Этот мужчина вертит мной как хочет. Возбудил интерес, достаточно взвинтил, чтобы захотелось узнать еще. Он не заставляет меня перешагнуть Черту, но просовывает руку в мою клетку и скармливает мне кусочки внешнего мира. Быть может, пытается доказать, насколько хрупки на самом деле решетки, которые я вокруг себя выстроила. Сволочь. Сражаясь со второй перчаткой, я выхожу в коридор пятого этажа, и волоски на загривке вдруг встают дыбом… Круто развернувшись, бью босой ногой в незащищенную почку и прижимаю мужчину вдвое крупнее меня к стене, приставив шпильку к его сонной артерии. Он охает и широко распахивает глаза от неожиданности, прижимая к ушибленному месту ладонь. Мужчина из Бахари. – Что ж, – выдавливает он, – этого я не ожидал. Мои волосы распускаются, будто только осознали, что их ничто не сдерживает, падают на плечи тяжелой волной. – У тебя привычка такая, к женщинам подкрадываться? – шиплю я, нажимая оружием сильнее, почти выпускаю капельку крови. Заманчиво. Я на взводе, а этот придурок постоянно попадается мне, когда я одна, напоминает, что замок кишит незнакомцами, – то, о чем я так сильно стараюсь не думать. Он вскидывает бровь. – Если бы я хотел подкрасться, мы определенно не оказались бы в таком положении. – То есть ты якобы позволил мне взять верх… Его глаза сверкают, как рожденные небом кристаллы, и в такой близи я вижу на его радужках фиолетовые крапинки. – То есть я не против того, чтобы меня прижала к стене красивая женщина. Отстраняюсь, а он так и стоит, прислонившись к стене, с приподнятыми в легкой ухмылке уголками губ. Там, где в его шею впивалась моя шпилька, осталась отметина, и ее вид вызывает у меня странное удовлетво– рение. Бейз должен мной гордиться, даже если этот мужчина якобы намеренно ослабил бдительность. Ни один мужик не позволит пнуть себя по почкам. Он щурится, склоняет голову набок, приоткрывая бритый висок. Замечаю на нем линии, словно художник сделал бритвой несколько штрихов по остриженному холсту и превратил его в произведение искусства. Вдруг ощутив неловкость, я зажимаю шпильку зубами, откидываю волосы назад, скручиваю их в тяжелый узел на затылке и закрепляю. Мужчина следит за каждым движением неотрывным взглядом, словно акула, почуявшая запах крови. Хотя в нем есть что-то… что-то еще. Этот взгляд будто снимает с меня слой за слоем, выискивая недостатки. – Что за прелестный цветок – и взаперти в большой башне. Вскидываю голову. – Прости, что? Он дергает подбородком в сторону Каменного стебля. С испугом понимаю, что он намекает на то, что Рордин держит меня в заточении. – Нет! – непреклонным тоном заявляю я и трясу головой. – Все иначе. – А мне так не кажется, – мурлычет мужчина из Бахари, скрещивая руки и лодыжки, как будто ему вполне себе уютно тут, у подножия моей башни. – Кто-нибудь говорил тебе, какой поразительный у тебя цвет глаз? Я стискиваю кулаки. – Как тебя зовут? – Кайнон, – отвечает он слишком быстро, будто имя вертелось на кончике языка, готовое вылететь. – Но ты можешь звать меня Каин. – Тебе что-то нужно, Кайнон? Потерялся по пути на встречу с Рордином? Или, может, тебе требуется сопровождение в гостевые покои на первом этаже? Он отталкивается от стены и засовывает руки в карманы, расслабленно делает шаг вперед. Выражение его глаз вдруг меняется, исчезает надменная пристальность, уступая завихрениям летнего моря. – Я хотел извиниться. За сегодня. Открываю рот, снова захлопываю, горло сжимается. Ох. Ноги движутся сами по себе, отправляя меня в бездумный путь по коридору, которому мало проникающих в окна серых лучей света, и оставляя этот разговор окончательно и бесповоротно позади. Я не хочу его извинений. Я хочу, чтобы он забыл о случившемся и оставил меня, будь он проклят, в покое. – Не нужно, – бросаю я через плечо, продолжая шагать так, будто у меня есть цель. Ее нет. Просто не хочу быть тут, наедине с мужчиной, которого, кажется, слишком сильно заботит то, как я к нему отношусь. Иное и не могло привести его на пятый этаж извиняться за то, чего я, по его мнению, стыжусь. Кайнон вдруг возникает рядом, двигается длинными, ленивыми шагами. – Ты очень быстро ходишь. Хмурюсь, устремив взгляд вперед. – Зачем ты здесь? Выплевываю вопрос, будто обжигавший мне язык уголек. – Зачем я здесь? – повторяет Кайнон, и я резко застываю. Мы разворачиваемся одновременно, лицом к лицу, но на расстоянии. Откидываю голову, чтобы смотреть в водовороты его глаз. Он почти такой же высокий, как Рордин, но я не собираюсь придавать значения тому, что мой подбородок упрется ему в грудину. Он в моем замке. На моей территории. И его действия до сих пор по меньшей мере сомнительны. – Да. Ты не присягнул общему делу, – тычу я пальцем в нагрудный знак цвета Бахари с вырезанным символом горы, что выступает из океана. – Так зачем ты здесь? Кайнон вскидывает брови. – А-а, не просто красивое личико… Мысленно закатываю глаза. – Чтобы слушать, большого ума не нужно. И твоя лесть на меня не действует. Как и, – обвожу жестом его… целиком, – вот это все. – Жаль, – бормочет Кайнон с ноткой удивления в голосе, которая заставляет меня сморщить лоб. – И кто сказал, что я не присягнул? Мой хмурый взгляд становится сердитым. Этого мужчину так же трудно читать, как Рордина. Может, это мое проклятие – быть в окружении упрямых мужчин, которые несут бессмыслицу. – Ты не отдал знак. Я подумала… – Все остальные за столом способны предложить куда меньше, чем я, и в отличие от Зали я не трахаюсь с Рордином в счет компенсации. Слова вонзаются, словно гвозди, образ глубоко въедается в мозг, но я упорно держусь, чтобы не выдать, как содрогаюсь внутри. – Так вот чего ты добиваешься? – бросаю на Кайнона свирепый взгляд, словно так могу заставить его все выложить. – Компенсации? Он пожимает плечами. – Я хочу многого, Орлейт. – Я не говорила тебе своего имени. – Это было не нужно. Резкий ответ застревает в горле, приходится кашлянуть, затем отвернуться. – Мне пора. Дел полным-полно. Нужно посетить много мест. Избегать тебя. – Орлейт… – доносится вдогонку голос, хватает за лодыжки, приковывает к месту. Я медленно поворачиваюсь. Кайнон не сдвинулся с места, но его взгляд вновь стал пронзительным, превращая водянистые омуты глаз в нечто жесткое, способное нанести удар. – Ты будешь на балу?