Будь на месте кто-нибудь другой, он бы уже давно удирал, трусливо оглядываясь по крышам, да еще вприпрыжку. И виной бегства была бы не бессовестная трусость, а благоразумное жизнелюбие. Рокер - это человек без правил и законов, если от него, конечно, что еще осталось человеческое, а в основном, это спущенное с цепи бешеное существо. Но Ник не боялся. Он просто сидел и настороженно ждал, когда путь будет вновь свободен. - Эй, мышонок, ты, что притих там в подъезде? От неожиданности оклика, Ник окончательно встрепенулся. Он сидел в таком положении, что сквозь закрытые створки дверей подъезда, никак нельзя было разглядеть, что он там. Это можно было узнать, лишь проследив за ним. «- Значит, все-таки, по мою душу, - мрачно подумал Ник». Таиться дальше не было смысла. - И кому вдруг понадобился никому не мешающий мышонок?! - лаконично поинтересовался Ник, надеясь, что ребята просто хотят поразвлечься. - Да нет, брат, мышонок пусть сидит в своей норке и помалкивает, пока усы не оторвали, нам Дьявол нужен! Есть такой?! - Свой! - с надеждой подумал Ник. Он поднялся и, ласково поддав дверь ногой, бесстрашно вышел на улицу, катя рядом свой «Харлей». - Ну! Вот он я!... Что за дело?! - дружелюбно спросил Ник. Рокеры неприлично загоготали. Ник настороженно огляделся. Головы наглухо в шлемах. Здесь не миром, войной пахнет! Ник внутренне собрался, словно тигр, подбираясь для прыжка, готовый достойно принять бой и дорого продать свою жизнь. Не будь он ночной Дьявол! - Дьявол! Ну надо же, собственной персоной! Дай, думаем, поглядим, что за птица! На тебя, не дьявол, а черт безрогий! - Рокер нахально нападал, надеясь запугать. «- Запугиваешь!» - коварно подумал Ник, - «Знаешь мою славу, боишься!» - Кончай треп, брат, говори, что надо, мне некогда! - Ну, что ж, раз некогда, будем бить по - быстрому! - За что? - коротко и деловито осведомился Ник, растягивая время, прикидывая свои силы. Их было намного, больше, чем можно. Человек тридцать в робком прикиде. А у Ника всего четыре друга: кольт, выкидуха, кастет и «Харлей». Ник саркастически усмехнулся, наблюдая, как вооружаются его противники. Цепи, кастеты, чаки, громадные резаки, ножи. Ник зло расхохотался. - Вы забыли захватить утюги и сковородки. Так за что все-таки вам так на тот свет хочется, может, поделитесь, прежде чем я вас кромсать начну?! Ник открыто насмехался над ними, а они, словно стадо тупых баранов, сосредоточено окружали его со всех сторон, зверея от его наглости. Отступать было некуда. Он это знал, чувствовал каждой клеточкой своего тела. Страх жадным, голодным существом просыпался в его теле, пытаясь сковать его своим холодом. Но Ник отчаянно шутил и смеялся, парализуя эту липкую тварь, не давая ей проснуться, окрепнуть. - Ты хочешь знать, за что умрешь, везунчик Ник?! - ядовито спросил рокер, выступавший предводителем. Он угрожающе выступил вперед. Ник почувствовал, как страх, завладев им на долю секунды, перехватил его дыхание. «- Господи! - взмолился мысленно он, - Дай мне силы! Не хочу я умирать в такой промозглый, туманный день! Я так еще молод! Я хочу жить! Господи!» Рокер порывисто снял шлем и отбросил его в сторону. Ник проследил взглядом за отлетевшим шлемом. - Еще не все кончено! Они слабы - они боятся! - твердил себе Ник. Он заставил себя посмотреть в глаза своей смерти. Его встретил холодный взгляд Сэма. Ник расхохотался наперекор своему страху, загоняя его в дальний угол своей души, чтоб