Его улыбка тут же исчезла. – Не только птиц, сэр. Один раз кто-то оставил во дворе кошачью голову, а до этого – трех дохлых крыс, в которых кишели личинки. Это религия рабов, сэр. Черная магия. – Когда это началось? – Сразу же после того, как ваш друг впервые приехал в город. Говорят, он рассказал про утопленных рабов неграм на Бродвее, и это их взбесило. – Кто-нибудь знает, кто за всем этим стоит? – Я один раз увидел их мельком, когда рано утром возвращался с дежурства на складе: увидел, как убегают два негра. Судя по их фигурам – лакеи. Тогда мы нашли во дворе кошачью голову. – У кого-нибудь, кроме Манди и командования корабля, были проблемы? – У всей команды «Темного ангела», когда утопили рабов. Именно поэтому моряки отказываются на нем служить. Пошли слухи, что корабль проклят. – Почему ты не упомянул это, когда мы с тобой разговаривали? В его глазах снова появилась настороженность. – Мама не хочет, чтобы кто-то знал. Боится, что это отпугнет наших гостей. Вы не поэтому уезжаете, сэр? – Чтобы напугать меня, потребуется гораздо больше, чем несколько мертвых птиц. Когда в последний раз что-то оставляли у гостиницы? Натаниель на мгновение задумался: – Вечером перед тем, как я нашел Арчера мертвым. К двери конюшни была прибита кукла из веточек. Судя по волосам, она изображала чернокожего человека. Пожалуйста, сэр, не упоминайте это в разговоре с мамой. Это пугает ее до безумия. После куклы у нее было много всяких идей, она приставала к мистеру Чайлду несколько дней. Я не хочу, чтобы она снова заводилась из-за этого, если я могу этому помешать. – Что за идеи? Натаниель закатил глаза: – В тот день у нас были неприятности в гостинице. Мама поймала негритянскую шлюху из бани. Она тут болталась и вроде хотела куда-то тайком пробраться. – Ямайка Мэри? – Да, она самая. Вероятно, хотела что-то украсть. Я надрал ей уши и выгнал вон. Позже тем же вечером мама видела во дворе свободного негра, который работает у мистера Стоукса. Он только искал Брэбэзона, а мама вбила себе в голову, что они со шлюхой принесли куклу. Мне казалось маловероятным, что Сципион занимается магией и проводит какие-то ритуалы. – Мистер Чайлд допрашивал его? – Да, сэр, но, как я и сказал, он просто искал Брэбэзона. Он единственный негр в Дептфорде, у которого есть какие-то перспективы. Зачем ему иметь какие-то дела с однопенсовой шлюхой? Зачем ему рисковать своим местом у мистера Стоукса ради какой-то глупости? Мистер Чайлд думал точно так же, но с мамой невозможно спорить, если дело касается негров. Она считает, что все они только и хотят, что прирезать нас, пока мы спим. – Это тебя не пугает? Я имею в виду колдовство и проклятия. Он коснулся амулета цвета слоновой кости, висевшего у него на шее: – Видите, что у меня есть? Это кость из пальца негра – она защищает от их магии. Хотите, я и вам такой раздобуду? Я знаю, где их продают. Стоит половину кроны. Я быстро поднял руку: – Спасибо, не надо. – Значит, только серебряный жетон? Я займусь этим, сэр. Если он из какого-то места в Дептфорде, я его найду. Когда я выезжал из города, мне казалось, что меня преследует запах серы. Им пропиталась моя одежда, кожа и волосы. Триста утопленных рабов. Кость из пальца негра! Я подумал, что если в мое отсутствие кто-то высечет искры из огнива рядом с этим местом и оно сгорит дотла, то туда ему и дорога. Глава двадцать третья В Ротерхайте у парома для перевозки лошадей возникли проблемы. Толпа торговок устрицами орала на бедного паромщика. В конце концов я устал их слушать и поехал в направлении Лондона, а потом перебрался на другую сторону Темзы по Лондонскому мосту. Затем развернулся и направился на восток из города, чтобы увидеться с Амелией. На это я потратил лишние два часа, но я был полон решимости поговорить с ней. Несмотря на все мои проблемы и заботы, меня все еще мучило воспоминание о том, как мы расстались с Амелией. К тому времени как я въехал в Бетнал-Грин, солнце было уже низко в небе. Свинья в соседском саду смотрела на меня из грязи, в которой валялась. Дверь в дом Амелии была открыта, я вошел и позвал ее по имени. Потом остановился. Под моими ботинками хрустнули куски разбитого фарфора. Что-то было не так. Я достал пистолет и распахнул дверь в гостиную. Там царил жуткий беспорядок. Все диваны и подушки были вспороты, в воздухе кружили перья. Кофейный столик валялся на боку, рядом с ним – разбитая лампа. Я прошел дальше и чуть не споткнулся о лежавшую на полу женщину. – Амелия! – вскрикнул я. Я наклонился, перевернул ее и тут же понял, что ошибся. Это была индуска, служанка Амелии. Голова бедной женщины слишком сильно откинулась назад: ей перерезали горло. Руки у меня стали липкими от крови, я в ужасе смотрел на служанку. Где-то наверху скрипнула половица, и я поднял голову к потолку. Еще один скрип – все мои чувства обострились, и я пытался проследить за звуком. Кто-то пытался бесшумно передвигаться в комнате наверху. Амелия или убийца? Я не знал. Зарядив пистолет, я вернулся в прихожую, напряженно прислушиваясь. Кто бы ни был там, наверху, он слышал, как я звал Амелию. Если это она, почему она не ответила и не спустилась? Я медленно поднялся. На лестничной площадке было две двери. Обе закрыты. Я осмотрел ту, которая вела в комнату над гостиной. По спине у меня струился пот. Я потянулся к дверной ручке. Человек, находившийся в