– Взгляните, один из лучших образцов, что я когда-либо видел. Прямо посередине листа А4, который, видимо, валялся на полу. Идентичный трем другим следам, найденным в луже крови. Прямо-таки кажется, что он их специально отпечатал. – Сёренсен воодушевленно указал на сияющую на экране подошву. – Посмотрите на маленькие крестики посередине стопы и на квадратики по бокам. И на характерную пятку, разделенную на четыре части. Кроссовок «Найк Фри Трейнер», версия 5.0. Самые обыкновенные кроссовки, продаются повсюду. Размер 44, или 10, если по американским размерам. – Очень чистый и аккуратный след. – Теперь Анетте наклонилась вперед и присмотрелась к изображению. – Именно! – Сёренсен одобрительно закивал. – Прямо-таки необыкновенно чистый и аккуратный, и я скажу вам почему. Кроссовок новый. – Новый? – Ни единого признака износа. Ни малейшего. Ни единого камешка не застряло в подошве, грязи не прилипло – к тому моменту, когда он вошел в квартиру. Этот ботинок никогда не ступал по улице. – То есть у него была с собой сменная обувь? – У него была не только сменная обувь. – Клаусен снова взял инициативу на себя. – Как я уже говорил, он переоделся в какой-то защитный костюм с перчатками. Он бы привлек слишком много внимания, если бы вышел в окровавленной одежде на улицу после убийства. К тому же на лестнице не было кровавых следов. Значит, он, наверное, снял костюм и ботинки на выходе, перед тем как покинул квартиру, и переоделся во что-то. – Крайне предусмотрительно. – Смею вас заверить, так и было. Предусмотрительно и продумано – человеком, который совершенно не желал оставлять следов. Анетте покачала головой. – Юлия никогда не открыла бы дверь мужчине, облаченному в защитный костюм, да еще в перчатках. – Я этого не знаю. Может, он переоделся в туалете? Много времени это бы не заняло, – предположил Клаусен. Анетте неуверенно пожала плечами. – Может, более вероятно, что на свою обычную одежду он надел тренировочный костюм – в качестве защитного? Такой спортивный костюм, типа бегового, так, кажется, он называется? В нем он запросто мог позвонить в дверь, не вызывая подозрений, а потом, совершив убийство, снять его и положить в сумку. – Да, правдоподобно. И сменные ботинки он мог надеть перед тем, как позвонить в звонок. Откуда я знаю, может, он и перчатки сразу натянул. Такие вот латексные перчатки она могла заметить лишь тогда, когда он уже был внутри. Получается, в квартире ему оставалось только нож вытащить. Йеппе опирался ладонями на край стола. У него начиналась головная боль. – Мы уверены, что преступник принес с собой нож? Он не принадлежал девушке? – Каролина Боутруп утверждает, что раньше этого ножа не видела. Видимо, он его принес, применил и оставил. – Итак, преступник убил Юлию, изуродовал тело и затем, убрав защитный костюм, обувь и орудие убийства в сумку, вышел с этой сумкой на улицу. С какого перепугу он оставил нож? Это бессмысленно. – Йеппе чувствовал, как начинает замедляться темп его речи. – Скажите, нельзя ли окно открыть? Тут просто парилка. – Он совсем не хотел показаться капризным, но духота приводила его в полуобморочное состояние. Двое криминалистов переглянулись, после чего Клаусен открыл окно, выходящее на парковку. Йеппе кивнул ему в знак признательности и попытался сохранить нормальный внешний вид. – Мы изготовили силиконовые слепки ребра, поврежденного ножом, и лезвия ножа, найденного в квартире. – Сёренсен почесал в районе сгустков томатного соуса. – Исследование ножа дало положительный результат на остатки крови, хотя он и был тщательно вытерт. Теперь судебно-медицинская экспертиза установит, чья это кровь, Юлии или вдруг чья-нибудь еще. – Сёренсен вывел на поделенный на сектора экран два размытых изображения и показал на узкие бороздки в шероховатой белой массе. – Как вы видите, характер повреждения реберного хряща подтверждает, что удар нанесли лезвием именно такой формы. – Ну это же отлично! Тогда мы можем пробить его по базе и посмотреть, встречались мы с ним уже или нет. – Анетте пыталась сохранить оптимизм. – Мы это уже сделали. Лезвие