не мешал дорого продать свою душу. - Сэм?! Старый приятель! Да, ты заправский трус, Сэм! Я надеру тебе твой роскошный хвост, и к твоей милой кличке добавится «облезлый». - Господи, да сколько ж вас здесь, ребята! - Ник продолжал смеяться, - Целая футбольная команда! По порядку, рассчитайся! Звонкий голос Ника эхом пронесся по пустым, молчаливо - безжалостным кварталам. - Ты неудачник, Сэм! Такой слабак! Привел с собой целую роту?! Не стыдно за спинами прятаться?! Ник надеялся вызвать Сема на поединок. Но Сем окрысился мстительно пообещал - Так никто же не узнает, что именно от моих друзей ты сегодня сдохнешь! А я не гордый! Мне все равно каким путем убрать тебя со своей дороги! - Ну! Кто возьмет Дьявола?! - Ник снова закатился гомерическим хохотом, принимая оборонительную позицию. - Налетай на свежее мясо! Спешите! Всем не хватит! И снова, словно колокольчик, воистину дьявольский, непонятный, безрассудный, пугающий, и... завораживающий звенит над затихшим в благоговейном страхе квартале: Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Вокруг творится полный хаос и, кажется, земля разверзлась, выпустив на поверхность ад, все смешалось - крики, стоны, свист пуль и завывание ветра под раскрученными цепями, чаками, протяжный звон стали, рассекающей воздух. А он, прервавшись на краткий миг, когда уж сильно тяжко, снова звенит, и звенит не унывая. Врагам назло. Отнимая у них силы. А тем, кто, вжавшись, притих в страхе и, переживая, молит небеса о пощаде, «Бухенвальдскому колокольчику» на радость. Он еще жив. Еще не все потеряно. Но им, молящимся о душе ангела с именем Дьявола, никогда бы и в голову не пришло вылезти их своих тухлых нор и помочь. Нет, они крысы, они могут лишь ждать в своих норах, чтобы потом собрать утерянное зябко боязливо озираясь, готовые разбежаться от малейшего шороха. Они могут лишь помолиться, той верой, какой верят сами. И он благодарен им за это, потому что знает, если он еще стоит на ногах, если есть еще силы отражать безжалостные удары, если еще хватает упоительно дерзкой смелости звенеть и звенеть своим смехом, это именно их духовная сила, мышачья робкая вера поддерживает его. И снова затих колокольчик и они, пригнув боязливо головы, вслушиваются. - Неужели все? «Неужели конец?» - спрашивают они друг друга, взглядом, не решаясь вымолвить хоть слово. - Нет! нет! жив еще! Снова звенит! Звенит пронзительно, заливистым хохотом - так можно лишь в последний раз, не жалея легких. Звенит так, чтобы невозможно было забыть, ни тем, ни этим. Звенит из последних сил, смело, смотря в глаза неумолимо надвигающейся смерти. Всхлипнув в последний раз, он затихает. Все, больше не прозвенит! Побежденный, но не покоренный, срезанный цветок, истекающий алым соком, остается совсем один, в тишине. Враги понуро разъезжаются, урча мотоциклами, растекаясь в разные стороны. Им не до триумфа. Они сами себя прокляли. Никогда им не забыть, как смеется умирающий колокольчик. Никогда не заглушить этой звенящей боли в их душах, которая неотступно будет преследовать их и терзать, до конца. Словно стервятники выползают из своих нор, доведенные до дна люди. Дрожащей, от холода и страха, собираются кучкой вокруг героя. «Да-а! - мечтает каждый с тайной завистью, - Каждому бы так отзвенеть!» Кто-то более смелый, склоняется над истерзанным телом, в надежде - жив ли?! По толпе проносится радостный ропот: «Жив еще! Жив! Есть бог на свете!» Кто-то кричит в суматохе - «Помощь! Зовите помощь!» Кто-то кидается к своим подвалам и чуланам, доставая то единственное, заветное, ревниво - хранимое - тряпки на бинты, травы, старые, но все-таки лекарства; и самое ценное - еда, спиртное. Для колокольчика не жалко - он подарил надежду! В толпе находятся старые, когда-то бывшие врачи, умелые, трепетно -осторожные руки. Его, повергнутого в бессознательность, вот почему замолчал, переносят куда-то под крышу. И ходят вокруг юного, искалеченного божества, смущенные, растерянные своей общностью, суетятся, каждый хочет внести свою скромную лепту, помочь, хоть чем-нибудь, облегчить страдания. Красивое бледное лицо в обрамлении огненных от крови волос. Длинные ресницы закрывают глаза от ужасов мира. Надолго ли? Суждено ли им вновь распахнуться? Знает один бог! И они смиренно молятся, это так обычно, так привычно, это стало их жизнью. Им только и остается молиться и верить, здесь на дне, больше и нет ничего, одна надежда. 25 Лаура проснулась с криком. Задыхаясь от страха, она села в постели. Она силилась успокоиться, глубоко дыша, переводила дыхание. Лаура встала, подошла к окну, и, раздвинув васильковые шторы, нетерпеливо распахнула окно. Свежесть туманного утра ворвалась в комнату, освежая ее и выветривая страхи сна. Лаура с наслаждением вдохнула полной грудью рассеянное молоко тумана. «- Ах, как хорошо проснуться и понять, что твои страхи всего лишь сны. Как хорошо!» - подумала она. Она забралась с ногами на широкий подоконник. Закрыв ноги длинным подолом ночнушки, она обняла колени, положив на них голову. Где - то, проснувшись, щебечет веселую песенку птичка. Лаура прислушалась к ее незатейливой ранней песенке. «- О чем она поет?! - подумала Лаура, - Знать бы, может и я спела бы с ней вместе.... Наверное, восхваляет какую-нибудь свою пернатую радость, радуется весне, рассвету... Странно! - подумала она, всматриваясь вглубь себя. - Обычно, я помню сны хорошо.... А этот.... Как будто и не было сна.... Чего я так испугалась?! Ах, знать бы, знать, что впереди!» - Лаура! - строго одернула она себя, - Не помнишь и не надо! Вот еще глупости - пытаться вспомнить ночной кошмар! - отругала себя Лаура, - Больше тебе и делать нечего! Еще очень рано, нужно попытаться еще поспать. Лаура спрыгнула с подоконника, зашторила, но не закрыла окно. Вернувшись в хранившую ее тепло, постель, она с блаженством растянулась под одеялом. Она сразу же задремала. Было действительно слишком рано. В полусне она ясно увидела лицо Ника. Он, казалось, спит.... Но его лицо, с тонкими милыми чертами, слишком бледное. Шелковое золото волос, почему-то, сцеплены в алые лохмотья. - Ник! - ласково зовет Лаура. - Ник! Но он не слышит ее. Она оглядывается кругом и видит грязных, изможденных людей. Они что-то шепчут, их губы, не переставая, шевелятся. Она вслушивается и узнает слова молитвы. На их лицах печаль. Лаура подбегает к Нику и ожесточенно трясет его холодное тело. - Ник, Ник, проснись, это сон! «- На все воля господа нашего!» - доносятся до нее слова молитвы. «Да упокоится душа раба божьего Николаса, с ми-иром!» - Нет! Нет! не надо, замолчите! - кричит Лаура, - Он жив, он просто спит! На нее смотрят чужие глаза с жалостью. - Ник! Вставай! Пойдем отсюда! Тебе нельзя здесь! Но сон рассеивается, и она улетает от него, а он лежит все так же неподвижно, с застывшим холодным лицом. - Не-е-ет! - Лаура села в постели. - Нет! - сокрушенно шепчет она, - Где же ты, Ник?!