Уже находясь на улицах вечерней Москвы, Ярослав близ опытных полей Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева набрал ещё раз Градова. Время было уже достаточно позднее, но Коломин всё равно начал пытаться связываться с другими сотрудниками института — иными старшими сотрудниками, ассистентами и даже охраной. Мимо истерично промчалась «скорая помощь». «А чего нам мелочиться? — Ярослав ладонью ударил по специальной кнопке, и сирена завопила уже на „Метеоре“. — Устав не нарушаю, ибо рабочий день ни фига не закончился!» Сердце стало стучаться, как бешеное, а тело неприятно начал греть солёный пот. Даже Асклепий предупредил о небольшом повышении артериального давления и незначительном помутнении рассудка по Бехтереву. Электронный экран-билборд на ближайшем доме настоятельно рекомендовал к покупке оружейный шкаф «Марфа», обладающий искусственным интеллектом достойного уровня. — «Фильтр» на связи. Слушаю вас, «Орион-один», — наконец-то отозвались на другом конце. «Фильтром» назывался спецпост НИИ нейропсихомеханики и анализа времени, а проще говоря, проходная учреждения. Служащий на ней ВОХРовец уполномочивался откликаться на запросы анализаторов и должен был помогать им в любой ситуации. Охранник сразу понял, кто связался с ним. — «Фильтр», мне срочно нужно связаться с «Дирижёром». Важность высшая. — «Дирижёр» являлся позывным Градова, который он и его подчинённые, если честно, пользовались достаточно редко, считая его странноватым и не вполне соответствующим психологическому портрету личности профессора. Да и сами анализаторы, прозванные «Орионами», редко задействовали свои позывные. Однако при связи с «Фильтром» их использовать нужно было обязательно — таковыми оказывались правила Института и программы «Зевс». Дежурный на проходной немного помолчал, видимо, ища информацию в компьютере. — «Орион-один», «Дирижёр» покинул «Университет» три часа назад. — «Университетом» называли сам НИИ. — «Фильтр», не знаете ли, куда? — пролетев на «красный», Ярослав вызвал негодование ближайших к нему водителей, проявившееся в недовольных гудках. — «Орион-один», такой информацией не обладаю. Попробую переключить вас на компетентного сотрудника. «Фильтр» — конец связи. — Охранник отключился. Через несколько секунд в динамике послышался добрый, но слегка тяжеловатый женский голос. — Ой, Ярослав, привет. Как же я люблю, когда подросшие мои детки не забывают старуху Измайлову, — отозвалась одна из лучших сотрудников Градова и один самых талантливых биофизиков в стране. — Нина, привет! Опять перерабатываешь? — в какой-то момент Коломин резко крутанул баранку руля. — А чего проф, всё — излечился от трудоголизма? — Шумновато у тебя там, милок, да и ты какой-то весь на взводе, что случилось? — учёная почувствовала сильную тревогу Ярослава. — Аркадий что-то третий день от низкого давления мучается, ничего не соображал, бродил по Институту, как сонная муха. Поэтому сам пораньше ушёл, хотел в ванне полежать, да и нам того же посоветовал. Ну вот все почти уже разъехались достаточно давно, одна я тут, как пчела, всё в делах и делах. С аспиранткой сегодня сидела, сейчас вот опять над нашей известной системой сижу колдую. — Значит, к себе домой он поехал, правильно, Нин? — уточнил ещё раз Ярослав. — Конечно, милок, где ж ему ещё быть? Не молод наш Константиныч по Москве в такое время разгуливать… Слышу, занят слишком ты сильно. Ну давай старуху свою не забывай и при случае поведай, что там за заботы у тебя такие были. Если можно, конечно, будет, — сердечно распрощалась Измайлова. Сейчас Ярослав стал дозваниваться уже до квартиры профессора Градова. Подобно немногим оставшимся коренным москвичам, Аркадий