– А как это связано с кражей, комиссарио? – Не хочу вас обидеть, дотторесса, но я думаю о будущих кражах. Ее лицо застыло. Брунетти спросил себя, не собирается ли она их прогнать. Но директриса сложила руки на коленях и стала нервно теребить заусенец на большом пальце левой руки. Потом посмотрела на Брунетти: – Это уже случилось. Она вдохнула поглубже, пытаясь совладать с голосом. Произнесла слово, осеклась, попробовала еще раз и наконец с усилием проговорила: – Все еще серьезнее, чем я думала. В кабинете повисла тишина. Брунетти и Вианелло не шевелились. Прошло не меньше минуты, прежде чем Брунетти спросил: – О чем вы, дотторесса? – Больше книг… – отозвалась она. – Отсутствует в хранилище? Она опустила глаза и снова стала теребить заусенец. Потом собралась с силами и посмотрела на комиссара: – Да. Мне захотелось убедиться в том, что больше ничего не пропало, поэтому я распечатала каждую десятую из первых ста страниц каталога и проверила, все ли упомянутые там книги стоят на полках или кому-то выданы. – И сколько книг в этих списках? – поинтересовался Брунетти. Директриса задумалась над вопросом, и он уловил момент, когда она осознала его суть. – Чуть больше ста сорока, – ответила дотторесса Фаббиани. Не видя причин терять драгоценное время, Брунетти спросил прямо: – Сколько книг отсутствует? – Девять, – сказала директриса, бросив взгляд сначала на Вианелло, потом на комиссара. – И ситуация все ухудшается, – добавила она голосом, внезапно набравшим силу от гнева. – Я слышу то же самое от коллег, причем не только здесь, в Италии. В наши дни ничего невозможно уберечь! Брунетти посмотрел на ее руки – со сцепленными, побелевшими от напряжения пальцами. Чуть более спокойно дотторесса Фаббиани продолжила: – Я не знаю, что делать. Мы не можем запретить читателям приходить сюда. И наши фонды нужны ученым. Она посмотрела на свои руки и разжала пальцы. – Вы составили перечень книг, которые заказывал Никерсон? – спросил Брунетти. – Да. – Сколько из них было… – Комиссар не нашел подходящего слова. – Он надругался над тридцать одной книгой, – ответила директриса, подобрав нужное слово, и добавила: – То есть насколько нам известно на данный момент. – А убытки? Задавая этот вопрос, Брунетти надеялся, что дотторесса Фаббиани поймет и оценит его такт: он пытался выяснить денежную стоимость украденного, не спрашивая о том, как такое вообще могло произойти, не вызвав ни у кого подозрений. Дотторесса Фаббиани покачала головой, словно сетуя на то, что никто, кроме нее, не видит очевидного: – Книги испорчены. По крайней мере, согласно нашим нормативам. Быть может, частично их ценность сохранилась – из одной исчезла лишь карта, так что стоимость ее упала лишь наполовину, – но они уже никогда не будут такими, как раньше. А те издания, из которых вырезано несколько страниц, практически полностью обесценились. Убедившись в том, что теперь полицейские все поняли, директриса прошла к своему столу и вернулась с папкой. Открыла ее и протянула Брунетти несколько листков, один оставив себе. И снова села. – Это книги, которые, как мы выяснили, испортил преступник, и суммы, которые мы заплатили за те из них, которые были приобретены библиотекой. – Дотторесса Фаббиани подалась вперед и указала на первую колонку цифр. – Остальные были нам подарены, и единственное, что мы можем сделать, – это указать их стоимость на недавних аукционах. Времени у нас было мало, и, боюсь, я не смогу даже предположить, какие ценники поставят на них сегодня. – И после краткого раздумья она добавила: – Не знаю, стоит ли даже это выяснять. – Почему? – спросил Брунетти. – У нас никогда не будет денег, чтобы приобрести замену им. – А страховка? Директриса улыбнулась, горько и безнадежно. – Мы не застрахованы. Библиотека – общественное учреждение, и, как и следовало ожидать, наш гарант – государство. Гиблое дело. – И, предвосхищая вопрос, добавила: – Лет восемь назад у нас прорвало трубу, был небольшой потоп, и мы до сих пор ждем, когда пришлют инспектора, который проверит состояние книг. И, словно и этого было недостаточно, она сказала: – Нам не заплатят за подаренные спонсорами экземпляры, таковы правила. – Увидев на лицах полицейских изумление, директриса пояснила: – Власти считают, что раз мы не заплатили за эти книги, то и убытков у нас нет. Она дала полицейским время на то, чтобы обдумать услышанное, потом наклонилась к Брунетти и указала на колонку цифр справа: – Стоимость на последнем аукционе двух страниц из числа украденных. Это единственное, что нам удалось найти. – Простите, дотторесса, – заговорил Вианелло, – а это общепринятая практика – коллекционировать отдельные страницы? – Да, – ответила она. – То есть люди так делают, – произнес Вианелло. И, заметив ее недоумение, развил свою мысль: – Я хочу сказать, если есть цены на эти страницы, значит, должны быть и книги, которые… ну, которые уже испорчены. – Это происходит повсеместно, – с некоторым ожесточением проговорила директриса. – Когда из книги вырван лист, многие решают: почему бы не поживиться тем, что осталось, и не продать отдельные страницы? И так до тех пор, пока от книги ничего не останется. Если она находится в частном владении, никто не может это запретить. В тишине, которая последовала за этой ремаркой, Брунетти спросил: – Вы с ним встречались? – С Никерсоном? – Да. – Раза два или три, но это было не больше чем обмен приветствиями. – Директриса открыла папку и вынула оттуда стопочку бланков. – Вот то, что он заполнял, когда заказывал книги, – сказала она. – Мы их сохранили. Заметив сомнения Брунетти, женщина уточнила: – Ваши люди уже сняли с них отпечатки, так что можете смело взять это! Брунетти посмотрел на Вианелло. Тот кивнул. Комиссар протянул ему половину бланков и сам стал перебирать их, внимательно изучая надписи. Вианелло делал то же самое. Не прошло и минуты, как полицейские подняли головы и их взгляды встретились. – Он итальянец, так ведь? – спросил Вианелло. – Подозреваю, что да, – согласился Брунетти. Тут у него зазвонил телефон. Комиссар достал его и посмотрел на номер. – Простите! – сказал он, вставая. Без дальнейших объяснений Брунетти прошел к двери, вернулся в помещение с книжными стеллажами и закрыл за собой дверь. – Брунетти! – сказал он в трубку. – Это Далла-Лана, комиссарио! – услышал он голос офицера из новеньких. – Слушаю! – У нас смерть, синьор, – сказал Далла-Лана и после паузы добавил: – Насильственная. – Далла-Лана, если речь идет об убийстве, так и говори, ясно? – Да, сэр! Простите, но для меня это впервые, и я не знал, как сказать. – Выкладывай все, что знаешь, – велел комиссар. – Позвонил мужчина, минут десять назад, и сказал, что он на квартире своего брата, которого убили. Сказал, что там много крови. – Имя свое он назвал? – спросил Брунетти, отметив про себя, что у Далла-Ланы ушло десять минут на то, чтобы ему позвонить. Десять минут! – Да, сэр! Энрико Франчини. Живет в Падуе. Брунетти окинул взглядом бесчисленные стеллажи. Книги… Пережитки давно ушедших времен, свидетели чьих-то жизней… – А имя брата он назвал? – спросил комиссар очень спокойным голосом.