Анетте вопросительно посмотрела на него, он кивком показал, что можно трогаться. Мотор зарычал, она задним ходом выехала с парковки и направилась к Слотсгерренсвай. * Анетте припарковалась у Управления, и Йеппе по обыкновению взял у нее ключи, чтобы вернуть их на пост охраны. Трава между плитками в круглом дворе полицейского управления блестела под вечерним солнцем и смягчала суровый облик здания. Тут уже давным-давно пора было поработать газонокосилкой, неужто Копенгагенская коммуна не может найти средств на уход за газоном? Коллеги все еще были на своих местах, прикованные к компьютерам и телефонам, хотя в обычный рабочий день они бы уже давно разъехались по домам. Следователь Сайдани разговаривала по телефону, Йеппе пальцем дал ей знак, что хочет потом с ней побеседовать. Она рассеянно махнула ему в ответ, продолжая разговор. Йеппе спешил к себе в кабинет, когда увидел следователя Ларсена, приближавшегося широкими спортивными шагами. Он был похож на человека, который только что принял ванну и причесался. Йеппе почувствовал запах своего тела и с раздражением убрал из уголка глаза присохшую корочку. – У криминалистов что-нибудь есть? Йеппе покачал головой. – След ноги. Но это нам ничего не дает, кроме того, что преступник в состоянии втиснуться в сорок четвертый размер. Еще отпечаток ладони, который представляется перспективным. – Тогда давай вызовем Кристофера. Мы же знаем, что это он. Эти парни прикрывают друг друга, пользуясь тем, что народ в Доме студента был пьян и не слишком следил за временем. Если бы только я мог заполучить его в камеру на одну ночь, мы с Фальком наверняка выбили бы из него признание. – Ларсен, говорю же, подождем. – А я говорю, что двигаемся, Кернер! Внезапное желание разбить идеальный римский рубильник Ларсена охватило Йеппе. В висках стучало, жилы на шее натянулись. Он подавил это желание, но не смог сдержать гнева в голосе. – Так, Ларсен, слушай. Пока я руководитель группы, ты будешь выполнять мои приказы. Если я услышу, что ты двигаешься без моего разрешения, можешь готовиться к переводу на Лангеланн[7]. Ясно? Ларсен прищурился и зашагал прочь в облаке ярости и дорогого одеколона. Йеппе, в компетенцию которого не входил перевод коллеги куда бы то ни было и который мог огрести серьезные проблемы, если бы о его угрозах в адрес сотрудников узнали, отправился в свой кабинет с потными ладонями и легкой улыбкой. Потеря контроля над своим темпераментом время от времени дарила удивительно приятные ощущения. Ранним вечером отдел убийств погрузился в покой. Следователи тихонько беседовали, поделившись на небольшие группы, разговаривали по телефонам и сосредоточенно работали на компьютерах. Свидетельские показания Грегерса Германсена, Каролины Боутруп и членов семьи убитой сопоставлялись на предмет нестыковок еще раз связались с барменом из Дома студента, чтобы сверить показания сотрудников насчет времени. Маршрут по городу Даниэля Фуссинга и членов группы был досконально разобран трижды. Высокая башня коробок с пиццей на столе в комнате для отдыха потихоньку таяла, а по офису распространялся аромат пепперони. Следователь Сайдани сидела, склонившись над ноутбуком Эстер ди Лауренти, и пыталась хронологически выстроить написанный ею фрагмент и последовательность его загрузок в Сеть для членов творческой группы. Анетте ушла в зал для совещаний, чтобы дозвониться до Кристиана Стендера и попытаться получить от него более развернутый комментарий на тему романа Юлии с Йальти Патурссоном, беременности и аборта. Йеппе вызвал к себе Фалька и, откопав в ящике стола пакетик леденцов «Конген э Дэнмарк», бросил его на стол в качестве компенсации за работу нон-стоп с восьми часов утра предыдущего дня. – Ну что, Фальк, как дела с допросом Эстер? Фальк, как всегда, не торопился с ответом; сперва он разложил перед собой бумаги на несколько стопок, взял леденец и только потом заговорил. – Хм, да, вынужден все-таки признать, что она не похожа на очевидного подозреваемого. И отнюдь не потому, что она такая уж немощная, просто она совершенно не произвела на меня впечатление человека, склонного к насилию при каких бы то ни было обстоятельствах. Она типичный ученый: любые конфликты могут и должны решаться путем переговоров. К тому же мне сложно обнаружить тут потенциальный мотив. – Ну хорошо… – Однако из этого вовсе не следует, что мы должны упускать ее из виду! – Судя по всему, нам не стоит опасаться потерять ее из поля зрения в связи с нашим делом. И кажется, в этом преступлении она – краеугольный камень. Точнее, ее рукопись. Ты успел ознакомиться с текстом? – Да. Рукопись представляет собой, я бы сказал, подробный эскиз к преступлению, в том числе к самому моменту убийства, объемом около сорока страниц. – Есть какие-то