Свирепый голос Фредрика заставил покоситься на него в зеркало заднего вида водителя такси. Фредрик посмотрел в ответ, пока сотрудница мобильного оператора усиленно старалась сохранять приветливый тон. — Закон об охране личных сведений обязует нас удалять данные спустя определенное время. Поэтому ответить на вопрос, кто раньше пользовался этим номером, я не могу. Абонемент приостановили больше года назад и с тех пор не использовали. — Речь идет о расследовании дела об убийстве. — Тут водитель вздернул брови. — Я понимаю. Но этих данных больше не существует. Фредрик уставился на серые фасады, мимо которых они проезжали. И как ему теперь узнать, с кем, кроме Беаты Вагнер, общалась Бенедикте Штольц? — Итак, — сообщил водитель. — Мы на месте. И вот он снова здесь. На Удинсгате во Фрогнере. С одной стороны аллея голых лиственных деревьев. С другой — дома. Столетние здания в югенстиле, окрашенные в оттенки белого и жёлтого. Фредрик взглядом сразу нашел то самое окно на третьем этаже. Последний раз он был здесь пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет назад Фредрик выпрыгнул из этого окна с Фрикком на руках от пламени пожара позади. Здесь они жили. Фредрик, его жена Элис и дети. София, Якоб и Фрикк. Кто его знает, кто там живет теперь? В курсе ли они, что в спальне здесь погиб ребенок? Если отскрести краску со стен, окажутся ли они черными от копоти? Моргнув, Фредрик отвернулся. Нужная ему квартира находилась ниже по улице. Опираясь на белый поручень, полицейский прошел по выложенной кафелем лестнице к лестничной площадке. У двери в квартиру Беаты Вагнер его ожидал сторож с ключом. — Я думал, вы уже давно тут закончили, — сказал он, когда Фредрик снял полицейскую ленту. — Я тоже так думал. Но, судя по всему, мы только начали. Дверь открылась, и следователь оказался в тиши голубого холла маленькой квартирки. Убранство простое, но отнюдь не простецкое. На комоде с восточным узором, стоявшем у входа, лежал почти невидимый слой пыли. Как и на журнальном столике в гостиной и на коврике для йоги у выходящего во двор окна. Пыль лежала и на обрамлённых пергаментах из рисовой бумаги с китайскими иероглифами, висевших над обитым тканью белым диваном. Это Беата Вагнер отправила Бенедикте Штольц имя Рикарда Рейсса, сказав, что он не опасен. Или… по крайней мере, Бенедикте так думала. В реальности все выглядело так, что телефон Беаты украли, когда ее убили, чтобы заманить Бенедикте на озеро. Значит, Бенедикте с Беатой были знакомы. И даже более того. Бенедикте поехала в одиночку на встречу с опасным преступником, только потому, что это сообщение отправила ей Беата. Просматривая полки с книгами, открывая ящики и изучая шкафы с одеждой, Фредрик восстанавливал в памяти все, что им было известно о Беате Вагнер. Секретаршу из Министерства финансов в расследовании рассматривали как невинную жертву. Любовницу Хенри Фалька, оказавшуюся не в том месте и не в то время, когда убийца решил расправиться с Фальком на автомойке в Вике. Ей было сорок пять лет. Не замужем, отец — немецкий индиец, мать — норвежка. Начальник назвал ее серой мышью. На бамбуковой полке в спальне Фредрик нашел фотографию Беаты. Снимок лежал рядом с книгами и фотоальбомом — выполненный в студии поясной портрет. До седины ей было далеко, насколько мог судить Фредрик. Кожа золотисто-бежевая, черные волосы доставали до плеч. Округлые выступающие скулы, тонкий нос и острый подбородок. Улыбающиеся глаза — она была очень красива. Фредрик вспомнил, какой он видел ее. Лежавшей на руле «Теслы», с разнесённым ударной волной от пули лицом и вытекшим мозгом. Спальня была выдержана в минималистическом стиле. На краю матраса-футона лежал плед, на нем — полотенце и два черных платья, оба эксклюзивных и откровенных. И нижнее белье. Словно она примерила несколько вариантов, прежде чем выбрала, в чем пойдет на встречу с Хенри Фальком в тот вечер. На полу рядом с матрасом на обложке блокнота стоял винный бокал с бледным, пахнувшим уксусом содержимым. Открыв обложку из светлой кожи, Фредрик полистал плотные как пергамент страницы блокнота «Смитсон». Страница за страницей вегетарианские рецепты в сочетании с рисунками, изображающими худых элегантных женщин в позах йоги. Записи сделаны наклонным почерком с аккуратно выведенными