30 - Здравствуй, Верблюд. - Орландо вальяжной походкой довольного собой человека, вошел в гостиную своего отца. - Почему ты собираешь нас в своей гостиной, у тебя, что, нет кабинета?! - Здравствуй, сынок. Довольно теплое начало разговора, - с теплой издевкой заметил Карлос. - Чем тебе не нравится моя гостиная? - Ну-у, - Орландо брезгливо поморщился, - понимаешь, вести дела в своей гостиной, это все равно, что подписывать контракты в постели. - Это довольно откровенное заявление. - Да, извини, но это... - Орландо на секунду нерешительно замялся, а потом закончил свою мысль, - Это попахивает душком несерьезности. - Знаешь, Орландо, ни за что бы, ни подумал, что мой сын такой педант. А ведь не так давно ты обругивал эту самую педантичность в пух и прах. Горячая кровь Орландо забурлила от гнева, в его янтарных глазах загорелся огонь, а руки опасно сжались в кулаки. - Ты умеешь завоевывать любовь ближних, - с холодной ядовитостью сказал Орландо. - Ладно, сын, не горячись. - Примирительно сказал Карлос, - Сегодня мне можно немного дать волю, я приготовил для вас, дорогие мои, замечательный сюрприз. - Да, и что же это за сюрприз: - с нескрываемым сарказмом, с раздраженной сердитостью спросил Орландо. - Пальчики оближешь! - восторженно заявил Верблюд. - А вот и он - Винченсино Калибане. Правая рука Князя - собственной персоной. - Вот это да! - Орландо не скрывал своего восхищения. Он изумленно переглянулся с собратьями «по оружию», собравшихся в отцовской гостиной, и, убедившись, что они поддерживают его, в восхищенном изумлении обернулся к отцу. - Он, что, с нами?! - Да, с первого дня! - самодовольно заявил Карлос. - То есть как? - нахмурился Орландо, и его густые черные брови, взлетев крыльями, сомкнулись на переносице. Он встретил меня у «ворот свободы» в дань нашей старой дружбы. Он был со мной рядом, поддерживал так, как не смог бы и брат родной. И когда Князь ответил мне отказом, он убедил меня не опускать рук... - Все это конечно, великолепно, отец, но я что-то не пойму, ради чего ему - то все это нужно?! Острый недоверчивый взгляд Орландо придирчиво осматривал классического итальянца, неловко стоящего посередине комнаты, как живой экспонат из исторического музея. - Видишь ли, малыш, я ценю семейные ценности, - ответил вместо Карлоса Вито. - И лучше будет, если ты с самого начала научишься доверять мне. - А с какой стати я должен тебе доверять? Предательство, обычно, не вызывает доверия. - Хотя бы потому, что твой отец доверяет мне. И то, что я здесь, с вами не предательство. - А что же это тогда, Винченсино, жажда власти или потребность в смене обстановки? Но ты не настолько глуп, чтобы рассчитывать здесь на главную роль. Эта роль Верблюда. И даже правой рукой тебе здесь не быть, это место под солнцем уже занято. - А у Князя ты правая рука и даже больше. И, он тоже, доверяет тебе. - Да, он полностью доверяет мне, и это тот плюс, который я хочу вложить в вашу победу. Я был с ним, пока мне это было удобно, но у меня к нему старые счеты, и сейчас самый удобный случай, чтобы отплатить за старые обиды. - А по моим сведениям Князь не обижает тех, кто ему близок. - Твои сведения верны. Князь не знает, да и не может знать, как болезненны невольные обиды. Я не хочу говорить об этом. Это сугубо личное. - Личное?! – Орландо придирчиво буравил его взглядом. Его ребята поежились, они хорошо знали силу взгляда Орландо словно лазер он прожигал насквозь. Не многие могли выдержать этот уничтожающий взгляд, пронизывающий насквозь, смотрящий прямо в самую душу. Вито замолчал, и, опустив голову, как бы окунувшись в прошлое, постоял немного в раздумьях, а затем, встрепенувшись, с беззлобной насмешкой спросил. - Допрос окончен? Я