Пока Паромов общался с оперативным дежурным Цупровым, опер успел заскочить к начальнику уголовного розыска и взять у него обнаруженные при осмотре места происшествия фотоснимки. И теперь, восседая за своим столом, очищенным от всех бумаг и книг, раскладывал пасьянс из этих фото. — Пристраивайся… — кивнул он на стул. — Давай отсеем те фотки, на которых увидим известных нам людей от остальных. А потом начнем их отрабатывать на причастность к убийству. Ход опера был резонный, и старший участковый включился в работу. Примерно на тридцати снимках они увидели и опознали вполне конкретных лиц, в том числе несколько человек, работавших на заводе РТИ. — Слушай, опер, — перестав перебирать снимки, сказал вдруг Паромов, — а не позвать ли нам Зайцева Ивана Маркеловича, ну, того соседа Басова, что первым труп обнаружил. Пусть тоже взглянет, может, увидит вчерашнего посетителя. А? Тем более что он рядом, на допросе у следователя в кабинете Чеканова. — Резонно, — согласился сыщик, но тут же добавил: — Хотя его самого не мешало через ИВС пропустить. Впрочем, черт с ним, если что — успеем… Он тут же по внутреннему телефону позвонил Чеканову и попросил по окончании допроса направить к нему в кабинет свидетеля Зайцева. — Хочу снимки показать, может вчерашнего визитера опознает… Чеканов дал добро. — Какие будут версии? — спросил меж тем старший участковый Черняева. — Как считаешь, кто порешил старика? — А что тут считать, — отозвался опер, вновь и вновь перебирая фотки, — в этих вот фотках и ответ: кто-то из гомиков, из гомосеков проклятых… Честное слово, даже не догадывался, сколь их много! Мы всякие учеты и картотеки ведем. Предложу Чеканову и на педерастов картотеку завести. Вот плеваться будет… — пошутил старший опер. — Петрович, твоя версия перспективная, спору нет. Но теперь послушай мою. Помнишь, надеюсь, дело с мясом на заводе РТИ. — Помню, — без особого интереса, чисто механически ответил опер, — ну и что? — А то, — начал объяснять старший участковый, — что… — Погоди, погоди! — перебил его Черняев. — Не хочешь ли ты сказать, что информацию дал… Басов? — Вот именно. — И ты думаешь, что кто-то отомстил за ту информацию, точнее, за сдачу директора столовых. Как его там? Впрочем, без разницы, как его зовут… Так как сама твоя версия бредовая. Ведь о том, что Басов был информатором, никто не знал. Даже я. Хотя твой секретный рапорт читал… — улыбнулся опер. Мол, знай наших! — Но там информатор фигурирует просто как работник завода, и все! Никаких фамилий, никаких имен. А ты о нем даже мне ничего не сказал, надеюсь, что и другим тоже. Или где проговорился? — Я-то — нет! — успокоил опера Паромов. — Боюсь только, не сам ли он где хвастанул: дело, как-никак, а громкое. На всю область шум пошел. Вот и думаю, не похвалился ли где-нибудь Басов? Не дошла ли его похвальба до ушей друзей Шельмована? А те и решили отомстить. Как считаешь? — Слишком запутано, как в кинофильмах про шпионов. И потому — вряд ли… Сам знаешь, что у нас, слава богу, не Америка и не Италия, где действует мафия, где заказные убийства. У нас проще: сначала, как водится, напились самогону, потом стали целоваться и кричать: «Ты меня уважаешь?» А потом подрались — и… труп готов. Или иной сценарий: кто-то при распитии все того же самогона посчитал, что его обделили, схватил нож со стола — и пырь в грудь обидчику! Могут быть и иные варианты, но суть все равно не меняется. Не оскудела еще талантами земля русская! — Шуткой окончил опер свой монолог. — Впрочем, и от такой версии отказываться не будем. Чем черт не шутит, когда Бог спит! Но это, так сказать, на самый крайний случай. И официально эту версию выдвигать для следствия не будем. Позанимаемся в индивидуальном порядке. Замолчали оба, внимательно рассматривая снимки. А их, снимков этих, было сотни. Надолго хватит работы по их просмотру! — А что это Цупров тебя останавливал? — неожиданно спросил Черняев. — Да какой-то чудак документы