Вот-вот утвердит свое право. Мне это нужно как воздух. Палец кружит у самого входа, доводит меня до исступления напряженной, отчаянной нуждой, прежде чем погрузиться в самое сердце моего горячего, чувствительного нутра. Так внезапно, что я запрокидываю голову и снова ее роняю, выгибаясь от желания сжаться вокруг него сильнее. Все и даже больше. Много больше. Хочу, чтобы этот миг длился вечно. Глаза щиплет, я громко ахаю, когда Рордин выходит, с влажными звуками кружит и проскальзывает обратно, снова и снова, но не погружается дальше второй костяшки. Вскидываю бедра в надежде, что он будет толкаться сильнее, пока не заполнит меня, но он с той же ловкостью отступает. – Прекрати. Если я войду глубже, то порву тебя, а я не уйду отсюда с твоей кровью на руках. – Так не уходи. В ответ на мои слова звучит ледяное рычание, грозящее разбить меня вдребезги. Рордин вставляет еще палец и ускоряет темп, точными и короткими толчками подводит меня к краю все ближе и ближе… пока я не превращаюсь в узел похотливой нужды – раскрасневшаяся, припухшая, распростертая. Внутри меня вот-вот что-то взорвется. – Рордин… мне нужно… нужно… Почти касаясь губами моего уха, он проводит большим пальцем вверх и прижимает нежный, чувствительный бугорок. – Кончай, – рычит Рордин, и меня поражает разряд молнии, все тело выгибается, содрогается во взрыве экстаза. Нет неба. Нет земли. Только он, и я, и буря между нами, разрывающая мир огнем и громом. И в этот миг мне абсолютно все равно. Важно лишь это. Мы. Как раз когда я думаю, что больше не выдержу, все расслабляется – тело, разум, беспокойная душа. Я раскрываюсь и, кажется, впервые за долгие дни вдыхаю полной грудью, мой огонь – насытившийся зверь. Пальцы Рордина все еще внутри меня, когда я сворачиваюсь на его груди, тяжело дыша, приходя в себя в его объятиях, а отголоски все пульсируют вокруг желанного вторжения. Мне больше не хочется вскидывать бедра, раздирать на себе кожу, пытаться себя выпотрошить. Мне больше не хочется в отчаянии кричать в небо. Я свободна. И более того… Мгновение тишины порождает массу возможностей. Вдруг нам больше не нужна будет разделяющая нас дверь. Вдруг Рордин наконец подпустит меня ближе – поговорит со мной, разделит трапезу. Впустит меня в свое Логово. А может, он разложит меня прямо здесь, на балконе, и будет разжигать дремлющий источник удовольствия, пока тот не превратится в голодный огненный пожар, лишь для того, чтобы утолить его, впиваясь в меня другой частью тела. Может, он уже передумал дарить Зали свою куплу… Глубоко, свободно вдыхаю, улавливая легкий запах мокрой псины. Он врывается в мое сознание и пробуждает память – напоминает мне, где Рордин был. Я цепенею. – Ты отправился туда к… к врукам, – шепчу я, пораженная отголоском страха, который испытала тогда, поднимаясь на башню. Ему на смену быстро приходит запоздалый прилив облегчения. Рордин выжил. Поглощенная осознанием, я почти не замечаю, насколько Рордин неподвижен, пока он не набирает полную грудь воздуха и не выпускает его с хриплым вздохом. – Да. Короткий ответ умаляет мое удовольствие, но я гоню эти мысли прочь, вдыхая жизнь в томительное чувство, от которого сердце бьется легче и слаще. Он здесь, со мной, утоляет жажду моего тела и возрождает надежду в груди. – Как ты остался жив? – Мой меч бил первым. Рордин отпускает мои запястья и поднимает меня, обмякшую, вялую. Прижатая к его груди, я слушаю мерное биение сердца, пока он несет меня в комнату, где в нос бьет смесь травяных ароматов. И давящий запах моего гона. Мои щеки начинают пылать, когда Рордин огибает комнату, проходит мимо постели и туалетного столика, направляясь к ванне. Он погружает меня, прямо в халате, в ледяную воду – жидкий бальзам для разгоряченной кожи. Приходится сдерживаться, чтобы не утянуть Рордина за собой. – Их когти… – Бесполезны, пока не нанесут удар. Рордин разворачивается, оставляя занавески раздвинутыми, и я вижу, как он уходит к двери – обнаженные мышцы перекатываются с каждым резким шагом, мокрая рубашка зажата в крепком кулаке. – Подожди, ты куда? Ты ведь не уходишь? Он останавливается на полпути и поворачивает голову. Я вижу его профиль поверх широких плеч. Он не смотрит мне в глаза. Остается лишь холодная отстраненность. Все нутро переворачивается еще до того, как он заговаривает. – Помни о своем обещании. И учись-ка трахать себя собственными пальцами. Моими ты больше не воспользуешься. Его слова наносят сокрушительный удар, моя надежда разлетается миллионом искореженных осколков. Всхлипываю, задохнувшись. Прижимаю колени к груди, тело вдруг кажется слишком обнаженным, беззащитным, я смотрю, как Рордин шагает к выходу, будто там лежит его спасение. Он застывает на пороге, сотканный из тени и бугрящихся мышц. Склоняет голову на мгновение, а потом уходит, хлопнув дверью, – возвращает на место тот самый барьер. Содрогаюсь от грохота. Слушаю удаляющиеся шаги, каждый вбивает в мое израненное, истерзанное сердце новый гвоздь. Когда Рордин добирается до нижней площадки, я уже задыхаюсь от букета ядовитых чувств, но лишь одно затмевает их все и заставляет дрожать, несмотря на жар… Стыд. Глава 24 Орлейт Мир снаружи сер и мрачен. Дождь прекратился, но все небо затянуто облаками, они не пропускают и лучика даже к верхушке башни. Я скучаю по солнцу, по тому, как оно наполняет меня светом. Мне кажется, что моя душа утекает прочь – я увядаю. Как будто я опустела. Не помогает и то, что этим утром я проснулась без лихорадки, чему порадовалась целых две секунды, прежде чем поняла, что от меня смердит кровью. С ощущением, будто я обмочилась, я откинула одеяло и пришла в ужас: там было алое пятно, пропитавшее простыню и матрас. Мало того что пришлось все поменять, так теперь у меня в исподнем лежит комок плотного, впитывающего материала. Со вздохом бросаю взгляд на тяжелые облака, соскальзываю с подоконника и встречаюсь взглядом с манекеном у дальней стены, закутанным от шеи до пят в кроваво-красное платье. Широко распахнутые глаза, что смотрят в никуда. Я вся ощетиниваюсь. Танис доставила его утром, и теперь он в моем личном пространстве, постоянно напоминает о том, что бал, Трибунал и Конклав не за горами. Триада вынужденных пыток. Ежемесячный Трибунал необходим, чтобы народ Рордина высказал ему прошения, а когда сюда съедутся все остальные со всего континента на бал и Конклав?.. Следующие несколько дней будут непростыми. Чем меньше я об этом думаю, тем лучше. Хватаю покрывало с края кровати и набрасываю на манекен, скрывая доказательство настойчивого намерения Рордина ввести меня в общество против моей воли. Взяв сумку, рассыпаю ее содержимое по постели. Хочу собрать заново то, что понадобится днем, но вдруг меня покидают все силы, и я просто роняю ее. Просто… не могу, и все тут.