Наши руки все еще были связаны за спиной, мы прошли через коридор в другую комнату. Сопровождавшие нас мужчины ушли, и Сизар Джон закрыл за ними дверь. Я не понимал, почему он злится, но опасался этой злобы. Мы оказались на чем-то вроде склада. Вдоль стен громоздилась красивая мебель. Вокруг были сложены картины в позолоченных рамах, серебряные канделябры, часы, шкатулки для драгоценностей, вазы, шелковые покрывала, груды дорогой одежды и париков, даже мешок с клюшками для гольфа. Если Сизар Джон занимался какой-то преступной деятельностью, то, по-видимому, это были кражи со взломом. Я вспомнил лакеев, которые проходили за занавеску в «Йоркширском пиве». Большинство свободных негров работали слугами, а освобожденные Сизаром Джоном рабы, несомненно, могли рассказать ему много полезного о домах своих нанимателей. Сизар Джон взял лампу и подошел к столу в дальнем конце комнаты. Он был из красного дерева, с красивой резьбой, за ним вполне могла бы сидеть дюжина человек. На столе лежал голый африканец, и я в ужасе смотрел на него. Моисей Грэм взвыл в отчаянии. – Вы его знаете? – Сизар Джон указал на труп. Моисей Грэм только стонал. – Это Эфраим Прудлок, – произнес я, в горле у меня пересохло. – Он был помощником мистера Грэма. – Бедный мальчик! Что он с тобой сделал? – воскликнул Моисей Грэм. Тело Прудлока было покрыто порезами и синяками. Засохшая кровь казалась темно-коричневой на фоне его более рыжевато-коричневой кожи. Ему перерезали горло, как Тэду. И, как Тэду, ему сломали пальцы тисками – они были неестественно вывернуты. И, как у Тэда, на его груди было выжжено клеймо Манди: полумесяц с короной наверху. Но хуже всего было то, что я увидел у него между ног: жуткое месиво из пропитанных кровью лобковых волос и изувеченной плоти. Несчастного кастрировали. Я, конечно, молился, чтобы это сделали после его смерти, но знал, что это не так. – Неделю назад одного из моих людей, Джупитера, нашли в таком же виде, – сказал Сизар Джон. – Его тоже избили кнутом, как этого несчастного, и изуродовали ему чертовы руки. Поставили то же самое рабское клеймо. Тот, кто его убил, вырвал у него один гребаный глаз и забрал себе. – Джупитер был знаком с Таддеусом Арчером? – спросил я. – Он когда-нибудь упоминал корабль под названием «Темный ангел»? Сизар Джон заставил меня замолчать одним взглядом. – У меня есть конкуренты по бизнесу, и я решил, что это дело рук одного из них. Они это отрицали, поэтому я позволил жене Джупитера сходить к магистрату. Ему было глубоко плевать на какого-то мертвого негра, поэтому я заплатил одному охотнику на воров [45], чтобы он навел справки. Вчера вечером до меня дошел слух, что еще один изувеченный труп негра нашли в Спиталфилдсе. Я отправился туда и забрал тело вот этого несчастного ублюдка. Затем я прочитал в газете, что Таддеуса Арчера тоже пытали, и это заставило меня задуматься. Арчер был одним из юристов, которых мы используем для наших беглых рабов. Я задумался, нет ли связи между его смертью и смертью Джупитера, поэтому стал расспрашивать своих людей. Оказалось, что Арчер не так давно заплатил Джупитеру, чтобы тот выполнил для него одну работенку. – Какого рода? На мгновение он остановил на мне изучающий взгляд своих проницательных карих глаз: – Он хотел проследить за одним человеком. Моряком из Дептфорда. – Вы знаете его имя? – Нет, знаю только, что Арчер хорошо заплатил Джупитеру. Затем вы заявляетесь в мою таверну и говорите, что знаете Арчера. Я хочу знать, кто убил Джупитера и почему. Так вот почему мы здесь. Он злится из-за убийства своего человека. Я сочувствовал ему, но эта злоба делала его опасным. – Я думаю, что убийца – кто-то из командования невольничьего корабля «Темный ангел». Я не знаю, кто именно, и пытаюсь это выяснить. – Что он не поделил с Арчером? А с Джупитером? И с вот этим несчастным? Я вкратце рассказал, что мне удалось выяснить на сегодняшний день: о бойне на корабле, о подозреваемых и разных направлениях моего расследования. Сизар Джон слушал, плотно сжав челюсти. – Арчер хотел предать суду командование корабля, но я не понимаю как. – Я бросил взгляд на примолкшего Грэма. По его щеке