потерял… И паспорт, и военный билет. А дворник нашел. Точнее, дворничиха нашла… — поправился Паромов. — Теперь нужно вернуть. — Покажи, может кто из моих знакомых. Тогда на пивко расколем, — засмеялся опер. — Смотри, — не стал возражать старший участковый и достал из папки документы Гундукина. «Тут дело не в пивке и не в возможном знакомом, — усмехнулся про себя старший участковый, передавая документы сыщику. — Просто ты, Черняев, как был самым любопытным во всем Промышленном РОВД опером, так и остался! Как совал свой нос во все щели, так и суешь! Иногда тебе это помогает, а большей частью дает лишь лишнюю головную боль. Как совсем недавно было с делом «кастрата». 5 В это время, постучавшись, в кабинет опера вошел Зайцев. Он, как и сотрудники отдела милиции, работавшие по убийству Басова, с самого утра оставался не пивши и не евши, на голодный желудок. — Сказали, чтобы к вам зашел… Что-то посмотреть нужно… — каким-то извиняющимся и неуверенным голосом проговорил он. Было видно, что в кабинете опера Зайцев чувствовал себя не так уверенно, как в коридоре собственного дома при беседе с Паромовым. — Может, домой отпустите… Пообедать надо… А то в животе уже урчит. Даже неудобно. — У всех урчит… — резко перебил его Черняев. — У нас тоже кишки урчат и кукиш друг другу показывают. — Вы, видно, привыкшие… а я — нет. — С нами поработаешь и ты привыкнешь. Посмотри вот Басовские снимки, — сказал более спокойным тоном опер, откладывая на стол паспорт Гундукина, раскрытый на странице с его фотографией, — может, вчерашнего посетителя где увидишь? А потом — домой, голодный ты наш! Иван Маркелович осторожно подошел к столу оперативника и остановил свой взгляд на раскрытом паспорте. — Вы, по-видимому, шутите надо мной, — сказал с извинительной ноткой в голосе он. — У вас уже и паспорт его есть. — Где? — без каких-либо эмоций спросил Черняев. Умел мгновенно хитрый опер ориентироваться в обстановке. — Да вот же он… — Взял Зайцев паспорт Гундукина со стола и подал оперу, интуитивно почувствовав в нем хозяина кабинета, а, значит, и старшего начальника. — Этот самый. Его еще Басов племянником называл. — А ты не путаешь? — Нет. Точно, он. — Ну, что ж, — повеселел опер, — считай, что обед себе заработал. И от ИВС избавился. Дуй домой! Кушай. Да поплотнее. А потом — к нам. Надо будет утрясти кое-какие процессуальные формальности. — Спасибо! — обрадовался Иван Маркелович. — Может, и повесточку выпишите… — Товарищ Паромов, оформи Ивану Маркеловичу, — подпуская официального тумана в голосе, сразу же «вспомнил» опер имя и отчество свидетеля, — повестку, а я на секунду отлучусь. Черняев сгреб в ладонь документы Гундукина и покинул кабинет. «Побежал руководство порадовать, — беззлобно подумал Паромов, заполняя бланк повестки. — И, кажется, нам на этот раз повезло. Бывают же чудеса! И надо будет «привязать» Гундукина, ну, и фамилию бог дал, к обоим нашим версиям. К первой будет проще: возможно, отыщется пикантная фотография. Вот ко второй… Тут поработать придется. И, по-видимому, мне одному. Возможно, Черняев поможет. Пообещал. А руководство отдела станет открещиваться от этой версии всеми правдами и неправдами. Тут самому в свою версию не очень-то верится! — Постарался быть объективен в своих рассуждениях Паромов. — А что уж говорить про руководство. Скажут: фантазии, бред сивой кобылы. И будут правы». Свидетель, получив повестку, ушел. А минут через пять после его ухода в кабинет возвратился Черняев. — Где свидетель? — Домой пошел. А что? — Чеканов хотел побеседовать с ним. — Придет — побеседуют. Мы что делаем? — Идем Гундукина задерживать, ели он по месту прописки проживает. Прописан-то в общежитии по Белгородской. А живет там или уже нет, кто его знает. — А ты на вахту позвони. Поинтересуйся. И в отдел кадров завода: может, еще работает. — Уже собирался… — отозвался опер и стал искать в своей записной книжке номера телефонов. Собирался ли он до