— Наверное, она хочет защитить тебя. Раз она так же чувствительна… — Да нет же, в страсти мадам Дюдефан ничего не понимает. Она вышла замуж, не раздумывая, и десять лет спустя, когда маркиз надоел ей, добилась развода. Затем у нее была связь с президентом Эно, мировым судьей, но, по ее словам, они не питали друг к другу любви. Однажды мадам Дюдефан показала мне письмо от него, написанное до того, как она ослепла. Он писал: «Дорогой друг, вы — неизбежное зло». Представляете себе такое! Я не надеюсь на то, что она поймет меня. — Она боится потерять тебя. — Но ведь любовь — не кувшин с водой, который пускают по кругу, чтобы каждому досталось по глотку. Любовь неисчерпаема, это вечная весна. Иногда звонит колокол, монахини выходят во внутренний двор, а я смотрю на них и понимаю, что люблю весь мир. Смешно ожидать, что я выберу единственного мужчину, которого больше всего желаю видеть и загоню его в маленький убогий уголок, где ему вдалеке от всех людей придется жить без любви. Тут мадемуазель де Леспинас расплакалась. Айша подождала, когда прекратятся глухие рыдания, затем робко сказала: — Если ты будешь реже видеться с ним, то, возможно, станешь относиться к нему спокойнее. Вы ведь мало знакомы. — Нет, едва я заглянула ему в глаза, все стало ясно. Ах, Шарлотта, только не говори, что я должна отказаться от своих чувств к нему — это было бы ужасно! — Она умоляюще посмотрела на Айшу. — Уж кто-кто, а ты должна знать, что такое любовь! Айша подошла к окну и взглянула на покрытое инеем стекло. — Каждый имеет в виду что-то свое, говоря о любви. Я никогда не думаю и не говорю о ней. Только разве с тобой и совсем недавно с… другом. — А! Значит, с аристократом? Айша улыбнулась: — С мужчиной. — Немного подумав, она добавила: — Если ты кому-то принадлежишь, это главное в твоей жизни. И нет ничего страшнее, чем потерять этого человека. Глаза Жюли расширились от удивления. — У тебя никого нет, потому что ты любила и потеряла его? Шевалье д'Эди посвятил тебе поэму, в которой называет тебя Ниобеей, ибо ты скорбишь втайне и таким образом отвергаешь его любовь. А в другой поэме он пишет, что ты словно огонь, но не даешь пламени поглотить его. Айша рухнула на постель. — Он так и не решил кто я — водосточная труба или печка? Жюли улыбнулась: — Шарлотта, не смейся над ним. Он страдал, когда ты отказалась увидеться с ним. — Он понял бы, что такое страдания, если бы узнал меня по-настоящему. После полудня Жервез де Моргон тщательно оделся, собираясь на званый вечер. Там будет Шарлотта де Нови, а ему никогда еще так не хотелось составить ей компанию. И все из-за одного письма: ничего более приятного он еще не получал. Когда слуга надел ему парик и прикрепил воротник, Жервез развернул письмо и, сидя у камина, перечитал его. Первые строки вызвали у него улыбку — банкир обращался к нему почтительнее, чем он того заслуживал. «Ваше превосходительство, посылаю вам очередную сводку о делах вашего кузена. Надеюсь, мне не придется писать более важного сообщения, чем это. Новость об ужасной ноябрьской катастрофе в Лиссабоне достигнет Парижа. Новости, только что полученные нами из Мартиники, свидетельствуют о том, что события в далеких краях иногда касаются и нас, если такова воля судьбы. Как вам известно, жена и дочери вашего кузена осенью путешествовали по Европе с месье де Мервилем, зятем вашего кузена. Лилиана де Моргон впервые совершила такую поездку — кажется, постоянная компаньонка дочери мадемуазель Антуанетта де М. сочла, что эта поездка требует слишком больших усилий. Они направлялись из Бордо к югу Испании, а оттуда в Португалию. Они собирались отплыть домой из Лиссабона, но там произошла чудовищная катастрофа и прокатилась эхом по всей Европе. Землетрясение началось внезапно первого ноября и почти полностью стерло город с лица земли. Видимо, оно унесло свыше