– И вы не поинтересовались, что же такого он натворил? – не сдавался Брунетти. Директриса проигнорировала этот вопрос. – Если он хотел посещать библиотеку, это его право. Никакие другие сведения о нем меня не интересуют. – А его брат даже не намекнул на это? – Это что, тоже часть вашей работы? – спросила дотторесса. – Или простое любопытство? – Каждый, кто добровольно читает Тертуллиана, вызывает у меня любопытство, – сказал Брунетти с улыбкой – и отчасти это было правдой. – Мой бывший одноклассник сообщил, что его брат предпочитает серьезные книги и ему нужно их где-то брать. – Выдержав небольшую паузу, она добавила уже гораздо мягче: – Он сказал: «Это ему поможет». Ну, то есть чтение… – А вы не поинтересовались, почему его брат нуждается в помощи? – спросил комиссар, заранее сомневаясь в том, что директриса могла бы это сделать. Дотторесса Фаббиани впервые улыбнулась, и сходство с птицей мгновенно исчезло. Теперь перед ним была женщина с добрым умным лицом. – Мне показалось, он хотел, чтобы я задала этот вопрос, но я не стала этого делать. Он попросил за брата – мне этого было достаточно. – И пока синьор Франчини посещал библиотеку, вы не узнали о нем ничего нового? – Нет, пожалуй, ничего. Только то, что он читает Августина, Иеронима и Максима Исповедника. Однако начал он с Тертуллиана. Поэтому мы так его и прозвали. – В Меруле это обычное дело – давать посетителям клички? – Библиотекари… Как бы это лучше сказать… – Дотторесса задумалась и начала заново: – Библиотекари – своеобразная публика. В это Брунетти готов был поверить. – Это был первый читатель на нашей памяти, который попросил труды Тертуллиана, а потом действительно читал их часами. Не потому, что получил задание в университете, а потому что всерьез ими интересовался. – Каждое ее слово звучало как похвала. – Вы часто с ним общались? – Через некоторое время мы начали здороваться, а иногда я спрашивала, что он сейчас читает. – Какое мнение сложилось у вас после этих разговоров? Дотторесса улыбнулась, но Брунетти сразу уловил, что это предупреждение и на этот раз ответ будет шутливым. – Вы хотите узнать, не подумала ли я, будто с ним что-то не так? – Ну, учитывая то, какие книги он читает… Директриса засмеялась. – Да, такие, как он, кажутся некоторым чуть ли не душевнобольными, но что, если он надеялся найти… – Ответы? Женщина энергично всплеснула руками, словно упреждая попытку навязать ей свое мнение: – Понятия не имею, что могут дать нам сегодня отцы Церкви. Может быть, утешение? – Говоря «нам», вы имеете в виду умирающую религию? Или, наоборот, что может дать умирающая религия нам? Директриса посмотрела сначала на стол, потом снова на комиссара. – Но ведь она умирает, верно? – Если верить статистике, да, – ответил Брунетти. Он и сам не знал, что испытывал по этому поводу, скорее всего сожаление. – И в ближайшее время масса ему подобных останется без работы, – добавил комиссар и уточнил: – Священники, монахи, епископы. – Ну, думаю, это произойдет не так уж скоро, – возразила дотторесса Фаббиани. – Наверное, нет, – согласился Брунетти. И чтобы снизить эмоциональный накал, произнес: – Могу я попросить вас оставить эти книги на столе? – А что ваши люди будут с ними делать? Посыпать черным порошком? – Директриса не скрывала опасений. – Подобно тому, как это обычно показывают в сериалах? Нет, сейчас используют специальную оптику. Страницу сканируют, делают фото. Никаких повреждений. – Было очевидно, что дотторесса с трудом способна в это поверить, как, впрочем, любой, кто вырос на детективных фильмах и телепрограммах, в которых криминалисты работают с помощью кисточек и черного порошка. – На бумагу реактивы вообще не попадают. Если хотите, можете присутствовать во время процедуры. И обещаю, что все будут в перчатках. – Когда они приедут? – Сказали, что еще до наступления вечера. Дотторесса Фаббиани выдвинула ящик стола и подала ему свою визитку. Комиссар не глядя сунул ее в карман, поблагодарил и протянул женщине руку. – Это все? – спросила директриса, когда они обменялись рукопожатием. – Пока да, – сказал он и вышел из библиотеки. 