катилась слеза. – Может, мистер Грэм расскажет нам больше. В любом случае кто-то хотел смерти Арчера. Я думаю, его пытали, чтобы выяснить, кто еще участвует в его расследовании. Вероятно, он назвал имена Джупитера и Прудлока. Грэм резко поднял голову: – Таддеус Арчер никогда не предал бы своих друзей. – Вы не видели, что с ним сделали, – тихо произнес я. Сизар Джон задумчиво посмотрел на труп. – Зачем было отрезать ему яйца? Зачем вырезать Джупитеру глаз? – Так наказывают рабов, – гневно произнес Грэм. – Если какой-то раб создает проблемы в море или на плантации, его иногда наказывают, чтобы отбить охоту остальным. Ему наносят увечье – выкалывают глаз, отрезают ухо, иногда гениталии. Что угодно, но только не травмируют руку или ногу, ведь тогда он не сможет работать. – Думаю, пытавший его человек хотел выяснить, рассказывал ли Прудлок кому-нибудь про расследование Арчера. Если убийца из торговцев рабами, подобные методы для него в порядке вещей. – На мгновение меня охватил страх, когда я вспомнил темную фигуру в Марилебоне. Я знал о «Темном ангеле», и он знал, что я знаю. Сизар Джон направил пистолет на Моисея Грэма: – Что тебе известно? Рассказывай. Я тоже повернулся к нему, мне хотелось услышать продолжение истории, которую он начал рассказывать мне в Марилебоне. – Ну? Рассказывай, жирный ублюдок. – Хорошо. Только не надо в меня целиться этой штукой, – сказал Грэм тихим голосом, то и дело запинаясь. – Первым эту историю услышал бедный мистер Прудлок. Она пришла с Ямайки, передавалась шепотом в тавернах и кофейнях, куда ходят чернокожие. История о невольничьем корабле, корабле потерянных душ, о трехстах рабах, которых выбросили за борт, чтобы они утонули. Позднее мы узнали, как назывался корабль. «Темный ангел». Сизар Джон нетерпеливо махнул пистолетом, словно подгоняя Грэма, и Грэм заговорил быстрее, слова в его речи спотыкались и падали друг на друга. – Мистер Арчер сразу увидел потенциал этого дела. Для нас это было просто еще одно ужасное проявление жестокости, но он смотрел на него по-другому, глазами англичанина. Он считал, что оно способно изменить отношение людей к рабству и работорговле. Может, он был прав. Я не знаю. Он был одержим этим кораблем. И Прудлок тоже. Я помогал им, хотя, признаюсь, очень нервничал. Слишком многим людям было что терять. Меня беспокоило, что будет, если про расследование узнают. Он перевел взгляд на Прудлока: – Понимаете, мы никогда не верили в официальную версию. Не во все, что говорили. Протечку обнаружили слишком поздно, на корабле заканчивалась пресная вода – в это я верю. Но остальное – ужасная ложь. Мы считали, что правда намного хуже. Я напрягся, понимая, что сейчас узнаю что-то важное. – Рейс невольничьего корабля – это очень хорошо просчитанное предприятие. Оно основано на математических принципах. Воздух, еда, места в трюме, вода. Для всего есть свои формулы. Я вспомнил о цифрах, про которые говорил Джон Манди на своем складе. Стоимость перевозки рабов живыми и покорными. – Дело в том, что рабов убивали партиями. Это ключ ко всему. Пять массовых убийств за семь дней. Они знали, сколько у них воды, так почему не убить всех сразу? Зачем тратить воду на рабов, которым все равно умирать? На наших лицах, видимо, застыло выражение непонимания. Грэм слабо улыбнулся. – Джентльмены, кто-то из вас когда-нибудь слышал про отказных рабов? – спросил он. Он сделал ударение на слове «отказных», чтобы подчеркнуть это отношение к ним: отбросы, мусор, утиль. Мы покачали головами. – Когда рабов привозят в один из портов Карибского моря – ну, например, в Кингстон на Ямайке, – их высаживают на берег в цепях, потом ведут в загон размером примерно с поле для крикета. Они сбиты с толку, испуганы, но при этом испытывают облегчение от того, что снова стоят на твердой земле, а при виде покупателей робеют. Аукционист ударяет в колокол – и плантаторы бросаются в этот загон, каждый хочет отхватить себе лучших рабов. Из-за африканцев дерутся, вырывают их из рук конкурентов. Отказные рабы – это те, которые остаются после. Хромые, больные, умирающие. Те, которые никому не нужны. – И что с ними происходит? – спросил я. – Обычно