Я говорил сдавленным голосом, мое напряжение отражалось в нем – в его застывшем теле. Я собирался медленно подвести к этому, сначала просто поговорить с ним, как говорят старые друзья. Но не смог. Я увидел, как что-то погасло в его глазах. Возможно, свет надежды. – Ты поэтому пришел? – Эти письма могут уничтожить нас обоих. Если они попадут не в те руки, люди все поймут неправильно. Его руки дрожали, а голос то и дело срывался. – Но все это правда, Хэл. Я так думаю, так чувствую. Ты и это у меня заберешь? – Если человек что-то чувствует, это еще не означает, что это правильно. – Я сделал глубокий вдох. – Я женюсь. Это еще одна новость, которую я хотел сообщить тебе. Тишина. Потом его голос тихо спросил из тени: – Я ее знаю? – Каролина Крейвен. Вероятно, ты помнишь ее братьев. – Я помню всех Крейвенов. Каролина дружила с моей сестрой. – Снова тишина. – Это хорошая партия. «Не позволяй ему за это ухватиться». – Ты должен понять, что дело не в деньгах. Мы любим друг друга. Он вышел на свет, и я впервые толком рассмотрел его лицо. Тени под его мокрыми глазами выглядели как синяки. – Океан, – произнес Тэд. – Брак. Почему просто не построить стену? Почему он никак не желал это понимать – хотя нам обоим это все так дорого обошлось? – Я не такой, как ты, Тэд. Ты ошибся. Ты просто этого не видишь. Я достал пачку писем из внутреннего кармана. Некоторые из них он написал, пока мы учились в Оксфорде, некоторые – в последующие годы. Каждое письмо залито слезами, потому что писал он, приняв на грудь в минуты отчаяния. Он долго смотрел на них, потом на меня. – Если они так опасны, то почему ты хранил их все эти годы? У меня не было ответа. И не было ответов на мои собственные вопросы. Я знал только, что это должно прекратиться. Ради него, ради меня, ради Каро. – Я собираюсь их сжечь, а ты будешь на это смотреть. Это был способ заставить его понять. Жестоко, но необходимо – самое сложное, что мне приходилось делать до или после того дня. Я пошевелил угли кочергой, чтобы пламя разгорелось посильнее, не в силах смотреть ему в лицо. Затем я развязал ленточку и бросил письма в огонь. Мы стояли и смотрели, как чернеют и сворачиваются страницы. – Вот и все, Хэл, – наконец произнес Тэд тихим надтреснутым голосом. – Теперь меня словно никогда и не существовало. Я просто призрак в истории, которую ты когда-то рассказал сам себе. Я беззвучно плакал в своей спальне, рыдания сотрясали мое тело. С самого момента смерти Тэда во мне что-то росло, и теперь плотину прорвало. Оно смывало все, даже страх. Я осознавал только, что потерял его. И еще я потерял себя. Я плакал и подсчитывал убытки: Америка, письма, и еще меня не было рядом с ним, когда он оказался в опасности. Я думал и об Амелии. О нашем разговоре у церкви. Последнее, что она от меня услышала, было словами, что я не хочу с ней знаться. Я посмотрел на мужчину в потрепанной военной форме в зеркале. Я вспомнил те поля сражений в Америке, на которых хотел умереть. Если я продолжу расследование, то рискну всем. Местом в парламенте, репутацией, Каро и Габриелем. Если я не буду ничего делать, то я буду все равно что мертв. Это осознание успокоило меня. Я должен идти вперед, потому что не могу идти назад. Если это кажется верхом безумия, то, возможно, так оно и есть, – но вы не знали Таддеуса Арчера и уже никогда не сможете его узнать. Тогда я подумал об убийце, о мешке, скрывающем его лицо. Я подумал о Тэде на берегу Черуэлл – как он улыбался, как сахар струился между его пальцами. Я пытался взглянуть на это так, как на все смотрят в Дептфорде, – не любовь, не честь, а сделка. У меня есть долг, и этот долг я выплачу полностью. Глава двадцать седьмая Сон дал мне возможность отдохнуть от