расхождения? – Сложновато охватить взглядом все сразу. Но в реальном убийстве было множество деталей, которые в тексте не фигурируют. У девушки из книги нет соседки, там не содержится никаких упоминаний о концерте. Но она тоже знакомится с преступником на улице и приводит его к себе в квартиру, как, видимо, произошло в действительности. Или он позвонил в ее дверь сразу после того, как она вошла в квартиру. Так или иначе, она должна была быть с ним знакома. Девушка не впустит в дом незнакомца. – А что в плане самого момента убийства? – Поразительное сходство! В тексте не упоминаются ни защитный костюм, ни перчатки, но в остальном все совпадает с потрясающей точностью. Убийца извлек нож через несколько минут после того, как проник в квартиру (в книге она впускает его, потому что в него влюблена, что согласуется с показаниями Каролины Боутруп и Эстер ди Лауренти), и приступил к нанесению ножевых ранений. Он удерживает ее и вырезает орнамент на ее лице, пока она еще жива. Она истекает кровью прямо у него на руках. – Вот это он не смог претворить в жизнь. – Не смог, хотя, кажется, пытался. Йеппе откинулся на спинку кресла, потянулся и зевнул. Несмотря на все старания, Фальку не удалось проигнорировать заразительность такого поведения. – А что там с развязкой? Чем заканчивается рукопись? – Убийством. Он сидит и вытирает нож, глядя на тело. Он, э-э… пребывает в приподнятом настроении. Прочитать вслух? Йеппе покачал головой. – Спасибо, не надо. Похоже, я и сам дочитал до этого момента. Нет описания того, как он уходил? Или упоминаний о том, кто он такой? – Нет. Но, если верить словам Эстер, она и сама этого не знает. Знает лишь, что он старше девушки и носит очки. Вовсе не факт, что мужчина, которого Юлия Стендер встретила на улице, – наш убийца. Прочитать текст и решить воплотить его в жизнь мог кто угодно. – Я хотел бы уточнить. Эстер выложила свою историю в два приема: первая часть – о девушке, переехавшей в город и повстречавшей мужчину… А тремя неделями позже описание самого убийства? – Совершенно точно. – Получается, преступник мог вдохновить Эстер (через Юлию) на написание первой части, а затем, в свою очередь, вдохновился на убийство второй. Действительность, книга – книга, действительность. Как-то все запутано. Йеппе вздохнул. – Тут уж начинается прямо настоящая неразбериха. В реальном мире так никто не мыслит. Так мудрено. Оба они знали, что это не так; что существует множество людей, способных пройти сквозь огонь и воду, лишь бы замести следы, однако его раздражало отсутствие надежных точек опоры. Это дело начинало походить на карабканье по глетчеру в оттепель. Его беспокоила боль в спине и немного – его восприятие происходящего. – Йеппесен! – Анетте хлопнула Йеппе по плечу так, что он аж подпрыгнул на стуле. Он терпеть не мог, когда она так делала. – Этот Стендер, чтоб ему пусто было, разошелся не на шутку. Он совершенно вышел из себя и пригрозил судом, когда я упомянула аборт Юлии. Непременно желает выяснить, кто распускает слухи. Да, черт его побери, он называет это слухами. Естественно, у него-то совершенно иной взгляд на дело. Он якобы предпринял только то, что сделал бы на его месте любой обеспокоенный отец, чтобы позаботиться о своем сокровище. Он отрицает какие-либо контакты с Йальти Патурссоном после возвращения последнего на Фареры. – Это ведь сложно будет проверить. – Я по-прежнему пытаюсь связаться с матерью Йальти Патурссона, которая, по свидетельству фарерской полиции, в прекрасном здравии проживает где-то там. Возможно, ей будет что добавить. Между прочим, в понедельник семейство Стендер возвращается в Сёрвад. Нюбо дал разрешение на вывоз тела, в четверг в церкви Сёрвада состоятся похороны. Мобильный Йеппе загудел на рабочем столе. Он узнал телефон Центра криминалистической экспертизы. – Привет, Кёрнер, это Клаус. Бовин обнаружил совпадение с отпечатком ладони на дверном косяке. Того, что с кукурузным крахмалом от латексной перчатки. – Уже? Как быстро. Йеппе положил перед собой блокнот и выдвинул ящик в поисках ручки. – Да. Конечно, у него нет полномочий для принятия решений такой важности, но мы с еще одним экспертом-криминалистом просмотрели материал вместе с ним, и там все в порядке. Обнаружили четырнадцать совпадений, а, как ты знаешь, для идентификации достаточно десяти, поэтому никаких сомнений нет. Идентифицировали. – И кто же это? Йеппе поднял глаза и встретил внимательные взгляды Анетте и Фалька. Все затаили дыхание. – Отпечаток на дверном косяке в квартире Юлии Стендер оставлен Кристофером Гравгордом. В этом нет никаких сомнений. Диафрагма Йеппе скользнула на уровень коленей и вернулась обратно. Он положил трубку. Она смотрела на мужчину, подняв руки над головой, в ловушке своей блузки и текущего момента. В