стая. — «Валы», которыми пользуется «Гамма», винтовки редкие. Можно бы было легко отследить пропажу или легальную закупку через ведомство, — предположил Коломин. — Теоретически — да. Практически — нет, так как в наше время такие следы тоже хорошо заметаются. Поди поищи этот «Вал» где-нибудь в Афганистане, — отмахнулся Боров. — «Гамму» пока оставим на второй план, твоя основная цель — Красный тряпочник. Ещё остаются таможенница, химик и режиссёришка. В целом, цепочка сложилась, но нужно подтвердить или исключить их участие в афере с ЗИЛами. — А если подтвердится, то выходит, что Красный тряпочник хороший, раз выполняет нашу работу? — спросил Ярослав, собираясь на выход. — Никакой он не хороший, — молнии злобно сверкнули в глазах Борова. — Никто не имеет права брать на себя наши функции. Гад должен быть приставлен «к стенке». Можешь поработать за компьютером, проверить всё то, что наговорил тебе информатор. Кем планируешь заниматься дальше? — Хочу проверить таможню. Тряпочник мастерски проникает на режимные объекты: аэрозавод, электродепо, аэропорт — как будто работал на этих предприятиях с десяток лет и знает каждый закуток и уязвимый уголок. «Гермес» через «Тиресия» не показал, как убийца проникал на ЗИЛ, но я уверен, что поступал он аналогично, как и при инфильтрации на территорию метрополитена. Точно, аккуратно, быстро, как нейрохирург, — признался Коломин. — Самое главное, что гадёнышу никто не помогал. Действовал в одиночку, без сообщников. — Боровиков глядел на проносящиеся аэромобили за окном. Расслабленно облокотился на подлокотники и словно утонул сам в себе. — Я другого не могу понять, капитан. Москва ежечасно, днём и ночью, находится под неусыпным надзором «Ока». Почему Красный тряпочник ни разу в нём не засветился? Как такое возможно, если каждый москвич или приезжий хотя бы раз в жизни попадает в его поле зрения? Многоуровневая комплексная система «Око» начала внедряться в столичном регионе в рамках всесоюзной программы «Безопасный город» в начале восьмидесятых годов. Базисом «Ока» служила гигантская совокупность фото- и видеокамер, разбросанных по практически каждому уголку Москвы. Камерами, причём явно не в единичном экземпляре на квадратный метр, оказалось увешано всё: подъезды и стены жилых и нежилых зданий, салоны и наружные поверхности общественного транспорта, системы уличного освещения, рекламная инфраструктура, «гражданские» государственные учреждения и т. п. Малые и средние компании из отраслей вроде розничной торговли, автосервиса или общественного питания также часто присоединялись к «Оку», так как за это им полагались крупные льготы и преференции. Внутри «силовых» ведомств и крупных предприятий вроде ЗИЛа имелись собственные системы слежения, при необходимости сопрягаемые с «Оком». Однако часто руководители подобных организаций не доверяли всесоюзному проекту и часто игнорировали рекомендации подключиться к нему. Важной надстройкой «Ока» являлась собственная эвристическая нейросеть, анализирующая и создающая социальный портрет гражданина на основе его регулярных перемещений, посещения определённых заведений и веб-сайтов. Если обыкновенный семейный клерк из учреждения, работающий по графику «пять через два» и регулярно посещающий бассейн, станет заниматься скалолазанием или горным альпинизмом, нейросеть не отреагирует. Однако если данный законопослушный гражданин регулярно начал посещать тематические сайты, посвящённые оружию и боевой экипировке, «Око» выставит в его поле жёлтый знак вопроса. Если система поймёт, что на телефонный провод или интернетный кабель поставлен блокатор, знак вопроса окрасится в красный. Если случайно в разговоре по телефону или на улице гражданин произносит слово или фразу, занесённую по конкретному критерию в некий «чёрный» список, а фрагмент этой речи улавливает ближайший микрофон «Ока», то в профиле вероятного бунтаря возникает уже красный восклицательный знак. С точки зрения властей, опыт Москвы по внедрению и развития проекта «Око» оказался успешным, и затем практику системы слежения перенесли на остальные важнейшие города Союза: Ленинград, Киев, Минск, Ростов-на-Дону, Саратов, Казань, после — на все остальные республиканские и областные центры. С началом девяностых годов пристальный взор «Ока» стал обращаться на города от полумиллиона населения и меньше. Возможно, «Око» к двадцатым годам двадцатого века охватит и всю немногочисленную сельскую местность, а также практически всю малозаселённую территорию, разбросав свои сети на территории всего советского государства. Из названия всесоюзной программы читатель уже догадался о целях, ради которых осуществлялось создание, внедрение и развитие «Ока». Миссией проекта являлось «создание безопасного города, свободного от посягательств преступности на жизнь и имущество добропорядочного советского гражданина». В систему «Око» загружались фотографии, физиологические и фенотипические параметры (рост, вес, телосложение, цвет глаз и волос, острые и хронические заболевания и т. д.), паспортные данные, включая семейный статус и отношение к воинской обязанности, род деятельности, партийная принадлежность, наличие судимости, информация об имуществе, данные ГЛОНАСС с владеемых транспортных средств и некоторые иные параметры. Конспирологи с форумов Atommail зловеще поговаривали, что перечень критериев, по которым происходит анализ гражданина «Оком», является намного шире заявленного и содержит такие интересные пункты, как «нелояльность коммунистическому строю» и «количество антикоммунистических радикальных взглядов или высказываний». Якобы далее «Око» выстраивало рейтинг всех граждан, за исключением «силовиков» и крупной партийной и финансово-промышленной номенклатуры, по принципу: «Послушный получает всё, недовольный получает остракизм». Действительно, помещённый под домашний арест человек не смог бы воспользоваться метрополитеном: створки турникетов просто бы перед ним не раскрылись. Злостный неплательщик налогов не мог купить билеты на поезд или самолёт в другой конец страны, чтобы поразвлекаться на средства сомнительного происхождения. Пропавшего без вести или разыскиваемого без дополнительных усилий со стороны милиции мог обнаружить любой автобус, троллейбус или трамвай, случайно проезжавший мимо. Лихач за нарушения ПДД лишался прав заочно, а в случае езды без водительского удостоверения на своей или даже чужой машине не имел возможности её заправить: бензин просто не лился в бак при виде лика нарушителя. Официально предполагалось, что тотальное слежение на городских улицах, отсутствие потаённых, скрытых от взора независимого наблюдателя мест приведёт к созданию атмосферы нестерпимости преступлений. Действительно, попробуй ограбь прохожего или угони аэромобиль, когда на тебя уставился десяток — другой стеклянных глаз. Ты вроде спрятался от самых явных из них, что торчат из экранофона подъезда или фонарного столба, но пристальный глазок, повешенный где-нибудь у доски объявлений или продуктового ларька, непременно разглядит тебя. В чём смысл нарушать закон, если правоохранители в режиме онлайн просматривают каждый метр города? Не зря существует крылатое выражение, что благими намерениями дорога выложена в ад. Изначально концепцию системы «Око» критиковали многие, даже некоторые члены номенклатуры. Кто давал согласие на обработку своих данных? Кто гарантирует конфиденциальность данных, собранных при помощи системы? Кто обладает полным доступом к «Оку»? Кто выстраивает критерии «хорошего и лояльного» или «плохого и неверного» гражданина? Где полный список этих критериев? Будет ли «Око» портить жизнь только злостным нарушителям закона? Или добрый его взгляд можно будет сменить на грозный, если надо доконать какого-нибудь дотошного инакомыслящего либо отправить под откос более успешного конкурента? Наконец, почему уничтожается всяческая презумпция невиновности и почти любого человека государство изначально рассматривает как нарушителя и преступника? Вопреки агрессивным рекламе и маркетингу, сопровождающим любой крупный проект, уровень преступности не снизился не только на улицах Москвы, но и городов поменьше. Да, от камер «Ока» не спасали маски, балаклавы, шлемы и очки: камеры системы умело определяли пытающегося скрыть свою внешность человека по