Константинович проживал в центре столицы, в переулке Огородная Слобода. То был тихий уютный квартальчик рядом с усадьбой Высоцких и посольством Швейцарии, и располагался он совсем недалеко от многолюдных Чистых прудов. Проезжая по постоянно оживлённому Сущёвскому валу (это вам не Ленинградские улицы, стабильно постепенно засыпавшие после десяти вечера!), Коломин рискованно развернул «Метеор» на виртуальной трасе и устремился в противоположную сторону, дающую выход на более короткий путь. Каково было его удивление, когда через две соседние правые полосы пронёсся чёрный КАМАЗ «Гаммы». — Мерзавцы. Совсем уже нюх потеряли. Рассекают по Москве, как у себя дома. Ну ничего, вами я займусь после. Но кровушки я вам-таки попорчу, — не прекращая попытки дозвониться до профессора, Ярослав одновременно переключил рацию на другую чистоту. Зачеканил громовым голосом: — Внимание всем! Говорит «Орион-один», приоритет высший. Повторяю: говорит «Орион-один», приоритет высший. В настоящий момент по ТТК, по Сущёвскому валу, в сторону Савёловского вокзала двигается чёрный военный КАМАЗ, базовая модель — сорок три, десять. Военный аэромобильный номер СССР — девятнадцать, восемьдесят пять, Григорий, Дмитрий. Повторюсь: аэромобильный номер — девятнадцать, восемьдесят пять, Григорий, Дмитрий. КАМАЗ находится в угоне, находящаяся в нём организованная преступная группа причастна к незаконной ликвидации банды Жмыхаря, незаконной ликвидации Яузской ОПГ, убийству членов ВОХР «Норильского никеля» в Лосином острове, убийству журналиста издания «Независимое техно» Степана Папанина в Реутове, убийству членов ВОХР ВПО «Красные ракеты» в Курьяново и разграблению конвоя данного предприятия, а также к убийству Андрея Иванова на Нижегородской. По независящим от меня причинам продолжать преследование не могу. Противник вооружён, включая автоматы «Вал» и винтовки «Винторез», и очень опасен. Помимо плана «Перехват» настоятельно рекомендую применить протокол «Цербер», схема… внутриведомственная. С этими подонками на рожон не лезьте, парни! — «Орион-один», на связи Узел реагирования Свердловского района. Принято, выдвигаемся немедленно, — мигом откликнулись на другой стороне. «Да, возможно, сейчас я подставляю чьих-то мужей и отцов под нож. Но „Гамме“ спокойного жития давать нельзя!» — оставался убеждённым Ярослав. Телефон профессорской квартиры всё так же продолжал молчать. Коломин свернул с Сущёвского вала на Октябрьскую лицу. Здесь транспортный поток чуточку сбавился. Миновав Театр, Музей и Центральный дом Советской армии, Ярослав промчался мимо Суворовской площади по Самотёчной улице и стал приближаться уже к Садовой-Самотёчной улице. Здесь он недолго разворачивался и поехал по Садовому кольцу по часовой стрелке. Пронеслись за окном НИИ имени Н. В. Склифосовского слева, сталинская высотка у Красных ворот и Главный центр управления Министерства путей сообщения чуть впереди. Ярослав попал на Мясницкую улицу, из которой, повернув в Малый Харитоньевский переулок, он мог достичь уже непосредственно Огородной слободы. От стен тихого переулка то и дело отражались световые блики мигалок, принадлежащих экстренных службам. Кто-то иногда переговаривался по мегафону. Ярослав увидел несколько милицейских «Жигулей», РАФ «скорой помощи» и… чёрную «Волгу» Боровикова. А Антон Владимирович-то что здесь забыл? Коломин припарковал «Метеор» неподалёку, так как путь преградили милицейские ленты и аэромобиль стражей правопорядка. — Товарищ, разворачивайтесь, разворачивайтесь! Не видите временные знаки? — к скоростной машине подошёл один из милиционеров и посвятил Ярославу фонариком в лицо. Виновато погасил электроприбор: — А, это вы