тридцати тысяч жизней и погубило всех членов семьи вашего кузена. Дамы в это время находились на постоялом дворе, а месье де Мервиль ушел смотреть доки. Месье де Мервиль выжил, хотя и пострадал. Вернувшись на постоялый двор, он обнаружил на его месте груду развалин. На его долю выпала трагическая роль следить за извлечением тел и распорядиться о том, чтобы их перевезли на Мартинику. Не знаю, что чувствовал ваш кузен, когда в порт Сен-Пьер прибыл корабль со скорбным грузом. Каков бы ни был этот человек, испытываешь ужас, думая о такой утрате. У меня, однако, есть сведения о его дальнейших намерениях. Он собирается вернуться в имение Моргонов в Бургундии в сопровождении сестры. Судьба плантации неясна: ее не оставят в управлении месье де Мервиля, поскольку он уже выставил свою собственность на продажу и возвращается во Францию. В этом печальном письме, по-моему, неуместно обсуждать недавние финансовые сделки; поэтому завершу его выражением искренних соболезнований семье ле Бо де Моргона в связи с постигшей его трагедией. Приношу мои соболезнования и вашему превосходительству, сознавая, что вы благородно представляете прославленное имя Моргонов во Франции. Пожалуйста, примите уверения в том, что я и впредь останусь вашим верным и покорным слугой. Жорж-Гектор-Мари Бертран». Для Жервеза это письмо имело гораздо большее значение, чем полагал банкир. Последняя встреча с Полем-Арманом позволила ему разгадать необычный характер кузена: тот более всего ценил то, что добыто собственным трудом. Его наследство было ничтожным; близкие родственники требовали внимания Поля-Армана. Он не придавал никакого значения имени, но кровное родство означало для него все. Именно это заставило Жервеза де Моргона послать своего человека на Мартинику, чтобы тот выяснил, нет ли у Поля-Армана внебрачных детей. Их судьба странным образом обрела значимость: человек Жервеза де Моргона обнаружил лишь Голо, но тот умер раньше, чем его удалось использовать. Жервезу теперь казалась, что все его дела идут прекрасно. До сих пор ему самому приходилось выбиваться в люди, скрывая неудачи и унижения. Сейчас наконец-то он вздохнул полной грудью и радовался своим успехам. На сегодняшнем званом ужине Жервез собирался поведать о своем головокружительном успехе. Вечеринку устраивал в своем доме Аристид Монтлук де Кавиньяк, богатый генеральный откупщик налогов, обладатель прекрасной коллекции минералов, гобеленов и тропических бабочек. Он также имел лучшего повара в Париже и вместе с женой устраивал самые роскошные вечеринки. Айша хотела отказаться от приглашения, но маркиза удалилась к себе из-за головной боли, а у Жюли появились свои причины уговорить Шарлотту весело провести время вдали от монастыря. Перед ужином Монтлук де Кавиньяк повел гостей в апартаменты верхнего этажа, где стояли шкафы с минералами и драгоценными камнями. Гости проявили интерес к образцам вулканического происхождения, недавно приобретенными им, и разговор вскоре перешел к лиссабонскому землетрясению. Хозяину задавали вопросы как специалисту в области геологии. Кто-то рассказал трогательную историю об одной жертве этой катастрофы, и Жервез де Моргон, оказавшийся рядом с Айшой, заметил: — Поразительно, как много парижан знают тех, кто пострадал во время этого землетрясения. Например, мой ближайший родственник, живущий на Мартинике, потерял жену и обеих дочерей. Айша, вспомнив трех женщин, которых видела в последний раз в просторной столовой в «Каскадах», представила себе, как они погибли под руинами города. Ей стало дурно. Айшу это не должно было взволновать; напротив, ей следовало бы радоваться этой новости, ибо она означала, что человеку, олицетворявшему, по ее мнению, жестокость, нанесена глубокая рана. — Месье, вашему кузену удалось спастись? — спросил один из гостей. — Женщин сопровождал его зять; мой