воспоминаний, пусть и недолго. Я проснулся гораздо позже обычного и после того, как смыл вонь тюремной камеры с тела, которое, кажется, болело везде, услышал, что Каро тоже встала и ходит по дому. Я спустился в столовую и увидел, что она и Габриель завтракают. Она была в шелковом халате, с распущенными волосами, кудри свободно лежали на плечах. У Габриеля весь рот был измазан шоколадом. Каро читала ему вслух что-то из газеты разными забавными голосами, он смеялся. Это была сцена, о которой я всегда мечтал: мой дом, в котором все счастливы. Только в реальности все было не так. Мой брак представлял собой проклятое болото. Нас объединял только Габриель и заинтересованность в моих политических перспективах. Каких у меня не было бы без поддержки Кэвилл-Лоренса. Он контролировал финансовые ресурсы министерства, имел дело с торговцами мандатами «гнилых местечек» [38] и определял бюджеты выборных кампаний. Одно его слово – и вся моя карьера в парламенте лопнет как мыльный пузырь. Хватит ли одного Габриеля, чтобы удержать нас вместе? Развод немыслим, но раздельное проживание – совсем другое дело. Наследство Каро находилось в доверительном управлении, что давало ей возможность выбирать. Мне становилось плохо при мысли о разлуке с Габриелем. Но как я мог забрать сына у матери? Каро заметила, что я стою в дверях. – Помфрет сообщил мне, что ты вернулся. – Она заметила выражение моего лица. – Что-то случилось? Я кивнул, и она встала из-за стола. Мы выскользнули в прихожую и заговорили тихо, чтобы Габриель нас не услышал. – Амелия мертва. Ее убил тот же человек, который убил Тэда. Я вкратце пересказал всю историю. Каро побледнела. – Тебя же могли убить! Я не понимаю, Гарри! И тебя арестовали. Ты уверен, что новость об этом никуда не просочится? Я задумался, что ее так встревожило – угроза моей смерти или возможный скандал. Я искал ответ в ее синих, как море, глазах. Иногда мне казалось, что они неизмеримо глубоки. Иногда – что в них неправдоподобно мелко. Сегодня у меня вообще не сложилось никакого мнения. – Это все, что ты можешь сказать? Ничего об Амелии? Каро нахмурилась: – Ты намекаешь, что мне все равно? Не надо. Не имеешь права. – Я только спрашиваю, что ты думаешь. Это не преступление, Каро. Может, ты считаешь, что она сама во всем виновата? Я не злился, я просто устал от всей этой лжи и лицемерия. На щеках у Каро появились два красных пятна, а когда она заговорила, голос ее звучал резко: – Если хочешь знать, что я думаю, я тебе скажу. Таддеус и Амелия были из одного теста. Они боролись против всего, во что люди верят и считают правильным. Таддеус и рабство. Побег Амелии с чужим мужем. Они считали, что способны переделать мир в соответствии со своими личными желаниями. Но нельзя нарушать правила без последствий, Гарри. И это правильно. – Она была одинокой несчастной женщиной. Она всего лишь хотела найти человека, убившего ее брата. – Нет, она хотела, чтобы его нашел ты. Ее не волновало, кто при этом может пострадать. Арчеров это вообще никогда не волновало. Может, мы сказали бы друг другу гораздо больше – слова, которые нельзя взять назад. Но, вероятно, Габриель услышал, как мы ругаемся, потому что расплакался, и Каро побежала к нему. Я достал часы из кармана жилетки, цифры плыли у меня перед глазами. – Пожалуйста, извини меня. Мне нужно в Уайтхолл. * * * Я провел первую половину дня за своим столом в Военном министерстве, разбирая груду депеш, скопившихся в мое отсутствие. Мои подчиненные работали прилежно, но, боюсь, их терпение уже было на пределе. Я мог думать только о тайнах, которые остались нераскрытыми в Дептфорде. Я встал из-за стола, как только смог найти предлог. В холле я прошел мимо Кэвилл-Лоренса, который