— На Мартинике. Ну и что? У меня были деньги. Флорус покачал головой: — Я вижу в тебе Африку. Ты напоминаешь меня… Она ожидала конца фразы, но он не продолжил. Через минуту Флорус встал и открыл дверь, разделявшую их каюты. С отсутствующим видом Айша поставила книги перед собой, пробегая глазами длинные заголовки. Она провела много часов, читая их, а затем переписывала из них строчки на бумагу, купленную в Пуант-а-Питре, но научиться писать самой было трудно. Резкий скрип поперечной балки поверх ее головы сказал Айше, что Флорус забрался в свой гамак. Их близость в этих темных мрачных стенах показалась удушающей. Айшу охватило паническое желание замедлить движение корабля, продвигавшегося к неизвестности. Впереди, как она полагала, ее ожидали лишь неудача и боль поражения. Ни ей, ни Флорусу не удастся задержать корабль, для них нет пути назад. Когда Айша услышала звуки, доносившиеся из перегородки, она встала и потушила фонарь. Она сидела некоторое время в темноте, прислушиваясь к приглушенным рыданиям Флоруса, потом опустила лицо на руки. В это весеннее утро Нант был омыт свежестью. Лодочники с барж и с доков казались энергичными и свежими после бодрящего путешествия вниз по Луаре, которая разлилась от снегов, растаявших на Центральном массиве. Матросы с кораблей, прибывших через Ла-Манш, толклись на солнечных улицах порта в поисках светлого фламандского пива. Именно его предпочитали нантские знатоки эля. Клерки, сидевшие за своими гроссбухами в самом центре города, поглядывали на небо, и оно словно подмаргивало им своими голубыми глазами сквозь пыльные окна и галереи. Нант — один из самых больших портов, где торговали рабами, пришел в движение с началом нового сезона. Банкир Бертран принимал посетителей в своем городском доме. Его кабинет на втором этаже выходил окнами во внутренний дворик, где росло молодое ореховое дерево. В центре комнаты стояло бюро из тюльпанового дерева, и его поверхность отражала солнечный свет из полуоткрытых окон. Бертран сидел спиной к ветвям орехового дерева, на которых розовые почки начинали набухать и раскрываться весенними свечками. Яркий свет в кабинете мешал другому мужчине видеть лицо банкира, но он уже знал два чувства, которые оно выражало: уважительную сдержанность и скрытый интерес. Он знал их слишком хорошо. С делами было покончено, но Жервез ле Бо де Моргон не торопился уходить, потому что их беседа касалась торговли в Нанте. Бертран происходил из старинного рода богатых торговцев. Все их поколения гордились тем, что они члены городского парламента. Жервез также родился в семье крупных буржуа, два года назад получил пост в королевском казначействе. Хотя титула у него не было, в Париже Жервез считался человеком более высокого ранга, чем тот, с кем он разговаривал. Он также добился успеха, используя все возможности для приумножения своего состояния: например, стал откупщиком королевских налогов. У Жервеза, высокого мужчины лет тридцати, были мягкие каштановые волосы, карие глаза и хорошие манеры. Его любили в обществе, хотя он никогда не проявлял особого остроумия и не волочился за дамами. Жервез нравился женщинам, считавшим его незаменимым гостем. Никто не догадывался: улыбается ли он или думает о чем-то своем. Чаще всего Жервез думал о своем, ибо его активный ум получал удовольствие от вычислений, особенно если предмет касался его богатства. Банкир Бертран, возможно, знал Жервеза так хорошо, как никто другой, и не доверял ему, всегда ожидая от него удара в спину. Однако Бертрану казалось, что он действительно знает этого человека и может вести с ним свои дела. Этим ярким весенним утром они обсуждали один из своих любимых проектов, состоявший в том, что они фрахтовали корабли для работорговли. Банкир описал в деталях устройство двух кораблей нового вида, построенных «Братьями Бертранами» в доках Рошфора. — Приспособление для движения воздуха в трюмах гениально; пространство для рабов между решетками очень вместительное. Не хотели бы посмотреть план? Жервез поднял руку: — Спасибо, нет. Уверен, вы найдете способ довезти большую часть из них живыми. — Он улыбнулся, вспомнив что-то забавное. — Говорят, англичане рекомендуют выводить их раз в день на палубу. Они танцуют. Танцуют под особую музыку. Бертран ухмыльнулся: — Полагаю, музыку заменит стук конца веревок. Услышав голос одного из своих привратников в прихожей, он поморщился. Видимо, у его слуги Гаспара возникли трудности. Он