– Арчер мог говорить о чем угодно. Предполагаю, он получил документы от вора в Лондоне, а затем передал их кому-то, кому он доверял, на хранение. Мы знаем, что ему помогали. – Он снова посмотрел на меня своими холодными голубыми глазами: – Он отдал их вам? – Слово джентльмена: я никогда в жизни их не видел. – По моему опыту, джентльмены врут точно так же, как и другие люди. – Я не вру, сэр. Я старался зафиксировать в памяти все, что они говорили. Какой вор? Какие документы? И какую роль в этом играет Кэвилл-Лоренс? Кажется, это было нечто большее, чем услуга политика Вест-Индскому лобби. Взгляд Кэвилл-Лоренса был не теплее, чем у Смита, и я понял, что он тоже мне не верит. – Вы прагматик. Я не могу представить вас тайным радикалом. Скорее всего, вашей слабостью была бы преданность другу. Может, Арчер просил вас подержать эти документы у себя и вы дали обещание. А теперь чувствуете себя обязанным его сдержать. – Нет, сэр. Этого не было. – Может, вы считаете, что Арчер руководствовался благородными мотивами? Нет ничего более далекого от правды. Он был скрытным, опасным человеком, одержимым «Темным ангелом». В конце концов этот корабль стал причиной его гибели. – Я знаю, что он очень сильно переживал из-за того, что случилось с этими рабами. Я надеялся вытянуть из них побольше информации про этот корабль. Пока они думают, что документы могут быть у меня, у меня есть шанс заставить их говорить. – Вы думаете, что все дело в мертвых рабах? Вы очень ошибаетесь. Арчер быстро соображал, когда дело касалось его перспектив. Он собирался подать на моряков в суд, преследуя собственные политические цели. Я сам додумался до этого еще в карете, но кое-чего все равно не понимал и поэтому заметил: – Эти рабы были подотчетным имуществом. По английским законам их смерть не считается убийством. Как же тогда Арчер собирался привлечь членов команды к ответственности? Кэвилл-Лоренс всплеснул руками, а Смит ответил мне резким тоном: – Нас волнует не «как», а «почему». Достаточно сказать, что Арчер нашел способ. Он был изобретательным и умным человеком и знал массу хитрых адвокатских уловок. Я решил больше не задавать вопросов на эту тему. Смит по-прежнему смотрел на меня, как испанский инквизитор, а я не хотел, чтобы они видели мою заинтересованность. – Мы не думаем, что Арчер случайно узнал про «Темного ангела», – продолжал Кэвилл-Лоренс. – Мы думаем, что он уже давно искал что-то подобное. Понимаете, для него это было нечто гораздо большее, чем неудачный рейс. Гораздо большее, чем триста утопленных в море рабов. Экипаж, в общем-то, не был ему интересен, для него это было только средство для достижения цели. И, несмотря на все громкое негодование Арчера, рабы тоже. Эту часть я, по крайней мере, понимал. Или считал, что понимаю. – Корабль – символ. Худший пример работорговли, который он смог найти. – Именно так, – кивнул Смит. – И он совсем не отображает реальное положение дел. Но когда факты играли хоть какую-то роль в формировании общественного мнения? Отдайте моряков под суд, заставьте их защищаться – и рядом с ними на скамье подсудимых окажется весь институт работорговли. Перстень-печатка на пальце Кэвилл-Лоренса блеснул в свете свечей. – Мы – нация лицемеров, – тихо сказал он. – Это чистая правда. Люди не очень интересуются тем, как сахар попадает им в чай, потому что не хотят этого знать. Но поднимите этот вопрос в зале суда, напишите об этом на первых полосах газет, и его станет трудно игнорировать. Выиграете вы дело или проиграете, вы в любом случае заставите людей выступать в суде под присягой и говорить о том, что мы бы не хотели слышать. И снова нить разговора подхватил Смит: – За сахар платят домохозяйки. И вдруг оказывается, что