– А что Никерсон? – Они с Франчини были знакомы? Сартор искоса посмотрел на комиссара, не сумев скрыть изумления, и Брунетти испугался: уж не задал ли он неправильный вопрос, не поспешил ли? Взгляд Сартора стал испытующим, но уже через секунду охранник закрыл глаза и молчал так долго, что Брунетти решил: они дошли до предела (что, в общем-то, было неминуемо) и теперь Сартор откажется говорить. Комиссар ждал, давая понять, что не особо настаивает на продолжении разговора. Сартор не шевелился и не открывал глаза. В соседней комнате зашумели. Брунетти оставалось лишь надеяться на то, что женщины не решат войти в спальню прямо сейчас. Сартор открыл глаза. Его лицо теперь выглядело иначе – более настороженным, что ли. Даже борода, которая совсем недавно казалась неопрятной и всклокоченной, теперь наводила на мысль о том, что ее сделали такой нарочно. – Да, – проговорил наконец Сартор, отвечая на вопрос Брунетти. – Он был очень умен, этот Франчини. «Не так уж умен», – захотелось возразить комиссару, но вместо этого он спросил: – Что вы имеете в виду? – Он заявил, что узнал его, этого Никерсона. Они встречались раньше, – произнес Сартор. И продолжил, медленно, взвешивая каждое слово, словно иначе собеседник не понял бы его: – Он не уточнил, ни где, ни когда это было. Просто сказал, что они знакомы. – Они работали вместе? – спросил Брунетти. Сартор так долго медлил с ответом, что комиссар уже решил, что больше ничего не услышит. – Да. – И вы ему помогали? – Очень мало. Франчини сказал, чтобы я не трогал Никерсона. – На выходе? – уточнил комиссар. Сартор опустил ресницы, изображая смущение. – Да, – пробормотал он, словно не желая, чтобы Брунетти услышал его признание. Во взгляде охранника была мольба, когда он спросил: – А что еще мне оставалось делать? Брунетти не ответил, и Сартор произнес: – Я попросту не заглядывал к нему в портфель. Рука охранника съехала к краю кровати. Большим и средним пальцами он схватился за простыню и стал скатывать ее в тонкий валик. Вперед-назад, вперед-назад – словно поглаживал кошку… – И что произошло потом? – спросил Брунетти в надежде, что это именно тот вопрос, который Сартор желает услышать. – Никерсон захотел Доппельмайера. – Что-что? – переспросил Брунетти, хотя и знал, что речь идет о сборнике астрономических таблиц. – Атлас звездного неба, – пояснил Сартор со снисходительностью эксперта. – В библиотеке был всего один такой, и Никерсон сказал, что хочет его получить. – Почему именно его? – Для клиента. Так сказал мне Франчини. – Что было дальше? – Франчини был человек осторожный. Он заявил, что это слишком ценная книга и трогать ее не стоит. К тому же она слишком большая. Франчини сказал Никерсону, что не будет в этом участвовать, что бы тот ни говорил и ни предлагал. Стараясь выглядеть как можно более бесстрастным, Брунетти поинтересовался: – А дальше? Сартор некоторое время решал, как лучше ответить. – Франчини велел мне, – это было накануне, до того, как сбежал Никерсон, – чтобы я на следующий день подошел к американцу в читальном зале и сказал, что придется забрать у него одну из книг, которыми он пользуется, – ее запросила другая библиотека. Мол, это его испугает. Так и вышло! – Но зачем Франчини это понадобилось? – спросил комиссар. – По его словам, они с Никерсоном поругались из-за Доппельмайера, потом – из-за денег. – Истолковав выражение лица Брунетти как примитивное любопытство, Сартор продолжил: – Он, Франчини, заявил, что хочет избавиться от этого американца, потому что боится его. «А, вот оно что!» – подумал Брунетти. Так вот в чем они хотят его убедить! Вне всяких сомнений, причиной смерти Франчини были деньги, но никак не ссора между этими двумя, о которых говорил Сартор. Брунетти уже давно пришел к выводу, что одним из последствий глупости является невозможность даже представить себе, каково это – быть умным. Глупый человек, конечно, знает слово «ум» и даже встречал людей, которые соображают быстрее его, и все же его собственное монохромное восприятие мира не позволяет ему ощутить разницу. Вот и Сартору не дано понять, что его история шита белыми нитками… Брунетти не знал, чего ему хочется больше – ударить охранника или пожалеть его. От необходимости сделать выбор его избавил звук приближающихся шагов, и на этот раз он донесся не с улицы, а из соседней комнаты. – Комиссарио! – позвала его Клаудиа. Брунетти встал и направился в соседнюю комнату. Гриффони стояла посреди гостиной. Жена Сартора застыла на пороге кухни. – Мы с синьорой очень хорошо поговорили, – сказала Клаудиа, оборачиваясь и улыбаясь хозяйке дома. Ее голос звучал мягко и вкрадчиво, и по спине у Брунетти побежали мурашки. Он закрыл дверь в спальню и приблизился к коллеге. – О том, как трудно сводить концы с концами, когда в семье всего один добытчик… Синьора Сартор на заднем плане согласно кивнула, словно эту истину могла понять только женщина. Она выглядела более спокойной. Наверное, Клаудиа напоила ее чем-то сладким, а может, даже заставила поесть. Глядя на синьору Сартор, Гриффони спросила: – Правда, Джина? – Да. Из-за этого кризиса зарплаты не растут, зато все постоянно дорожает. Да, она была гораздо спокойнее – ничего общего с той взволнованной женщиной, которая впустила их в дом. – Поэтому теперь обо всем приходится думать, – продолжала Гриффони с нажимом. – Поменьше выбрасывать, ограничиваться тем, что есть. – Она взглянула на Брунетти. Ее голос прозвучал фальшиво, но супруга Сартора этого не заметила. – Синьора говорит, что ее муж боится потерять работу. Джина тут же помрачнела и соединила руки перед собой, как будто ее ладони могли утешить друг друга. Брунетти подумал, что и самой Гриффони не помешало бы выпить чего-нибудь сладкого, но она давала ему понять: все это не просто так. И вдруг, словно вспомнив что-то, Клаудиа повернулась к синьоре Сартор и произнесла: – И это было очень мудро с вашей стороны – не позволить мужу выбросить эти сапоги. Хозяйка улыбнулась, гордясь своей бережливостью. – Еще пару лет они прослужат, – сказала она. – Пьеро заплатил за них сто сорок три евро. Они куплены всего четыре года назад! – И после паузы добавила: – На новые у нас все равно нет денег. Теперь, когда дела так плохи… – Предусмотрительность – прежде всего, синьора, – сказал Брунетти с одобрительной улыбкой, про себя отмечая, что этим поступком она разрушила свою жизнь. И голосом, в котором сквозили противоречивые эмоции, сказал: – Синьора, вы позволите и мне выпить воды? – О, я сварю вам кофе, дотторе! – сказала женщина, возвращаясь в кухню. Прежде чем последовать за ней, Брунетти посмотрел на Гриффони: – Позвони в квестуру и скажи, что нам нужен ордер на обыск этой квартиры. На предмет сапог. Он ожидал, что его коллега легко с ним согласится, но вместо этого услышал: – Я уже побыла сегодня Иудой. Больше не хочется. Брунетти достал телефон, дозвонился в квестуру и затребовал ордер, после чего прошел в кухню, чтобы воспользоваться гостеприимством синьоры Сартор. * * * notes Примечания 1 Граф (итал.). (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)