предложения старшего участкового звонить или не собирался — не узнаешь. Опер, он на то и опер, чтобы даже в мелочах оставаться непроницаемым. — Ты звони, а я посмотрю, нет ли фото Гундукина среди пикантных снимков, изъятых в квартире Басова. — Смотри, — отозвался опер, набирая на диске номер телефона общежития. — Алло! Общежитие? Мне бы коменданта. Комендант? — неподдельная радость в голосе опера. — Вас беспокоит ваш коллега с Литовской. Как прикажете вас величать? А то, как-то неудобно… без имени, без отчества. Как-никак — коллеги! А, Майя Петровна? Прекрасное имя, прекрасное! — актёрствовал сыщик. — Прошу извинения за беспокойство, Майя Петровна, но проживает ли у вас в общежитии парень по фамилии Гундукин… Гундукин Руслан Альбертович, — уточнил он. Все это лицедейство оперативника Паромов наблюдал, перебирая снимки обнаженных мужчин и внимательно рассматривая их. Примерно в середине пачки фотокарточек отыскалась искомая. «Есть!» — обрадовался тихо он и протянул снимок Черняеву. Тот, не отрываясь от телефонного разговора с комендантом общежития, кивнул: мол, вижу, понял. — Что вы говорите: прописан, значит, а не проживает… И где живет, не знаете… Говорите, что у сожительницы и что иногда приходит в общежитие… — комментировал опер свой разговор с комендантом для старшего участкового инспектора. — Плохо. Он тут у моих жильцов занял кучу денег и не возвращает. Ребята волнуются. Кстати, где он работает? Говорите, во втором цехе… Хорошо. Майя Петровна, век буду благодарен, если адресок его сожительницы разыщете. Я вам попозже перезвоню. Вы ко мне позвоните?.. — опять переспросил опер. — Это было бы чудесно, но дело в том, что я звоню не из общежития, а из магазина по соседству. У нас что-то с телефоном… Третий день не работает. Связисты все обещают исправить, но не исправляют. И у вас такое бывает. Да что вы говорите!.. Ну, пока. А то телефон требуют хозяева. Минут через десять перезвоню. Вы уж постарайтесь! Черняев положил трубку. — Петрович, ты случайно не попутал с работой? Тебе в артисты надо. Талант пропадает… — пошутил Паромов. — Учись, пока жив! — улыбнулся Черняев и, переходя на серьезный и деловой тон, добавил: — Не живет-то наш Гундукин в общежитии… У сожительницы где-то обивает углы. Комендант обещала поискать его новый адресок, но найдет или нет, бог ведает! Позвоню-ка я нашему общему знакомому Ильичу, начальнику второго цеха. — Звони. Может, тут не сорвется. Хотя по закону случайных чисел, везуха должна кончиться. И так ни с того, ни с сего подозреваемого установили. Второй раз чудес не будет. Придется, уважаемый Виктор Петрович, мой друг и страшный опер, попотеть… — невесело пошутил Паромов, пока сыщик искал номер телефона и, найдя, набирал его. — Владимир Ильич? Не узнал, богатым будешь! — Тараторил опер в трубку. — Привет, дорогой! Что-то давно не виделись, вот и решил побеспокоить и о себе напомнить, а то, наверное, уже забыл о бедном опере? Нет! Прекрасно. А то, что работа заела, так кого она, проклятая, не заедает. Всех! Придумали же люди, что до шестидесяти лет надо пахать как папе Карле, а потом уж на пенсию. Почему не наоборот? А? — засмеялся Черняев то ли своей шутке, то ли шутливому ответу собеседника. — Кстати, слышал ли анекдот про работу и водку? Нет. Тогда слушай: «Русская водка — хорошее дело. Радует водка душу мою. Если же водка мешает работе, брось ее к черту, работу свою!» Как анекдотец? — вновь засмеялся опер. Но тут же оборвал смех и уже серьезно, без какого-либо скоморошества сказал: — Помощь нужна, Владимир Ильич. Дело серьезное. Или архисерьезное, как говаривал в своё время твой тезка, Ленин. У нас на зоне убийство… Старичка одного грохнули. И твой рабочий Гундукин Руслан Альбертович, — заглянул он в паспорт, — мог бы нам кое-что поведать. Есть данные, что он, Гундукин, был дружен с убитым. Однако, сделать надо все тихо и без огласки. Ты меня понимаешь?!. Прошу аккуратно уточнить: на работе ли он.