моряки бросают детей в море. Чтобы понять, что будет дальше, не нужен умный адвокат. Петиции и брошюры, люди, отказывающиеся от сахара из Вест-Индии. Это был подарок аболиционистам, и Арчер понял это. Только одному Богу известно, к чему это все могло привести. Тэд думал, что знает. Он говорил Амелии, что сможет покончить с рабством. Он верил в это. Поначалу я думал, что это только одно из его преувеличений. До сих пор мне казалось неправильным предполагать, что дело может привести к таким серьезным последствиям. Но, глядя на напряженные, обеспокоенные лица мужчин, сидевших передо мной, я понял, что они тоже в это верят. Убийство Тэда решило одну их проблему, но создало другую. Если Тэда убил один из членов экипажа, чтобы предотвратить уголовное преследование, то любой суд над убийцей неизбежно доберется до его мотивов. А рассказ о «Темном ангеле» в полном зрителей зале суда – это как раз то, чего хотело избежать Вест-Индское лобби. Вероятно, Люций Стоукс приказал Перегрину Чайлду не особо напрягаться, расследуя убийство Тэда. Он обыскал номер Тэда в «Ноевом ковчеге», пытаясь найти эти пропавшие документы. Они все спрятали, чтобы не дать делу ход, пока не появился я и снова не вытянул все на свет божий. – Мы ведем войну, – снова заговорил Кэвилл-Лоренс. – И один из важнейших видов нашей промышленности находится под ударом. Арчер не был французским или американским шпионом, но действовал так, как если бы был. Его единомышленники могут продолжить его дело с того места, где он остановился. Если он передал эти документы вам, вы обязаны сообщить нам об этом прямо сейчас. Были ли «Дети Свободы» его сообщниками? Или Моисей Грэм и Эфраим Прудлок, которые выглядели такими испуганными на похоронах Тэда? – Расскажите ему остальное, – приказал Смит, принимая мое молчание за признание в соучастии. – Про дебоши Арчера. Его гнусные привычки. Пусть он полностью осознает, что представлял собой человек, которого он называл другом. Я смотрел на его молодое надменное лицо, и у меня мурашки бежали по коже. – Если вы имеете в виду, что Арчер снимал проституток, то мне это прекрасно известно. Его чуть не выгнали из Линкольнс-Инна из-за одного такого скандала. В глазах Смита горела злоба. – Я говорил не про его шлюх. – Мистер Смит нанял человека, который изучил прошлое Арчера, – пояснил Кэвилл-Лоренс. – Этому человеку удалось найти одну из тех распутных женщин из Линкольнс-Инна. То, что она рассказала ему, по меньшей мере любопытно. Арчер пригласил ее к себе, это правда. Но когда она пришла, он не стал спать с ней. Даже не пытался. Они просто час проговорили, он ей заплатил, и она ушла. У меня снова гудело в ушах. Я тщательно подбирал слова. – Вы хотите сказать, что он сам спровоцировал этот скандал? Зачем ему это делать? – Чтобы скрыть свои пристрастия совсем другого рода, – пояснил Смит. – Арчер был педерастом. Содомитом. Гомосексуалистом. Называйте его извращения как хотите, суть одна. Гул у меня в ушах усилился. – Я в это не верю. – Он использовал вас, – сказал Кэвилл-Лоренс. – Он обманывал своих друзей. Вы должны задать себе вопрос: стоит ли выполнять обещания, которые вы дали этому человеку? – Я никогда не давал ему никаких обещаний. – Кровь прилила к моему лицу. – Я никогда не видел ваши чертовы документы. В конце концов, думаю, их убедил мой явный дискомфорт. Они приняли его за отвращение, злость, смущение. За все то, что, по их представлениям, должен чувствовать человек, который только что узнал, что его старинный друг был тайным содомитом. Кэвилл-Лоренс приподнял бровь. – Тогда где же они, черт побери? – пробормотал он. – У Коршэма их нет. Их не было в квартире Арчера в Лондоне и в его номере в Дептфорде. У миссис Брэдстрит