буквами. Фредрик стал листать альбом с фотографиями. Снимки из отпуска, видимо, где-то в Азии, может, в Таиланде. Вскоре он остановился на нескольких фото с пляжа с белым песком, голубым небом и зелеными пальмами. Две женщины на фото в объятьях друг друга. Обе — в широких хлопчатобумажных рубашках поверх бикини. Голые ноги ступнями погружены в песок. Пальцы рук сплетены. Одна — светловолосая, другая темная. Беата Вагнер и Бенедикте Штольц. — Черт, — пробормотал он. — Я так и знал. На боку «Теслы» Хенри Фалька написали «предатель». Полицейские были убеждены, что это обвинение предназначалось Фальку. Это же его машина. Теперь Фредрик понял, что, возможно, это не так. Беата Вагнер была доверенным секретарём Министерства финансов. Министерства, которому обязаны докладывать все ведомства, потому что у него все деньги. Вагнер, серая канцелярская мышь, присутствовала на закрытых собраниях, сидя на последнем ряду и ни разу не высказываясь, никогда не привлекала к себе внимания. Значит, источником Бенедикте Штольц была Беата Вагнер. Именно она снабжала журналистку информацией. Именно Вагнер нарушила служебную тайну. Предателем была она. Глава 43 Премьер-министр обозревал сад за окном. — Когда я был еще мальчишкой, — сказал он, — …Норвегия была белой. Вдоль забора на Ингогнитосгата ходил охранник. Пистолет-пулемет смотрел вниз, а полицейская фуражка странным образом вспучилась на голове. Рубен Андерсен знал, что это из-за черных волос. Он видел, как тот после работы накручивал на них тюрбан в гардеробе под домом премьера. — Тридцать три процента, — ответил он. — Каждый третий житель города — мигрант. Или ребенок мигранта. Наступили новые времена. Симон Рибе хохотнул. — Я имел в виду снег. Когда я был молод, снег всегда выпадал к Рождеству и лежал до апреля. Я добирался до школы на финских санях, Рубен. Ты вообще знаешь, что это такое? Есть что-то типа «Убера» для них? — Я о таком не слышал, — пробормотал секретарь. — Такова картина нашего времени, Рубен. Леденящий холод, снежные вьюги и ливни. Все тлен. Ничто не вечно. Что следующее сотворит Господь? Премьер с советником стояли у окна кабинета. Окна до пола были закрыты голубыми прозрачными занавесками. Цвет выбрал Рубен. Когда сюда въехал Рибе, они были белыми, но ведь синий — цвет неба, моря и правительственной партии Хёйре. За деревьями в парке виднелся дворец. Королевский штандарт со львом развевался на ветру — символ власти монарха. Второго монарха, как любил говорить Рибе. — Кстати о Господе, — сказал Рубен. — Думаю, второй лидер ХНР ждет уже достаточно долго. Пригласим ее? Когда Рубен вернулся с гостьей, Рибе сидел спиной к окну. Он встал, фальшиво улыбнулся и протянул руки. — Кари Лисе. Исполняющий обязанности министра финансов и министр здравоохранения. Кари Лисе Ветре поставила сумку на длинный дубовый стол, после чего дала себя обнять. — В это время я обычно забираю внука из школы. Но на этой неделе каникулы, поэтому он дома с дедом. Последние полчаса я провела в вашей приемной. Их можно было потратить куда разумнее. — Прошу прощения, — сказал Рибе и дал знак Андерсену сделать кофе. — Я был занят. Рубен включил шипящую кофе-машину, стоявшую у двери и сделал большой шаг назад, чтобы слышать разговор. Все, с кем он общался, придерживались одного мнения. Кари Лисе Ветре изберут новым лидером ХНР, когда партия проведет свой чрезвычайный съезд. Ветре с Рибе на дух не переносили друг друга. Стройная стильная дама смотрела на премьера так, как мало кто отваживался. Словно пронзала его взглядом. Она не обращала внимания на его лакированный фасад, красноречие и аристократические замашки. Она знает, что скрыто за всем этим, думал Рубен. — Я не собираюсь идти на уступки, — сказала Ветре, когда Рубен поставил перед ней маленькую чашку эспрессо. — Откладывать в сторону мигрантскую повестку только потому, что поджигатели войны из Минобороны хотят себе новые самолеты, совершенно недопустимо. Если вы хотите купить эти истребители, придется искать деньги в другом месте. — Кари Лисе, — произнес Рибе, окунув в эспрессо кусочек коричневого сахара. — Сколько вы уже замещаете министра финансов, пару недель? Вам еще нужно во многое вникнуть, но я уверен, что в экономике простор для действий ограничен. Главнейшая задача