товарищ капитан. Виноват… — А чего случилось-то? Что за сыр-бор? — задав вопрос, Коломин вышел из «Метеора» и захлопнул за собой дверцу. Однако милиционер, не расслышав, быстро куда-то отошёл по своим срочным делам. Возле подъезда два следователя опрашивали какого-то интеллигентного вида пожилого человека в очках, кепке и изящном пальто. Коломин узнал в нём соседа Градова, талантливого скрипача и тоже коренного жителя Москвы. Скрипач, эмоционально артикулируя, что-то конкретно пытался донести следователям, но те переповторяли одни и те же вопросы под разными смысловыми углами и оттенками. Судмедэксперт, чуть не налетев на Ярослава, раскрыл дверь подъезда, ведущего внутрь бывшего доходного дома. За ним, механически гундося, полетел робот-помощник. На первом лестничном марше Коломин сразу узнал двух коллег из Экспериментального отдела. При помощи шагоскопа и следоанализатора они старались осмотреть каждый метр полов и стен подъезда. Ярослав также вошёл в подъезд и при помощи перил и лестницы оригинальной конструкции двинулся наверх. Оттуда тоже раздавались голоса, происходила какая-то суета. Коломин быстро преодолел расстояние до четвёртого этажа, где проживал профессор. Из дверей других этажей время от времени высовывались другие жильцы с напряжёнными или испуганными взглядами. Дверь в квартиру Градова оказалась приоткрыта, и из-за неё продолжали доноситься голоса. Рядом со входом стоял Перов и, покуривая сигарету, как-то рассеянно переключал то прозрачный режим своих очков, то непрозрачный — серебристый. Он взглянул на Ярослава одновременно затравленно и оберегающе. — Товарищ майор, и вы здесь? Да что происходит-то, в конце концов⁈ — воскликнул Коломин. Перов молчал кивнул на вход в жилище профессора. Не успел Коломин отворить дверь, как на пороге возник Боров, вроде бы собираясь уходить. Сначала он не заметил Ярослава, но, подняв глаза, мигом узнал подчинённого. — Ярослав, — напряжённо выдавил из себя Боровиков. — Мне… очень жаль. Но ты должен сам это увидеть. — Что увидеть⁈ Что⁈ — до Коломина стало поздно доходить, что случилось нечто ужасное. Он протиснулся между грузным Антоном Владимировичем и каким-то комодом, стрелой влетел в прихожую. Повсюду в квартире, обставленной со вкусом, горел яркий потолочный свет. Ярослав случайно взглянул на себя, отражённого в зеркале пригардеробного комода из вишни, и чуть ли не вздрогнул. Глаза его лезли из орбит, а волосы едва ли не вставали дыбом. Нонна, жена профессора, навзрыд плакала в гостиной. Пасечник заботливо предлагал ей выпить стакан воды. Рядом стоял криминальный психолог. Робот — помощник криминалиста раздражающе сканировал предметы окружающей обстановки. Путь в гостиную преградил Рено, сложив руки под мышками. — Здравствуй, друг, — печально выдал коллега из себя. — Не сюда, в ванную. Со стеклянными глазами, чувствуя, как на сердце натягивается острейшая пианинная струна, Ярослав, будто покинувшая тело душа, окаменевшими ногами двинулся в сторону ванной комнаты. Двое сослуживцев покорно расступились, бессловесно выражая глубокое сожаление. Из-за приоткрытой двери спешно вышел фотограф, уступая место Коломину. Мощным движением Ярослав дораспахнул белую дверь и мигом обомлел. В прекрасной итальянской ванне, наполненной окровавленной водой, безжизненно полулежал профессор Градов. Глава XXIX ГОЛОВОЙ В ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО Ветра расточат город в пыль и песок, И я увижу все, что сделал, и все, что не смог, Увижу сверху самую суть, что сверкает ярче льда! Твоя жизнь, отражаясь в зеркале глаз, Взрывается соцветьем действий и фраз. Отражение тебя во мне, что не блекнет никогда! ГРОТ, «Больше, чем