комнате, вероятно, прислушивался к моим шагам, потому что дверь внезапно резко распахнулась, отбросив меня назад. Пистолет выпал у меня из руки и с грохотом ударился об пол. Человек в черном, с закрытым капюшоном лицом, перепрыгнул через меня и бросился к лестнице. Я рванул за ним, не успев даже поднять пистолет. Он уже добрался до середины лестницы, и я, несмотря на советы хирургов, прыгнул через перила вниз, чтобы преградить ему путь к входной двери. Когда я приземлился, в мою ногу словно ударила молния. Увидев, что путь закрыт, мужчина развернулся в поисках другого выхода. Я побежал за ним так быстро, как позволяла моя травмированная нога, и догнал в маленькой кухне в задней части дома. Там была дверь, ведущая в огород, и человек, которого я пытался поймать, с силой врезал по ней ногой. Я почти схватил его, но дверь сломалась, и он вырвался наружу. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы добраться до садовой стены, он подпрыгнул и ухватился за ее верх. Я был медленнее, но сумел схватить его за сапог. Он врезал мне другой ногой и попал по лицу. Я отшатнулся, и он вырвался, влез на стену и спрыгнул с другой стороны. Я полез вслед за ним, но к тому времени, как я оказался наверху, он уже несся по узкому переулку с другой стороны дома. Амелия. Эта мысль заставила меня прекратить попытки догнать его. Я спрыгнул со стены и поспешил через огород назад в дом. Уголком глаза я видел, что сосед Амелии рассматривает меня из окна на верхнем этаже. Я взбежал по лестнице так быстро, как только мог, и ворвался в комнату. От увиденного у меня перехватило дыхание. На полу, у подножия кровати с балдахином, была чугунная ванна. Амелия стояла на коленях перед ванной, полностью одетая, со связанными за спиной руками. Ее лицо было в воде. Я видел синяки на шее сзади, где он держал ее. Шепча молитвы, я вытащил ее голову из воды. Ее лицо побелело, а губы посинели. Глаза закатились, и я видел только белки, изрезанные кровеносными сосудами, которые напоминали трещины на посуде. Боже праведный! Один раз в Америке я видел, как мужчина приводил в чувство своего сына, провалившегося под лед на озере. Он давил ему на живот, чтобы вода вышла из легких мальчика. Я отчаянно пытался вспомнить, как он это делал. Я сплел пальцы и надавил ей на живот, потом еще раз, сильнее, молясь, чтобы она вернулась к жизни. Мои руки болели от напряжения, слезы катились по щекам. Секунды превратились в минуты, которые казались часами. Я не знаю, сколько времени я пытался привести ее в чувство, но признаков жизни Амелия не подавала. Я знал, что она мертва, но долго не мог смириться с этим фактом. В конце концов, охваченный отчаянием, я положил ее голову себе на колени. Как я мог не предвидеть, что Амелия в опасности? Я смотрел на ее лицо, вспоминая угловатую, похожую на птичку девушку, на которую не обращал внимания в Девоне, и одинокую женщину, которая просила у меня помощи. Я плакал о ней и о Тэде, сидя на полу в холодной убогой комнате. Свет вокруг нас тускнел. Я даже не пошевелился, когда услышал голоса и тяжелый топот ног на лестнице. Трое крепких мужчин вошли в комнату, и один из них достал пистолет. – Мерзавец, ты арестован за убийство. Часть третья 26-29 июня 1781 года Если мы воображаем, что вещь, которая обычно вызывает у нас печаль, имеет в себе нечто сходное с другой вещью, которая равным образом обыкновенно вызывает у нас большую радость, то мы будем ненавидеть ее и в то же время любить. Бенедикт Спиноза. «Этика», часть III «Происхождение и природа эмоций» Глава двадцать четвертая Констебли вывели меня из дома, соседи наблюдали за происходящим из окон и дверных проемов. Вероятно, кто-то из них и позвал на помощь, услышав шум. Меня грубо протащили по улице в сторожевой дом Бетнал-Грина, где бросили в камеру. Пока один из констеблей приковывал меня цепью к стене, остальные стояли надо мной, как над опасным зверем. – Я не убивал ее, – повторил я в который раз. – Меня зовут капитан Генри Коршэм. Пожалуйста, пошлите за моим адвокатом. Констебль, приковывавший меня, дал мне пощечину: – Тебя повесят, а твой адвокат будет смотреть, ублюдок. Один из его приятелей дал мне дубинкой в живот на прощанье, и дверь с грохотом захлопнулась за ними. Меня оставили гнить в окружении крыс. В камере стояла жуткая вонь, я был в отчаянии. Почему я не предвидел убийство Амелии? Я же знал, что квартиру Тэда обыскали. Почему я не подумал, что убийцу заинтересует его единственная живая родственница? Я прекрасно понимал, что убийства связаны. Я не верил в такие совпадения. Что искал убийца? То, за чем Тэд ездил в Дептфорд? Он топил ее голову в воде, чтобы заставить сказать, где находится эта вещь? Я схватился за голову скованными руками и думал о последних минутах жизни Амелии. Каждый солдат в глубине души боится, что его будут пытать, чтобы выудить информацию, которой у него нет. У Амелии была трудная жизнь, но она не подготовила ее к такой смерти. Боль в ноге была невыносимой, и я почти не спал. А когда все-таки заснул, мне привиделся Тэд и черные крылатые женщины. Проснувшись, я думал о холодном влажном лице Амелии и о человеке, который убил ее. Я мало что помнил о нем, за исключением того, что это был крупный мужчина, который очень быстро двигался и от которого немного пахло потом. Перед глазами у меня все время стояло, как его розовая рука хватается за перила лестницы.