Сдерживаюсь, чтоб не вздрогнуть, и смотрю влево. У Бейза дергается кадык. – Ей приснился кошмар. Воцаряется тишина, потрескивает напряжение. Потягиваю апельсиновый сок и маринуюсь в потоке беззвучных слов, которые будто бы обладают собственным вспыльчивым сердцебиением. – Поговорим об этом позже, – рокочет Рордин, в голосе звучит мрачное обещание чего-то неприятного. У меня по спине пробегает дрожь. – Конечно, – хрипит Бейз и отодвигает тарелку с яичницей в сторону. Такая уж у Рордина способность – выдрать тебя из приятной атмосферы и задавить своей беспощадной аурой. Я чищу мандарин, который не собираюсь есть, и делаю вид, что меня не существует. – Почему ты выходил так поздно? – Бейз пристально смотрит на Рордина, закатывая рукава. – Прибыл срочный спрайт. Разведывательный корабль вернулся раньше, чем ожидалось. Я отправился к ним навстречу. Бейз застывает. – И? Рордин почти незаметно качает головой. Глядя на мандарин, я веду бой против его упрямой кожуры и хмурюсь так сильно, что меж бровей, наверное, навсегда останется бороздка. Безмолвные беседы Рордина и Бейза всегда задевают меня за живое. – Орлейт? – прерывает мои размышления голос Бейза, и я поднимаю взгляд. – Какие планы на день? – Тебя платят, чтоб ты за мной следил. Ты явно знаешь мой распорядок лучше меня самой… Бейз пожимает плечами. – Ты не всегда выполняешь дела в одном порядке. Что первое? Он прав. Мой распорядок дня и правда зависит от погоды, от того, насколько сильно Бейз надрал мне задницу на тренировке, и от того, посещает ли кто-то поместье. Но все-таки… Он завел пустой разговор, а он никогда так не поступает, и мне становится неуютно. Бейз либо пытается отвлечь мое внимание, либо у него иные намерения. – Ну, сперва я, наверное, навещу Кухарку… проверю ловушку… ой! – Едва не вскрикиваю, слегка подпрыгнув. – Только что вспомнила. Вчера я закончила рисовать подарок для Кая. Надеюсь, все высохло и я смогу его подарить Каю уже днем. В зале резко становится холодно. Бейз делает глоток сока, затем выдает мне приторную улыбочку. – Прости, что спросил. Прости, что?.. Мое внимание привлекает Рордин – и я тут же натыкаюсь на его мрачный, каменный взгляд. Ох. – Тебе не нравится Кай? Барабаня пальцами по бицепсу, Рордин сжимает губы в тонкую нитку. – Я этого не говорил. – У тебя на лице написано. Он вскидывает бровь. Зуб даю, в его глазах-озерах кружат завихрения. – Ты нас так и не представила. Как он может мне не нравиться? Я открываю рот и закрываю его обратно, задыхаясь под тяжестью пристального взгляда. Ненавижу, когда Рордин так делает. Бросает мне вызов, заставляя выйти за пределы зоны комфорта. Пилит меня так, будто я нечто, требующее починки. Уединенное существование, привычные дела, отдушина в виде побега к бухте каждую неделю… они держат меня в узде, и я не рискну запятнать нашу с Каем дружбу, лишь чтобы удовлетворить властный нрав Рордина. Кай – единственное, что принадлежит мне по-настоящему. Опустив взгляд, смотрю на горку мандариновой кожуры, которая наполняет воздух своим горьковатым ароматом. – Так я и думал, – рокочет Рордин, и я стискиваю кулаки так сильно, что от ногтей на ладонях остаются маленькие полумесяцы. Ублюдок. Сейчас мне даже нравится, когда его место пустует. Потому что это… Не приносит никакого удовольствия. Ожидать обычной, непринужденной беседы, очевидно, не придется. Если бы я знала, что он явится сюда ломать мои границы, я бы покинула зал в ту же секунду, как он вошел. Вместо этого я позволила своему трепещущему сердцу заманить меня в его ловушку. – Я все, – говорю, вставая. – Культурная программа, все дела. Я, знаешь ли, очень важная персона. – Сядь, Орлейт. Приказ в голосе Рордина подсекает мне колени ударом. Мой зад шлепается обратно на стул, кулаки сжимаются еще сильнее, лицо пылает. Рордин наверняка знает, какое влияние на меня имеет. И, судя по тому, как приподнялись уголки его губ, я уверена, что он использует это знание в своих интересах. Расцепив руки, Рордин проводит большим пальцем туда-сюда по нижней губе и пристально меня изучает. – В конце недели, в дни следующего Трибунала, я устраиваю бал. Его слова – удар мне в грудь. – Б-бал? – Да. А также Конклав для владык и владычиц. Уже разослал спрайтов. В течение нескольких дней тут появится множество новых лиц. В его тоне звучит определенная мелодичность, от которой у меня деревенеет спина. Заставляет меня прислушиваться ко всем словам, которые он не произносит. Вызов. – Не понимаю. Ты никогда не проводил балов. Или Конклавов. Говорю ровно, чудом скрывая то, как сердце ведет отчаянную войну с ребрами. – С тех пор как ты здесь – нет. Но обстоятельства меняются. Мне нужно укрепить связи, унять любопытные умы. – Ладно… ну, спасибо, что дал знать. Буду держаться от всех подальше, – произношу я скорее как вопрос, нежели как утверждение. Прощупываю. Рордин меня еще не отпустил, я это чувствую. Он явился сюда, затаив злобу, и теперь ею взрезает скорлупу, которой я от всех отгородилась. Его глаза темнеют до глубокого цвета грозовой тучи. – Нет, Орлейт. Ты будешь присутствовать на балу. Втягиваю воздух сквозь зубы, словно получила удар. Присутствовать? Какой в этом прок? Не нужно никому меня видеть. И мне уже точно не нужно видеть их. – Почему?! – выпаливаю я, но Рордин даже не вздрагивает. Даже не моргает. – Потому что ты – загадка. Девочка, которая пережила налет вруков в нежном возрасте двух лет. – Какое это имеет отношение к… – Ты отсиживаешься у себя, когда на земли замка ступают новые гости, и отказываешься участвовать в Трибунале. Ну, началось.