живы». Заканчивались последние майские деньки, и солнце уже вовсю согревало город. Где-то позади оставалась высотка на Кудринской площади, вокруг которой, точно пчёлы вокруг улья, летали аэромобили. А Ярослав и остальные ребята с большим интересом наблюдали за редкими животными, которые ограждались толстым прозрачным барьером. Никто из проходящих мимо остальных посетителей Московского зоопарка и не предположил бы, что рядом с ним на диковинных зверей пришли смотреть не совсем обычные дети. Маленький Коломин уставился на сумчатого волка, с лап до головы увешанного различными имплантами. — Аркадий Константинович, а почему на многих животных так много этих железяк? — спросил Ярослав сопровождавшего их профессора. — Видишь ли, мой юный друг, импланты в наше время — это суровая, но требуемая необходимость. Не только для животных, но также и для людей, — объяснил Градов. — Перед тобой сумчатый волк, он же тасманийский волк, он же тилацин, он же Thylacinus cynocephalus, если я не позабыл латынь из зоологии. Небольшой по размерам гость с острова Тасмания. Когда-то он населял не только её, но и всю Австралию и Новую Гвинею. Морфологически походил одновременно и на волков, и на собак, и на тигров, а детёнышей самки вынашивали в сумке, как кенгуру. — И он полностью вымер, да? Дайте угадаю, профессор, человек его полностью истребил? — Ярославу стало очень жалко сумчатого волка. Создание скучающе разлеглось на майском солнышке и с какой-то фатальной, словно человеческой грустью уставилось в глаза мальчику. — С наступлением человека ареал сумчатого волка сужался и сужался до Тасмании, пока не прекратился на ней же. Люди думали, что это существо способно массово вредить поголовью скота и птицы, охотясь на овец и кур. Последующие исследования показали, что челюсти его были слишком слабы, чтобы атаковать овец. Представляешь, чрезмерный человеческий страх подстегнул вымирание целого вида. — Градов тоже с сожалением внимательно глядел на редчайшего на планете зверя. — Но есть и хорошие новости. Благодаря имплантам, остальным средствам и технологиям аугментации человек смог сохранить многие вымирающие виды. Перед тобой живой и здоровый сумчатый волк, а не какое-то там чучело в Дарвиновском музее. Благодаря всем этим чипам, платам и проводам он проживёт ещё невероятно долго. Гораздо дольше, чем это было бы в дикой природе или в обычных условиях зоопарка. — А это самец, Аркадий Константинович? Грустно ему, наверное, без подруги, тем более, когда ты остался последний на Земле из своего вида… — Ярослав помахал на прощание сумчатому волку. — Грустно, Ярослав. И, возможно, мы даже не представляем, насколько. Тем временем Виолетта, заскучав смотреть на животных, подначила остальных мальчишек сходить к автомату-мороженщику «Всесоюзного путника». Встав на невысокий круглый валун, словно амазонка, Виолка стала собирать с ребят деньги, чтобы всем хватило на новинку. — Та-ак, вижу, что в продажу поступила «Сибирская вьюга». Но денег каждый из нас взял с собой по-разному, а новинка стоит дороже. Давайте соберём их и распределим так, чтобы всем хватило по порции! — вещала юная атаманка, занимаясь организацией финансов для покупки нового мороженого. — Помоги товарищу сейчас, а потом товарищ поможет тебе! В «арктической» секции неподалёку, подзавыв, с полуискусственной льдины в воду плюхнулся толстый морж. Его собратья, оставшиеся на поверхности, радостно издали звуки одобрения. — А я пробовал уже эту «вьюжную» серию и, если честно, она мне не очень понравилась. Не люблю я эту мяту, которую они туда всё время добавляют, — рассказал Градову Коломин. — Если честно, я тоже, — улыбнулся профессор в ответ. — Но ты