убеждал кого-то обратиться в банк. К счастью, Жервез встал, собираясь уйти, и Бертран вышел из комнаты вместе с ним. Картина за дверью удивила его. В прихожей стоял, подбоченившись, высокий парень и объяснял, что намерен увидеть банкира, даже если для этого ему придется провести в прихожей целый день. Гаспару не удавалось ничего втолковать юноше, потому что его воротник почти закрывал красные уши, а ноги болтались в нескольких дюймах от пола. Мучителем, державшим Гаспара за пояс бриджей, был самый крупный негр, какого Бертран когда-либо видел. Взгляд чернокожего выдавал неуверенность в том, что его юный хозяин умеет вести дела. Но когда сам мальчишка повернулся к ним, в его темных глазах сверкнула ярость. — Мы здесь по делу, месье, и поскольку ваш слуга дурак, я должен говорить с вами лично. Банкир заинтересовался. Парень говорил чрезвычайно дерзко, низким вибрирующим голосом на чистейшем французском. Одет он был с иголочки. Одежда негра была слегка тесновата и поношена, будто ее купили в магазине старьевщика. Поймав взгляд Бертрана, негр неохотно опустил Гаспара на пол. Самым интригующим было, однако, то, как мальчишка использовал слово «мы». Выходило так, будто он и чернокожий гигант собирались вместе говорить с банкиром. Если дело обстоит так, то их разговор о банке неуместен. Их плохо примет даже уличный денежный меняла. — Объясните, в чем дело, — сказал Бертран. — У меня письмо, подписанное губернатором Гваделупы, и я прошу открыть счет у вас. — На чье имя? — На мое, месье Шарля. — Дальше. Впервые мальчишка выказал смущение. Он стоял молча, часто дыша, и его бегающие глаза выражали отчаяние. Позабавленный всем этим, Жервез спас его: — Месье Бертран спрашивает, откуда вы? — Из Пуэнт-а-Питра. Бертран кивнул. Он взглянул на Гаспара, который разглаживал смятые плечики своего жакета. — Он угрожал тебе? Гаспар смутился: — Не то чтобы, но… — Я сам разберусь с ним. Ты можешь проводить месье ле Бо до выхода. Все заметили мгновенную реакцию молодого человека. Он вздрогнул, уставился на Жервеза и даже отступил на шаг, когда тот сказал: — Мое имя что-то значит для вас? Боюсь, мы незнакомы. Мальчишка прикусил язык, и вся его наглость исчезла. Он покачал головой, глядя в сторону, но на секунду бросил украдкой взгляд на Жервеза. Его паника сменилась явным любопытством, однако он промолчал. — Я должен идти. — Жервез попрощался с Бертраном, кивнул молодому человеку и, сопровождаемый Гаспаром, спустился на улицу, где его ждала лошадь. Уже сев в седло, он наклонился к своему груму: — Скоро выйдет странная парочка: огромный негр и похожий на цыганенка мальчишка. Следуй за ними, стараясь не попадаться на глаза. Выясни, где они остановились, и разузнай о них все. Будь осторожен с негром, иначе он свернет тебе шею. Доложишь мне сегодня вечером. Жервез отправился на аукцион, но пока он ехал, его мысли возвращались к неожиданной встрече. Мальчишка явно чужой в Нанте и не знает в лицо ни его, ни Бертрана. Но как на паренька подействовало его имя! Жервез был поражен. Насколько он знал, никто во Франции не носил имя ле Бо де Моргон. Семья ле Бо в течение нескольких столетий владела землями в Бургундии. Дворянская фамилия Моргон была связана с местом, где находилось родовое имение. В последующие столетия, однако, род сократился. Теперь его представляла одна семья; неудачи и распутство вынудили ее членов искать себе другое место под солнцем. Они покинули свой большой дом, оставив в поместье лишь плохо оплачиваемого эконома и нескольких жалких арендаторов. Французские аристократы, ведущие образ жизни, который не подобает их сословию, лишались дворянства. Поэтому несколько предыдущих десятилетий семья трудилась где-то вдали от дома и без права называть себя де Моргон. Один из них, однако, стал буржуа, успешно занявшись мануфактурами и коммерцией. Его сын и внук продолжили его деятельность. Теперь глава семьи, богатый и влиятельный, именовал себя ле Бо де Моргон. Но он так и не подал прошение королю о восстановлении своего дворянства и не предъявил права на высокий титул маркиза, принадлежавший Моргонам в течение нескольких столетий. Жервез, дальний родственник старого ле Бо, добавил к фамилии «де Моргон», как только получил королевскую пенсию, но считал это лишь началом. Наследник высокого положения и великолепного имения, он понимал, что должен хозяйничать с предельной энергией. Для Жервеза скрывать свои дела было так же привычно, как