принадлежит обыкновенному охотничьему ножу, который можно купить в каком-нибудь интернет-магазине крон за сто пятьдесят. Как минимум в дюжине датских онлайн-магазинов, плюс международные. Конечно, неплохо было бы проверить хотя бы датские на предмет продаж за последние пару месяцев, но шансов мало. И еще – нож новый. Совсем новый. На лезвии нет ни единого дефекта, ни царапинки. – Новая обувь, новый нож, защитный костюм. Прямо не за что зацепиться, – печально заметил Йеппе. Никто ему не ответил. По помещению расползалась тишина – если не считать стука, с которым трясущееся колено Сёренсена ударяло в дверцу шкафчика. Йеппе засунул руку во внутренний карман ветровки в поисках таблетницы, но вспомнил, что оставил ее в машине. Может, стоит попросить стакан воды. К стуку по дверце шкафа добавились шаги. Дэвид Бовин, дактилоскопист, подошел к ним с бумагой в руке. Его верхняя губа вспотела от вечерней жары. В паре метров от стола он начал говорить, на каждой третьей фразе непроизвольно подолгу моргая и не замечая этого. – Возможно, я кое-что нашел! В квартире долгое время не убирали, поэтому она переполнена всевозможными отпечатками, которые для нас бесполезны, пока мы не определим подозреваемого, с чьими отпечатками их можно будет сопоставить. Свои находки я уже провел через Автоматизированную дактилоскопическую идентификационную систему, но никаких соответствий пока что не обнаружил. Бовин имел в виду национальную полицейскую идентификационную систему отпечатков пальцев. Резким движением он вытер верхнюю губу рукавом светло-голубой рубашки и продолжил: – Но вот что может нам пригодиться. На косяке кухонной двери есть довольно четкий отпечаток правой ладони и большого пальца. Как будто кто-то оперся о косяк. – Бовин сделал вид, что опирается на воображаемую дверную раму. – Так делают, чтобы сохранить равновесие, обуваясь или разуваясь? – уточнил Йеппе. Горло у него пересохло, язык как будто перестал помещаться во рту. Бовин улыбнулся и несколько раз моргнул. – Но ведь это самое обыкновенное движение? Наверное, кто угодно мог оставить таким образом свои отпечатки? – продолжал Йеппе. – Это ведь не обязательно должно быть как-то связано с убийством? Бовин размахивал своей бумажкой. – В отпечатке обнаружены следы кукурузного крахмала. Собственно говоря, густой слой частиц обнаруживается во всех папиллярных линиях, поэтому корректнее было бы сказать, что отпечаток прямо-таки сдобрен этим веществом. – И откуда же они могли там взяться? Эти частицы на ладони? – В принципе, существует множество повседневных средств, всяких кремов и косметики, содержащих кукурузную муку. Но в небольших количествах. Намного меньших, чем в этом отпечатке. Еще он содержится в смазке для латексных перчаток. Могу с уверенностью заявить, что человек, оставивший отпечаток на дверном косяке, надевал латексные перчатки перед тем, как опереться и оставить этот отпечаток. – То есть наш преступник снял в дверях окровавленные перчатки, потерял равновесие, переобуваясь, и схватился за дверную раму? – Йеппе чувствовал, как его сердце стучит высоко в области грудины. Капля пота покатилась по позвоночнику. – Кажется, все говорит об этом, – ответил Бовин. – В первую очередь я попробую сверить его с отпечатками, взятыми у членов семьи, у друзей Юлии Стендер и у жителей дома. Если это ничего не даст, то прибегну к помощи АДИС, придется узнавать у них. Йеппе закрыл глаза. Горло перехватило; когда он дышал, оттуда доносилось какое-то шипение. Словно он бежал марафон, дыша через трубку. В считаные секунды его охватил страх. Края ямы с грязью, в которой он стоял, были гладкими и скользкими, и ему оставалось лишь пытаться дышать; мир вращался вокруг него. Последним, что увидел Йеппе, прежде чем его голова ударилась об пол, был моргавший Бовин. – Он ни черта не ест, болван. Голос Анетте был первым вторгшимся в его сознание звуком. К его губам поднесли чашку с теплой водой, он отпил немного. И это помогло. – Посиди спокойно, Йеппе! Ты только что упал в обморок, черт возьми! – Я в порядке, это от духоты. Всегда