могу присесть? Вито не выдержал. Он чувствовал себя как петух на раскалённой сковородке. Хотелось забиться куда ни будь в дальний угол. И спрятать руки, потому что они тряслись от нервного напряжения. – «Силен, - подумал Вито – Чёртов мальчишка! Да кто он?! С чего бы мне бояться его! Одно слово – сын пошёл в отца! - с раздражением думал Вито. – Что Верблюд, в молодости. Что этот сопляк, от одного взгляда поджилки трясутся.» - Да, конечно, Вито, садись. И это совсем не допрос. Просто мальчик болезненно недоверчив. Верблюд с дружеской теплотой усадил, Вито на диван. Орландо язвительно усмехнулся на замечание отца и продолжил. - И что ж, ты просто бросил его? - В том то и дело, Орландо, что Вито, не бросил Князя. Он наша мышь в чужом амбаре. - То есть, как... - Орландо помедлил в затруднении, обдумывая ситуацию. - Ты собираешься оставаться с Князем, копать под него изнутри... - Я бы назвал это по-другому, - прервал его Вито, - Я использую свои знания против своего врага. - Вот так да?! - с брезгливостью, с нескрываемым презрением, сказал Орландо, вставая. - Все чисто и честно! Достойное оправдание твоего имени! - жестко и холодно бросил он. Орландо развернулся и пошел прочь. - Орландо, куда ты, мы еще не закончили! - остановил его Карлос, потрясенный реакцией сына. - Я, закончил! - категорично заявил Орландо тоном, не терпящим возражений. Он присвистнул, прокрутив в воздухе пальцем, словно сзывая непослушных собак. Опешившие от внезапной вспышки ярости, и резкого прекращения встречи ребята Орландо отмерли, и поспешно ретировались вслед за ним, сухо и спешно попрощавшись. - Мне нужно подумать, Карлос. Извини. - Ладно, соберемся в другой раз. - Примирительно согласился Верблюд. - Время _______________________________________________________________ Калибан(англ.Caliban) — один из главных персонажей романтической трагикомедии Уильяма Шекспира «Буря». Образ Калибана был своеобразной сатирой на образ «благородного дикаря», в первую очередь на описанных Монтенем «благородных каннибалов». Также описание слуги предавшего и восставшего против своих господ. Здесь игра слов. у нас есть. Иди, погуляй, а когда вернешься, может, посмотришь на все это иначе. - Да. Наверное. - Молодость, молодость, - дипломатично, с ностальгической ноткой грусти заметил Верблюд, проследив за захлопнувшейся за Орландо дверью. Пропустив своих ребят, вперёд прошмыгнувших мимо него словно, нашкодившие щенки, он как истинный вожак вышел последний. 31 Ник вот уже несколько часов к ряду разглядывал себя в тройном зеркальном отражении трюмо Лауры, исследуя почти зажившие шрамы на своем теле. Проснувшись далеко за полдень, он чувствовал себя отдохнувшим, бодрым и полным сил. И свое великолепное состояние он решил использовать, заставив себя вспомнить, что с ним случилось. Битый час Ник смотрел на свое отражение в зеркале, время от времени медленно поворачиваясь, словно красуясь, или знакомясь заново со своим телом, как если бы ему взяли и пришили к его голове другое, незнакомое чужое тело. Ник всегда досконально помнил мельчайшие подробности своей жизни. Он помнил до мельчайших деталей и подробностей и то, как няньки мучились с ним, и то, как он доставлял им массу хлопот, и как убегал от них и прятался под большущим столом в комнате своей матери. Он помнил до последнего словечка, разговор отца с матерью, в тот день, когда она, сдавшись под разумными доводами, согласилась отдать его в детскую гимназию для трудных богатых детей. Он помнил, как удирал из гимназии через свой собственный лаз. Он с точностью мог назвать день, час и даже, какая стояла погода в тот момент, когда он, затаившись, ждал момента благоприятного для очередного побега. Он помнил, когда мама