правительства… — он впился в кубик сахара, — …обеспечивать безопасность наших граждан. — Он отложил остатки сахара на блюдце и продолжил. — Вокруг нас кружат российские военные самолеты. Подводные лодки и шпионские корабли бороздят наши воды. Мы часто не подозреваем, что они там, пока об этом не сообщит какой-нибудь удивленный рыбак. Терпеть это нельзя. Новые самолеты-разведчики — колоссальный потенциал для слежения за нашей территорией. Эти самолеты могут обнаруживать, идентифицировать и атаковать цели под водой. Пока мы не продемонстрируем решительного желания соблюдать интересы своей страны, наши союзники из НАТО, и особенно американцы, не смогут гарантировать нам безопасность. Полагаю, вы это знаете. Рубен сел на стул и достал блокнот. Советник заметил, что глаза Рибе улыбаются. Шеф был на коне. Кари Лисе Ветре тоже улыбнулась, но не глазами. — Я знаю об этом, — сказала она. — По секрету скажу вам, что американцы и попросили нас увеличить прием беженцев. У нас отлаженный механизм по приему мигрантов, способный отличить мошенников от тех, кому действительно нужна защита. Мы располагаем резервами пунктов приема, а также соблюдаем политику безопасности и держим под контролем окружающую среду. Наши союзники без сомнений поймут, что такая маленькая страна как Норвегия должна расставлять приоритеты. Как вы сказали, в экономике простор для действий ограничен. Симон Рибе раздавил сахар между пальцев. — Кари Лисе. Русские играют в войну в Балтийском море. Американцы формируют свою внешнюю политику с помощью Твиттера. В такое время как сейчас было бы неразумно подвергать нас угрозе терроризма. Неразумно импортировать еще больше проблем. — Проблем, — прошипела Ветре, и Рубен увидел, как в глазах премьер-министра полыхнул огонь. — Вы называете проблемами женщин и детей, на глазах которых разбомбили их дома? Мальчиков, которым пришлось бежать из страны и переплыть Средиземное море, чтобы их не принудили воевать за исламистов? — Ветре посмотрела на Рубена. — Уберите это. — Она показала на блокнот. — Моим словам не место в вашем отчете. После чего она перегнулась через стол и понизила голос. — Моя дочь стала жертвой террориста. Так что не надо мне читать лекции про цену терроризма. Ищите эти деньги в другом месте. А если нет, я выведу свою партию из правительства. — Она встала так резко, что задела край стола, и чашка с эспрессо опрокинулась, жидкость разлилась по дубовой столешнице. — Настолько это дело важно для меня и для партии. — Она захлопнула за собой дверь. Рубен собирался было принести салфетки, но Рибе отмахнулся и стал смотреть на растекающееся пятно. Кофе затек в выемку на поверхности стола, за которую какой-то датчанин дизайнер получил премию. Вздохнув, премьер отодвинул кресло и потянулся за портфелем, прислоненным к ножке стола. — Я этого не допущу, — мягко сказал Рибе. — Я не позволю этой сучке свергнуть мое правительство. — Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил Рубен. Премьер-министр посмотрел на него. — Она четко обозначила свои намерения. Это лучшее, на что мы могли надеяться. Кари Лисе переубедить не удастся. То, что она сказала — по сути, объявление войны. А у войны есть прекрасная особенность — дозволено все. — Он вытянул из портфеля бумажную папку, вынул оттуда документы и бросил обложку на разлитый кофе. Серая бумага стала медленно темнеть. — Кари Лисе Ветре — опекун своего внука. Уильяма. А мать Уильяма, Аннетте, была членом христианской секты, планировавшей теракт против нации. Возможно, пришло время показать, какая наша Кари Лисе Ветре на самом деле любительница терроризма, — сказал Рибе. Рубена Андерсена передернуло. И он сделал то, чего никогда раньше не делал. Спросил, действительно ли начальник обдумал сказанное. — На события в Сульру повесили замок по крайне веским причинам. Рибе только фыркнул. — Премьер-министр тут я. — Он дал документ советнику, и Рубен быстро пробежал его глазами и стал глотать ртом воздух, когда понял, что у него в руках. — Вы уверены? У этого будут последствия. Непредсказуемые последствия. — Позаботься о том, чтобы все было обнародовано. — Это уничтожит ее. И затронет ребенка. — Так и будет. Поэтому я и хочу проинформировать общественность прежде, чем Христианская народная партия выберет себе нового лидера.