увлеченно разговаривал с одним из наших генералов. Он проследил за мной взглядом до дверей. Я до сих пор не понимал, каким образом он оказался втянут в это дело. У министерства имелись очень веские финансовые мотивы для защиты работорговли от ее противников, также в интересах политики было угождать Вест-Индскому лобби. Тем не менее, когда Кэвилл-Лоренс допрашивал меня, я почувствовал, что основания его озабоченности гораздо серьезнее. Я почувствовал, что он не просто пытался убедить Напье Смита и Вест-Индское лобби в моей непричастности к этому делу – он пытался убедить себя. Это была еще одна тайна, и я был уверен, что часть ответов можно найти здесь, в Лондоне. Вчера вечером Кэвилл-Лоренс сказал, что Тэд действовал не один. Сегодня вечером я собирался пойти в таверну, о которой мне рассказал Сципион, и поискать «Детей Свободы». Завтра я попробую найти Моисея Грэма, полного джентльмена, которого видел на похоронах Тэда. Было очевидно: он и его худой помощник Прудлок что-то скрывают. Но сначала я хотел поискать информацию о «Темном ангеле» здесь, в Уайтхолле. Я понимал, что подобные поиски в архивах министерства заведут меня на опасную территорию. Я серьезно отнесся к угрозам Напье Смита и не питал иллюзий по поводу Кэвилл-Лоренса. Если он посчитает, что я обманул его доверие, то бросит меня на съедение волкам. Однако с прошлой ночи я стал смотреть на мир через другую призму. Не то чтобы меня не волновали последствия. Мне становилось дурно, стоило только о них подумать. Тем не менее Тэд добровольно пошел на риск, и если я хочу с ним рассчитаться, то должен быть готов сделать то же самое. Я вышел на Уайтхолл. Улицу заполонили правительственные чиновники, спешившие по делам между государственными учреждениями. Зрелище напоминало черные шелковые волны с пеной из серых париков. Справа от меня на фоне залитого солнцем неба четко выделялись шпили Вестминстерского дворца. Я пошел в противоположном направлении – к Чаринг-Кросс. Во время войны многие купцы сообщали о планируемых торговых рейсах в Адмиралтейство, чтобы все данные хранились там. Если корабль потопят американцы или французы, то в случае победы в войне владелец может рассчитывать на возмещение ущерба. Представленные заранее данные исключают любые споры о правах собственности или ценности груза. Возможно, Джон Манди подавал информацию о «Темном ангеле». Я предъявил документы гвардейцу в сторожке у ворот Адмиралтейства, и меня пропустили во двор. Офицеры ВМС в синей форме вышагивали между белокаменными зданиями, как павлины. Я был здесь много раз до этого по делам министерства, и сегодня никто не обратил внимания, когда я вошел в главное здание и поднялся по лестнице. Читальный зал Адмиралтейства был длинным, светлым и просторным. На стенах висели картины с изображением кораблей и морских лордов [39]. Юристы Адмиралтейства сидели за длинными столами, изучая прецеденты и уставы. Я был знаком с сотрудником архива, дежурившим за стойкой, по фамилии Моусли. Мы обменялись парой слов, обсудили последние новости из Америки. Потом я спросил, есть ли в Адмиралтействе какие-то данные о рейсах «Темного ангела». Он отсутствовал необычно долго, а когда вернулся, выглядел немного встревоженным. – Данных по этому кораблю нет, сэр. Здесь нет. – Вы хотите сказать, что они хранятся в другом месте? – Я не могу ответить на этот вопрос, сэр. – Что вы имеете в виду? Почему вы не можете ответить? Он внимательно посмотрел на меня, как мне показалось, с подозрением. – Все запросы, касающиеся этого корабля, следует адресовать заместителю министра Кэвилл-Лоренсу. Хотите, чтобы я послал письменный запрос, сэр? Это могло означать только одно: документы считаются государственной тайной.