можешь взять что-нибудь другое. — Я хотел «Летнюю дубраву», — признался Ярослав. — Только всю мелочь оставил в общежитии Института. Проспал сегодня будильник и, наверное, поспешил, когда собирался. — Нравится же тебе этот малиновый наногель. Возьму тогда тебе и себе заодно. — Градов двинулся в сторону автомата с мороженым. Громко сказал остальным ребятам: — Ну-ка расступись, рабфак! Пока решаете, дайте нам с Ярославом взять. — Спасибо большое, профессор, — тихо поблагодарил Коломин. — Ну что ты, мой хороший, не стоит. Вы для меня всё на этом свете. — Градов изящно запустил руку в карман своего пиджака. * * * — Это вы были для нас всем на этом свете, — едва слышно всхлипнул Ярослав, держа в своей руке похолодевшую руку профессора. Вода в ванне оказалась едва тёплой и уже практически остыла. Градов продолжал грациозно полулежать, словно, расслабившись, немного решил вздремнуть в забирающей усталость воде. Кровь стекала с него всё реже и меньше. Орудие убийства — простой, но чрезвычайно острый медицинский скальпель — аккуратно лежало на краю ванной. Алая тряпка висела на кране, сделанном вместе с остальными элементами ванной комнаты в стиле ретро. Похоже, Красный тряпочник вскрыл профессору вены и оставил в таком состоянии в тёплой воде, в результате чего Аркадий Константинович скончался от обильной кровопотери. Что чувствуешь, когда теряешь наставника? А если этот наставник был не строгим учителем с тяжёлым характером и десятками требований, к которому постоянно нужно было искать индивидуальный подход, а лучшим другом? Даже правильнее говорить, отцом, ведь в детстве маленькие анализаторы, рано осиротевшие и лишившиеся родителей, нередко звали его «папой». Человеку свойственно искусственно преуменьшать опасности, будто заметая их под ковёр. Когда под лезвие беды попадают чужие люди, всегда кажется, что она где-то там, далеко — в другом мире или даже измерении. Но когда рок атакует любимых и близких, даже самые стойкие способны дрогнуть. К этому моменту практически никак невозможно подготовиться, он сравним с ударом обухом по голове или выстрелом электрическим тазером в грудь — следствием в любом случае станет шок. Допускал ли Ярослав, что всепроникающий Красный тряпочник сможет добраться до коллег и друзей? Конечно, допускал. Однако как теперь сжиться с этим, смириться с новой реальностью, качественным переходом на другую стадию жизни, когда событие не оказалось предотвращено, но уже наступило? Как принять то, что выкидывал из головы как мерзкую навязчивую обсессию, приводя самому себе рациональные и иррациональные аргументы низкой вероятности несчастья? Тем более, когда ты являлся человеком, вроде бы способным контролировать время и пространство. А в итоге получилось, что ты так же хрупок и уязвим, как и абсолютное большинство представителей рода человеческого? Он бы разбил очки «Тиресия» о кафельную плитку ванной комнаты, порвал бы провода «Гормоны», утопил бы «Гермес» в едва тёплой и солоноватой от крови воде, не будь эти устройства столь прочными и надёжными. Всю систему «Зевс» готовили использовать не только на Земле, но и в космосе, под прожигающими лучами смертоносного вне планетарной атмосферы Солнца. Какого вреда будет ему от простой водички и пары бросков напряжённой человеческой рукой? Но больше всего рвало на части изнутри ощущение того, что подлый и кровожадный преступник, посмевший покуситься уже на самое святое, всегда оказывался на шаг впереди, и наказать его или хотя бы предотвратить новые катастрофы всё ещё представлялось маловозможным. Все усилия Ярослава и его товарищей по поимке особо опасного преступника, казалось, единовременно попросту рассыпались в прах.