стала иначе смотреть на отца, и когда она перебралась в свою отдельную комнату, отгородившись от отца. Он помнил, когда отец, впервые задержавшись, не пришел с работы на ночь. И девчонку с рыжими косичками, с которой они в дни каникул гуляли по берегу реки, держась за руки. И свое первое свидание с белокурой красавицей с глазами, цвета темной, мутной зелени. Да что там романтика, он помнил в мельчайших подробностях не только свое первое дело, когда чуть не отдал богу душу в глупейшей перестрелке. Но и все последующие. И свой небольшой «бизнес». И всех девочек, работающих на него. Даже их особенности. Отец всегда говорил ему, что у него феноменальная память бухгалтера, и он всегда гордился этим. И поэтому его удручало и мучило состояние беспамятного незнания. Ник напряженно вспоминал, собирая по крупицам воспоминания, пытаясь их связать и упорядочить в единую, целую картину. Время от времени он отрывался от зеркала и принимался искать в комнате. В шкафу. На столе. В ящиках комода. Обследуя каждый дюйм комнаты, пытаясь найти что-нибудь, хоть что-нибудь, что поможет ему найти недостающий кубик, восполнить пробел. Но эта комната не была его. Все здесь было невероятно дорого его сердцу. Вызывало умиление и нежность в душе. Но никак не могла помочь в воспоминаниях. Тогда он решил, что нужно самому заставить себя вернуться. По крупицам собрать обрывки того, что он помнил. Ник сел у подножья кровати, и закрыл глаза, попытался сосредоточиться. Раз за разом он восстанавливал мельчайшие крупицы предпоследних событий: помолвка, ужин, танцы, гости, их лица, выражения, слова. Дальше разговор с Князем: он просил, нет, советовал затаиться, - почему? - этого Ник не помнил. Остальное все перемешалось безобразными отрывками. Он помнил, что ехал куда-то, но куда и зачем, не мог вспомнить. И как оказался здесь в комнате Лауры? Сколько он здесь находится? Почему Лаура так настаивала, утверждая, что перед богом жена ему? Когда это случилось и почему он этого не помнит?! Вопросов было море, и Ник не находил на них ответы. Он был так погружен в внутрь себя, что не заметил, как щелкнул замок, и вошла Лаура. - Господи, что ты наделал? - изумленно воскликнула Лаура, растерянно разглядывая переворот в своей комнате: створки шифоньера были раскрыты, ящики выдвинуты, и часть вещей из них беспорядочной грудой небрежно лежала на полу. Такой же беспорядок был у комода. Но не это было самым ужасным, так поразившим ее. Ник сидел у подножия кровати, прямо на холодном полу, одетый лишь в подобие набедренной повязки из полотенца, возле трюмо валялся ворох бинтов и повязок, которые он сорвал с себя. Ник виновато улыбнулся. - Извини, я устроил здесь небольшой беспорядок. - Зачем ты снял бинты и повязки? - строго, тоном воспитателя спросила Лаура. - Я хотел посмотреть, что под ними. - А тебе не пришло в голову, что это может повредить твоему здоровью?! Раны могли открыться! - сердито сказала она, - Я столько сил потратила, поднимая тебя на ноги! - с упреком добавила она. - Лаура, сейчас мое здоровье не так важно, я пытаюсь вспомнить, что со мной случилось. Его голос был напряжённый и сухой. Словно чужой человек. Лаура слегка растерялась. И решила, что ей показалось. И это все ещё его болезнь. - Ну, спасибо! - возмутилась Лаура, - Здоровье, оказывается, тебе не важно! А я то, дурочка, думала, что это и есть самое важное... - Прости меня, Лаура, - Ник легко поднялся, и подошел к ней. Он нежно обнял ее. - Я сказал глупость, и совсем не то, что хотел сказать тебе. Ты простишь меня? Ник нежно поцеловал ее. Лаура облегченно вздохнула. - А что ты хотел сказать мне? - сменив гнев на милость, спросила она. Я хотел сказать, что люблю тебя больше всех на свете.