дышать. Знакомые, такие как Бертран, думали, что знают его, но не имели понятия о мотивах, руководивших им, и о том, как он умел извлечь выгоду буквально из всего. Жервеза раздражала мысль о том, что месье Шарлю может быть известно о его делах больше, чем ему самому. Поэтому он и решил выяснить, чем этот мальчишка занимается в Нанте. Между тем Айша завершала беседу с банкиром. Флорус ждал ее. Она не без труда добилась своего. Как только им разрешили покинуть корабль, Айша потащила Флоруса к банку, спрашивая дорогу у жителей Нанта. Экипажи и многолюдье, высокие дома — все это встревожило ее, но все же они добрались до банка. Тут Айша столько раз спрашивала Бертрана, что старший клерк, устав от этого, отослал ее в дом. Он полагал, что странную парочку не пустят даже на порог. Бертран сидел за бюро. Одна его рука лежала на письме губернатора Гваделупы, другая держала гусиное перо, указывая на исписанную страницу. — Предполагаю, вы знакомы с содержанием этого письма. Услышав загадочное слово «предполагаю», Айша на всякий случай кивнула. Гусиное перо скрипнуло по бумаге. Банкир поставил свою подпись, украшенную причудливыми завитушками, и смотрел на буквы до тех пор, пока чернила не высохли. — Вы останетесь в Нанте до того, как придут ваши деньги? — Не думаю, я хотел бы двинуться в другом направлении. — Она не осмелилась сказать больше. Бертран потер кончик носа указательным пальцем, помолчал, и Айша поняла: ее золотые луидоры — все, что у нее есть до тех пор, пока флибустьеры не заплатят ей. Лучше потратить их по дороге, чем прозябать в Нанте. — Банк «Братья Бертран» имеет свои представительства в других городах? — Руан, Бордо, Марсель, Дижон, Париж. Куда отправить вам деньги? Я добавлю приписку, кому из моих компаньонов адресовать деньги. Написав что-то в конце страницы, Бертран показал ее Айше. Она догадалась, что он хочет понять, умеет ли она читать. Ее глаза вспыхнули. — И как нам вступить с вами в контакт, когда прибудет оплата? Бертран открыл большой том, переплетенный в кожу. Страницы были заполнены адресами, написанными красивым почерком. Айша посмотрела на него в испуге. Как сказать ему, что у нее нет ни друга, ни адреса во всей Франции. — Вы очень молоды, и у вас нет ни одного поручителя в Нанте. Здесь у меня только бумаги и письмо, которое вы принесли, — заметил Бертран. — Но разве губернатор не объяснил? — Айша не осмелилась коснуться печати на письме во время путешествия, поэтому пришлось поверить тому, что Фуршон сообщает нужные ей сведения. — Более или менее, — неохотно сказал он. — Тут находится подробный отчет о доле месье Шарля в захваченной добыче и о его праве на пользование ею. Здесь есть также описание вашей внешности, вполне адекватное. На основании этого я готов вести с вами дела. Теперь, поскольку у вас нет адреса, чтобы сообщить его мне, вам следует время от времени появляться в одном из наших филиалов до тех пор, пока не придут деньги. В какой город мне написать? — В Париж. Бертран захлопнул книгу, положил на нее бумагу и написал для нее адрес в углу. Он ничего не сказал, пока чернила сохли, и даже не поднимал глаз, хотя взгляд Айши был прикован к нему. Заметив, что у Бертрана бледная кожа, она предположила, что большую часть времени он проводит в помещении. Теплая одежда плотно облегала крупное тело Бертрана: он явно опасался простудиться. Когда Бертран вернул письмо, его лицо было непроницаемо, однако сам он, несомненно, пытался определить, в чем ее уязвимость. Взгляд Бертрана отличался от тех, которые бросали на окружающих члены семьи хозяина. Те смотрели на рабов совершенно безразлично, для Бертрана же имели значение ее намерения, и он глядел на Айшу более сурово, чем флибустьеры или их капитан. Для этого француза она существовала, имела имя, место назначения, определенную сумму денег, то есть была для него личностью. — Это входит в наш бизнес, месье Шарль. Вы сможете получить около двух сотен ливров в нашем парижском филиале довольно быстро. — Вы уверены, что сумма не больше? — Ну… вам уже дали вперед сотню плюс раба. — Что? — Очевидно, команда не возражала против того, что вы выразили претензии на часть груза тут же. Полагаю, они уважали вас. Действительно, оценив такого богатыря в триста пятьдесят ливров, они почти подарили его вам. Вы поймете, какую прибыль получите на рынке, если вы собираетесь продать его в Нанте. Айша встала: — Это письмо сообщает о том, что он моя собственность? — Точно.