не переносил духоту. Нет, перестаньте. Мне уже хорошо, обычное недомогание. Лица, склонившиеся к нему, скептические, слишком близко. Он поднялся. Причем довольно удачно. Он облокотился на стол, чтобы мир выровнялся. – Так что у нас в итоге есть? – Йеппе, тебе не кажется..? – Анетте, спасибо за заботу, остальных тоже благодарю, я чувствую себя отлично. Правда! Так мы можем продолжать? Йеппе потупил взгляд, остальные присутствующие переглядывались. Клаусен поднял брови и шумно выдохнул через нос; волоски, избежавшие триммера, весело заколыхались от мощного потока воздуха. Затем он описал левой рукой дугу, засучил рукав и посмотрел на часы. – Видимо, сегодня мы вряд ли успеем продвинуться, господа. И дамы, конечно. Будем надеяться, что Бовин найдет соответствие, а так – подождем, посмотрим, что нам скажет судебно-генетическая экспертиза по поводу образцов крови и тканей. С новым ПЦР-методом в арсенале они могут составить ДНК-профиль практически из ничего. Правда, к сожалению, на это уйдет неделя. Как минимум. И прошу прощения, но у меня на столе лежит целая куча других образцов, с которыми надо было бы разобраться сегодня, если не сказать вчера. Но вы сами справитесь, правда? И берегись духоты, Йеппе! Клаусен браво поклонился и вышел из помещения. Поскольку Сёренсен давно вернулся к своему монитору, а Бовин куда-то исчез, совещание, похоже, окончилось. В Управлении считалось, что все криминалисты – личности странноватые. Идя к лестнице, Анетте выразила согласие с этой теорией, закатив глаза. Мягкий вечерний воздух на парковке казался прохладным после парилки в Центре криминалистической экспертизы. Йеппе распахнул двери машины, выпустив из салона волну синтетического тепла. Они не торопились залезать внутрь, примостились у раскаленного капота. Стайка черных птичек порхала по площади между кронами деревьев в хаотическом танце, им самим казавшимся весьма слаженным. Телефон Анетте зазвонил, она тяжко вздохнула, поднося трубку к уху. Йеппе закрыл глаза от низкого солнца и слушал ее реплики. В основном они состояли из ругательств, но невозможно было понять, хорошие или плохие новости она получила. Закончив разговор, Анетте покачала головой и убрала телефон в карман. – Вот еще дерьмо! Это Фальк. Он разговаривал с Фарерами. Йальти Патурссон прошлым летом покончил с собой. Во время прогулки прыгнул с обрыва в местечке под названием Сумба. Прошло несколько дней, прежде чем его нашли. Он оставил в надежном месте свой рюкзак и снял ботинки, но не было никакой предсмертной записки или типа того. – Да уж. Ну, по крайней мере Юлию убил не он. – А почему вообще он должен был это делать? У нее-то было побольше причин его пристукнуть. Но это, конечно, не может быть совпадением? Анетте казалась искренне разочарованной. – О чем ты? О том, что парень, с которым у Юлии был роман, совершил самоубийство почти за год до того, как убили ее? Как это может быть связано? – Через Кристиана Стендера. – Каким образом? – Блин, еще не знаю! – Анетте пнула дверцу машины, та захлопнулась. Гидравлика позаботилась о том, чтобы это получилось как можно мягче. – Не хочешь «Киткат» или еще что-нибудь? – Угу, спасибо. Даже если ты вдруг поинтересуешься, нет ли у меня сейчас месячных, я не удивлюсь. Только это ты, а не я, барахтался сейчас на полу НКЦ, как полный придурок. Йеппе не смог удержаться от улыбки. – Итак, наши действия? – Фальк пытается связаться с матерью Йальти Патурссона, которая, по-видимому, еще жива. Нам надо будет начать с того, знает ли она, почему он совершил самоубийство, и рассказывал ли он ей о Юлии и беременности. – Ты правда думаешь, что Кристиан Стендер мог убить свою дочь? Вероятно ли, что он в этом замешан? – Я скажу так: в любом случае хочется выяснить, не сорок четвертый ли у него размер! Анетте забралась в машину и захлопнула дверцу с грохотом, возвестившем о том, что человек выиграл борьбу с гидравлическим механизмом. Йеппе обошел автомобиль, сел в него и пристегнулся. Роли вновь распределились по-старому: она сама вспыльчивость, а он тихоня. Так им обоим было комфортнее.