кузен находился в своих владениях на Мартинике. Тела привезли туда, чтобы похоронить. Разумеется, они лежали в свинцовых гробах. — Пожалуйста, умоляю вас! — воскликнула Софи де Бувье. — Обсудим эти жуткие подробности после ужина. Мы с мадемуазель де Нови устали от разговора о вулканах, и мне хотелось бы взглянуть на аметисты. — Взяв Айшу под руку, она повела ее в другую комнату. И тихо сказала: — Советую вам поскорее объявить о вашей помолвке с месье де Моргоном: это безмолвное взаимное обожание слишком затянулось. — Я никогда не выйду замуж, — ответила Айша. Софи рассмеялась: — Я не впервые слышу такие слова. Позднее, когда гости поднялись в верхний вестибюль, их встретил только что приехавший Ги де Ришмон. Его лицо посветлело, когда он поздоровался с Айшой. Они смущенно стояли рядом, не говоря ни слова. Айша никогда не была так рада видеть его — появление маркиза обещало внести оживление в этот мрачный вечер. Софи де Бувье отнеслась к появлению Ги равнодушно. — Мой дорогой маркиз, предупреждаю: молчание очень вредит вашей репутации. Разве вам трудно сказать при встрече комплимент? Если вы не хотите сделать его нам, скажите хотя бы, что мы прекрасно выглядим. Ги поклонился. — Мадам, мадемуазель, даже если бы я был самым талантливым поэтом во Франции, мне не удалось бы передать словами вашу красоту. — Софи де Бувье не знала, шутит он или говорит серьезно, и не сразу нашлась с ответом. Ги продолжил: — Но я охотно выражу мнение о вашей одежде. Насколько я вижу, цвет мадам де Бувье — голубой, а мадемуазель де Нови — зеленый. Софи рассмеялась: — Сдаюсь, месье. Но вам разрешается искупить вину во время ужина, если вы с этим справитесь. Ги де Ришмон улыбался Айше: — На вас такая красивая брошь. Чьи это инициалы? Айша приколола брошь к платью, уступив внезапному порыву. Она спокойно ответила: — Ее носила моя мать. Тут рядом с Айшой появился Жервез де Моргон. Его взгляд остановился на броши, затем он посмотрел ей в глаза. Его недоумение сменилось подозрением. Жервез выглядел скорее растерянным, нежели опасным, однако его напряженный взгляд испугал Айшу. Инициалы имени неизвестной матери она внезапно ощутила как клеймо. Прикрыв брошь рукой, Айша отвернулась от Жервеза. Никто из гостей не заметил этого напряженного мгновения, за исключением Ги де Ришмона. Он вежливо поздоровался с Жервезом де Моргоном и беседовал с ним, пока все не начали спускаться вниз. За столом маркиза усадили рядом с Айшой, а Жервеза де Моргона — по другую сторону стола рядом с хозяйкой дома. Айша догадывалась, что ее сосед спросит о том, что произошло наверху, поэтому заговорила первой: — Рада видеть вас в Париже. Я уже опасалась, что погода задержит вас дома. — Нет, я писал. Меня захватила одна мысль, и я никак не мог отделаться от нее. Думаю, теперь мне это удалось, но приехал в Париж, чтобы убедиться в этом. — Как мудро, — растягивая слова, заметила Софи де Бувье, сидевшая по другую сторону стола. — Ни одна мысль долго не проживет на званом ужине в Париже. — Вы совершенно правы. Надеюсь, мои собеседники навсегда истребят ее. Хозяйка дома приподняла брови. — Или придумают что-нибудь лучше. — Расскажите нам, что это за мысль, маркиз, и мы посмотрим, чего она заслуживает, — промолвила хозяйка дома. Ги де Ришмон подался вперед и отвернулся от Айши. Она слушала рассеянно, удивляясь странному интересу Жервеза де Моргона к ее броши. Айша убеждала себя в том, что он не помнит об их встрече в Нанте, однако сегодня поняла, что Жервез проявляет интерес к ее прошлому. Но даже если предположить самое худшее и допустить, что, увидев Айшу, он узнал ее, могли ли инициалы матери поведать ему больше, чем ей самой? Между тем Ги де Ришмон говорил: — Моя мысль возникла после того, как я познакомился с одним манускриптом. Надеюсь, вы имели счастье не читать его. Его написал Пьер Купе.