силуэту, профилю, походке, росту, комплекции, жестикуляции. Сложный алгоритм рассчитывал вероятность нахождения человека в той или иной части города, исходя из его потребностей и интересов. Однако преступники, в силу специфики своей деятельности и образа жизни, чаще являются изобретательнее законопослушных обывателей. Чего они только не изобрели, чтобы обмануть «Око»: ложное синтетическое покрытие головы с чужим лицом, не отличимое от реального, прибавляющая рост обувь со внутренними каблуками, создающий помехи камерам гель для лица, корректировщик осанки и походки для скрытого ношения, создающие вокруг головы виртуальную цифровую маску очки, виртуальный цифровой балдахин для искажения силуэта и многое, многое другое. Использование одних таких изобретений прямо запрещалось властями, другие — в силу невозможности контролировать их распространение входили в повседневный обиход и даже нередко проходили легализацию, ставя своё производство на поток. Чтобы скрываться от взора «Ока», преступный мир разрабатывал что-то своё или воровал у государства и дорабатывал, а государство в виде силовых структур перенимало и адаптировало хитрые технологии и технику преступного мира в свою пользу. Что-то перепадало и гражданскому обществу: можно было сказать робкое «нет» тотальному контролю. «Око» стало «буксовать» с самого начала своего запуска, вызывая раздражение как со стороны граждан и бизнеса, так и со стороны государства, в том числе и «силовиков». От двадцати пяти до тридцати пяти процентов определений системы были ошибочными: вместо матёрого рецидивиста в отдел могли привезти перепуганного студента-второкурсника. Наводки и сигналы «Ока» всё равно приходилось перепроверять в ручном режиме, что отнимало дополнительные средства и время. Персональные данные честных граждан нередко утекали в «Тёмный нет», где достаточно часто становились достоянием злоумышленников. Фактически «под ключ» преступникам попадал полный социальный портрет потенциальной жертвы, с которой они получали возможность вытворять всё, что душа пожелает. Кражи и угоны происходили именно тогда, когда хозяева были на максимальном удалении от дома и гаража — в отпуске или на работе. Внезапно ставшие одинокими люди быстро похищались неизвестными. Шантажисты вламывались в персональный компьютер и точно знали, на какие больные точки души нажимать несчастной жертве, чтобы выбить наибольшую из возможных сумм. «Силовики», «красные директора» и партийные боссы «Оком» не отслеживались — это объяснялось «особенностями их работы», «особой уязвимостью перед угрозой и давлением», «принятием ключевых управленческих решений», «доступом к государственной тайне» и т. д. С одной стороны, такую позицию понять можно с точки зрения национальной безопасности и её защиты. Однако получалось, что, с другой стороны, остальные граждане, которые являлись абсолютным большинством, оказывались людьми второго или даже третьего сорта? Очень многих подобный статус-кво раздражал: одни пострадали из-за разглашения личной информации, другим было чисто из-за принципов чести и совести противно, что они верно соблюдают закон, а данные о них продолжают интенсивно собирать и продавать не пойми кому. В итоге увеличился уровень миграции на территорию предприятий-«государств». Их системы тоже послеживали за своими сотрудниками, но утечек там оказывалось на порядки меньше. Кое-где их практически ни разу не случалось. В результате десятки тысяч лиц попросту выпадали из-под всесоюзного контроля. Они начинали любить и уважать приютившую их компанию-гигант, но никак не абстрактное огромное образование под названием «государство». Как результат, «Око» создало нездоровый психологический климат в обществе. Социальные связи в ряде его сегментов размягчались, становились менее прочными. Трижды приходилось подумать, прежде чем взболтнуть чего-нибудь крамольного даже перед близким человеком. Система походила на совокупность цепей, не дающую возможности никакой струйке пара выйти из огромного кипящего котла. Хозяева мира предпочитали удерживать гремучую смерть внутри до последнего, хотя существовала вероятность взрыва находящегося под экстремальной нагрузкой агрегата.