4 Брунетти задержался на обратном пути в квестуру и получил-таки свою чашку кофе. Но пил он его почти через силу, зная, что это лишь способ растянуть время, а не получить удовольствие. Войдя в здание, комиссар решил сразу же доложить виче-квесторе[33] о происшествии в библиотеке Мерула. Поднимаясь по лестнице в кабинет начальника, он почему-то вспомнил анекдот – такое просто не может быть правдой! – об одной голливудской актрисе, кажется, Джин Харлоу. Когда в день рождения ей преподнесли книгу, она сняла подарочную упаковку, посмотрела на нее и сказала: «Книга? О, теперь у меня есть книга!» Виче-квесторе Джузеппе Па́тта был слеплен из того же теста, в этом Брунетти не сомневался. Войдя в небольшой кабинет, где обычно сидела синьорина Элеттра, комиссар увидел, что ее кресло опустело, а компьютер понапрасну расходует электроэнергию. Последние несколько недель девушка часто отлучалась с рабочего места. Виче-квесторе Патта, ее непосредственный начальник, либо не замечал этого, либо – что вероятнее – боялся спрашивать. А поскольку синьорина Элеттра была не его секретарем, Брунетти считал расспросы неуместными. Сегодня ее отсутствие означало, что он узнает, какое настроение у виче-квесторе, только когда столкнется с ним, без предварительной подготовки. «Мужчина я или тряпка?» – спросил себя Брунетти, подошел к двери и постучал. – Avanti![34] – услышал он в ответ и вошел. Дотторе Джузеппе Патта, прекрасный образчик мужской половины населения Палермо, сидя за своим столом, поправлял платочек в нагрудном кармане пиджака. Брунетти с удовольствием отметил, что платок белого цвета (наверное, льняной) – белее кости динозавра в пустыне Гоби, туники апостола Петра и первого зубика младенца. Патта категорически не признавал современных вольностей в одежде и скорее позволил бы вывалять себя в смоле и перьях, нежели вставил бы в нагрудный карман цветной платочек. В некоторых вещах – и мода входила в их число – виче-квесторе был человеком железных принципов. Находиться с ним в одной комнате – уже большая честь… – Buon giorno[35], виче-квесторе! – сказал Брунетти, противясь искушению пригладить волосы. Патта последний раз ткнул пальцем в платок и перевел внимание на подчиненного. – Что-то важное? – спросил он. – Возможно, дотторе, – отозвался Брунетти. – Думаю, вам стоит узнать об этом раньше, чем информация попадет в прессу, а я уверен, что это произойдет. Патта встрепенулся, словно платок в его нагрудном кармане полыхнул огнем. – Что еще? – Легкое недовольство во взгляде мелькнуло и пропало: перед Брунетти снова был спаситель Отечества. Комиссар подошел к столу, остановился возле стула, которых тут было несколько. Положил руку на спинку и сказал: – Нам позвонили из библиотеки Мерула и сообщили о краже и вандализме. – Так что же именно произошло? Кража или вандализм? – спросил Патта. – Кто-то вырезал страницы из двадцати с лишним книг, дотторе. И еще недостает нескольких изданий. Возможно, они украдены. – Зачем их кому-то красть? – спросил Патта. Брунетти мысленно воззвал к покровительнице обиженных – святой Монике, этому образчику терпения и кротости. Комиссар не сомневался в том, что ему понадобятся либо ее пример, либо утешение, – нрав у его начальника был вздорный. – И книги, и отдельные страницы из редких изданий пользуются большим спросом у коллекционеров, сэр. И ценятся довольно высоко. – Кто это сделал? – Все эти книги заказывал в читальный зал некий дотторе Джозеф Никерсон, предоставивший рекомендательное письмо из Университета Канзаса. Удостоверяющим личность документом, который он предъявил в Меруле, был американский паспорт. – Подлинный? – Я еще не связывался с американцами, виче-квесторе. Брунетти посмотрел на часы и понял, что сегодня заниматься этим уже поздно. Патта устремил на него долгий, испытующий взгляд и сказал: – Сдается мне, что вы не слишком усердствовали, Брунетти. Комиссар снова призвал на помощь святую Монику.