замешательстве смущенно заулыбалась. Что он хочет делать с этим ножом? Оставить свой след, ответил он. Восстановить нарушенное равновесие. Она не испугалась, еще не испугалась, просто удивилась. Стянула блузку и замерла. Наступило молчание. Он сидел с ножом в руке и улыбался, она ждала. Она правда не знает, кто он такой? Она не поняла вопроса. Она вдруг вызвала его раздражение, но не поняла, что сделала не так. Снизу, с улицы, до нее донеслись крики гуляющей по городу молодежи, музыка и пьяные голоса. Эти звуки совершенно не вписывались в атмосферу этой комнаты и, кажется, вызывали у него дискомфорт. Не двигаться! Он встал и задернул шторы. Она вовсе и не думала никуда деваться. Ведь вот он, ее родственная душа, звездная душа, как и она сама. Его движения были порывистыми и грубыми, он никогда не вел себя так. Когда он повернулся к ней, она даже не узнала его. Он больше не улыбался. Только когда он оказался перед ней и больно схватил ее за руку, она все поняла. И закричала. – Вот здесь муж Агнеты[8] с семью сыновьями ждали ее возвращения. Но она так и не вернулась. – Эстер ди Лауренти указала вниз, на мутно-зеленую воду канала, где улица Вед Странден встречается с Хёйбро Пладс. – Как здорово придумано с подводной статуей, это как-то очень по-датски – прятать искусство под водой. Я каждый вечер прохожу мимо с собаками и здороваюсь с ней. Видите, один из сыновей упал на дно? Его сбило течением. Йеппе без всякого интереса покосился на мутную воду. Солнце низко стояло над Кристиансборгом и преображало фасады вдоль Вед Странден в полотно Золотого века. Стоял один из тех летних вечеров, когда прохожие глуповато улыбаются друг другу от переполняющей их благодати. Йеппе переполняло одно лишь разочарование и ощущение пустоты в желудке. Незадолго до этого следователь Ларсен вместе с другими членами команды поспешил задержать Кристофера на его рабочем месте. Отпечаток свидетельствовал о его присутствии в квартире, а также о том, что на нем тогда были перчатки, что, естественно, было весьма подозрительно. Но решающим обстоятельством это не было. В принципе, он мог совершенно невинно помогать Юлии что-нибудь красить в какой-нибудь другой день. Для возбуждения против него дела им по-прежнему не хватало признания. Йеппе пытался забыть торжествующий взгляд Ларсена, с которым тот оповестил команду об идентификации отпечатка. Он сам передоверил ему это поручение под предлогом того, что обещал Эстер ди Лауренти лично вернуть ей ноутбук и хотел заодно задать несколько срочных вопросов. Однако все знали, что, стоя во главе расследования, он должен был лично произвести арест подозреваемого, и его отсутствие при задержании было серьезным нарушением регламента. Оно могло иметь для него большие последствия. Йеппе было все равно. Точнее, не то чтобы все равно. Он стыдился допущенной ошибки и тяжело переживал свою неудачу. Большая цена за субъективное ощущение! И все же он по-прежнему считал, что брать Кристофера таким вот образом было самой дурной идеей на свете. Он был абсолютно убежден, что этот молодой человек замкнется, как угрюмый подросток, и чем сильнее на него будут давить, тем скорее. Он отбросил эти мысли в сторону и постарался сосредоточиться на своих вопросах к Эстер. – Почему именно Юлия? Вы ведь не так уж хорошо успели с ней познакомиться. Чем она вас так заинтересовала, что вы решили написать о ней книгу? Он покосился на часы, стремясь поскорее перейти к делу, чтобы потом поспешить домой и проглотить паштет и таблетку снотворного. Эстер оттащила собак от двух говоривших по-французски девушек, которые по очереди похлопывали псин уже в течение нескольких минут, и кивнула на только что освободившуюся ближайшую скамейку. Они сели. Эстер, похоже, не очень хорошо спала последние пару ночей. Ее короткие волосы казались грязными, лицо побледнело. – Да я вообще-то и не писала книгу о Юлии. Я писала детектив, где образ жертвы был в значительной степени вдохновлен Юлией. Это ведь не биография, правда? Ну, на то было много причин. Главная – наличие в ней такого необъяснимого «je ne sais quoi»[9], вот оно и сформировало у меня в голове образы и возникла отправная точка для истории. Какая-то тайна, наверное. О людях, несущих в себе какую-то скорбь или в каком-то другом смысле не безмятежных, писать интереснее, чем о гармоничных во всех отношениях. О чем там писать-то, черт возьми? О том, что все прекрасно? О том, что ты по-прежнему любишь свою милую женушку и ваших замечательных деток? Интерес возникает только тогда, когда твоя милая женушка трахается на стороне, уходит вместе с детками из дома и выбивает у тебя почву из под ног. Вот о чем по-настоящему стоит писать. Йеппе с раздражением отметил про себя, что его все еще задевает за живое упоминание измены.