тоже. Мы предполагаем, что и у убийцы их тоже нет. Мог ли Арчер отдать их какому-то своему другу-содомиту, которому доверял? – Похоже, что у него были только разовые контакты в соответствующих борделях, – с сардонической улыбкой сообщил Смит. – Но мой человек продолжает заниматься его прошлым. Если в его жизни когда-то были близкие отношения, этого содомита найдут. Мурашки пробежали у меня по спине вдоль позвоночника. Мне было страшно. Смит повернулся ко мне, его глаза не выражали никаких эмоций: – Вернетесь в Дептфорд, и я об этом узнаю. Станете дальше расследовать убийство Арчера, и я об этом узнаю. Еще раз попытаетесь влезть в мою жизнь, и я разрушу вашу. – Я понимаю, сэр, – ответил я, склонив голову. Кэвилл-Лоренс снова холодно посмотрел на меня: – Капитан Коршэм – амбициозный человек. Конечно, он больше не станет вмешиваться. Теперь он понимает последствия для королевства – и для себя лично. – Он в неудовольствии скривил губу. – Что касается мистера Арчера, то про него можно сказать: в извращенном теле извращенный дух, коверкая известную пословицу. Если бы он уже не был мертв, я добился бы его повешения как содомита. Глава двадцать шестая Вернувшись домой, я сразу отправился к себе в спальню и запер дверь изнутри. Она все еще лежала на мне. Холодная тень страха. Лицо из прошлого, эхо голоса, который я слышал раньше. Я знал, что мне следует делать. Забыть Тэда. Забыть Амелию. Забыть, что я когда-то слышал о «Темном ангеле». Делать и говорить все то, что я делал и говорил последние несколько лет, пока Амелия Брэдстрит не постучала в мою дверь. Поверили ли они мне? Напье Смит и Кэвилл-Лоренс? Я выдал себя жестом или словом? Сделал что-то, чтобы дать им основания подозревать, что я уже давно знал о тайных желаниях Тэда? Все эти воспоминания нахлынули на меня. Оксфорд. Его серьезное лицо. Столько всего врезалось мне в память, как я ни старался забыть. Я смотрел на свое отражение в зеркале на туалетном столике и словно видел все свои прошлые «я». Такого себя, каким я был до встречи с Тэдом. Такого, каким я был с ним. Каким я был с Каро. Какой я сейчас. Воспоминания стремительно сменялись одно другим, и я пытался за них ухватиться. Тот день с Тэдом на берегу реки. Вечера в тавернах и чайных на открытом воздухе. Ночи, которые мы проводили в наших комнатах, разговаривая и смеясь. День, когда я уехал в Америку. День, когда я впервые убил человека. День, когда мой отец перерезал себе яремную вену ножом для заточки перьев. Что-то еще нарастало во мне, кроме страха. Я осознавал это и раньше, но теперь ощущал сильнее. Будто вода поднималась с тех пор, как я узнал о смерти Тэда, а может, это уже происходило много лет, началось задолго до его смерти. Я почувствовал давление в груди, животе, голове. Я стал судорожно хватать ртом воздух, и из горла у меня вырвалось рыдание. – Прости, – выдохнул я. – Боже, Тэд, как мне жаль. Живой Тэд ответил мне: – Принц Хэл [37], до меня дошли слухи, что ты вернулся. Рад тебя видеть. Мы в его квартире в Линкольнс-Инне, это было больше трех лет назад. Тогда я в последний раз видел его живым – эта встреча состоялась после шести лет разлуки, после того, как я сбежал в Америку, не сказав ни слова. После того, как я в последний раз позволил страху проникнуть в меня. Мы сидели у него в гостиной и смотрели друг на друга. Лампы светили тускло, а огонь в камине почти не горел. Я заметил некоторые знакомые мне вещи: его ящик для написания писем, турецкий ковер. В комнате стоял его запах: слабый винный мускус, одеколон и табак. Его лицо было в тени. В свет лампы попадала только одна скула, и она сияла цветом слоновой кости. Боже, как мне его не хватало! – Больше никаких писем, Тэд. Это должно прекратиться.