капитан старается сократить свои убытки и предлагает этих рабов на продажу одной партией. Принимает лучшее предложение. Обычно это значительно меньше, чем он сам за них заплатил. – Люди покупают умирающих рабов? – Некоторые умирают, некоторые выживают. Это называют африканской лотереей. Покупатель надеется, что выживет достаточно рабов, чтобы считать сделку удачной. На каждом невольничьем корабле есть несколько отказных рабов, иногда много, если путешествие оказалось тяжелым или началась вспышка какой-то болезни. Что странно, на «Темном ангеле» вообще не было отказных рабов. Всех выживших продали по рыночной цене. – Команда заявляла, что первыми убили самых слабых рабов, – сказал я, пытаясь ухватить мысль. – В этом, конечно, нет ничего удивительного? – Только если вы верите в их версию. Как я уже сказал, мы никогда не верили. Я считаю, что при правильном распределении воды большинство рабов доплыли бы до Ямайки живыми. У меня к горлу подступила тошнота, когда я начал понимать. – Если бы они выжили, то были бы больными и ослабленными от жажды, – медленно произнес я. – Отказные рабы. Путешествие обернулось бы огромными убытками. И все командование корабля лишилось бы своей части прибыли. – Вот именно. Но рабы были застрахованы по их покупной цене. Экипажу корабля они приносили больше выгоды мертвыми, чем живыми. Я видел, что и Сизар Джон это понял. Выражение его лица не изменилось, но свободная рука сжалась в кулак. – Рабов пять раз выводили на палубу. Пять раз их осмотрел хирург. Они с капитаном произвели расчеты. Определяли, какие рабы преодолели черту и уже не смогут принести им прибыль. Этих рабов убивали. Теперь я понимал, почему Тэд был убежден, что эта история изменит отношение людей к рабству. Я также понял, что он планировал делать дальше – довести дело до суда и обеспечить описание этой бойни во всех газетах. Он не мог предъявить экипажу обвинение в убийстве, потому что рабы считались имуществом и по английским законам не могли быть убиты. Поэтому Тэд придумал другой способ начать уголовное преследование моряков. Если процитировать Напье Смита, «он был изобретательным и умным человеком и знал массу хитрых адвокатских уловок». И он нашел такую уловку, которая сработает как раз потому, что рабы являются имуществом. – Когда подавалось заявление о страховой выплате, командование корабля должно было представить нотариально заверенный отчет о рейсе. Значит, их ложь официально зарегистрирована и служит подкреплением заявления, – сказал я. – Если удастся доказать, что это ложь, появятся основания для открытия дела, но по обвинению не в убийстве, а в мошенничестве. Грэм смотрел на меня с очень серьезным и грустным выражением лица. – Иронично, да? Можно убить триста чернокожих рабов в море, и ваши суды даже не посчитают это преступлением. Но укради что-то у белого, и, скорее всего, тебя за это повесят. Это был самый очевидный мотив для убийства, который я когда-либо слышал. Глава тридцать первая Сквозь щели в ставнях проникал тусклый свет. Светало. Я пытался не обращать внимания на пульсирующую головную боль и усталость, которая мешала мне четко мыслить, и внимательно слушал Моисея Грэма, который продолжал свой рассказ: – Конечно, чтобы добиться приговора экипажу корабля по обвинению в мошенничестве, мы сначала должны были доказать, что весь их рассказ – вранье, – сказал Грэм. – Для этого нам нужен был свидетель, готовый дать показания в суде о том, что на самом деле произошло во время того путешествия. Сначала Арчер возлагал большие надежды на капитана корабля по имени Эван Вогэн. Арчер говорил, что он, похоже, мучается угрызениями совести. Но, кажется, между ними что-то произошло, и Вогэн уехал из города. Арчер искал его, но не смог найти. Какое-то время он был подавлен, но незадолго до своей смерти сказал нам, что нашел еще одного свидетеля. Наши руки все еще были связаны за спиной, но пистолет Сизара Джона теперь смотрел в пол, и я не считал, что нам в ближайшее время угрожает опасность. – Я недавно выяснил, что одну из рабынь с этого рейса привезли в Дептфорд, – сказал я. – Она могла быть тем свидетелем, о котором говорил Арчер?