– Должна немного настояться. Перейдем в другую комнату? Гостиная Брэбэзона напоминала мою библиотеку: убежище с темной мебелью, книгами в переплетах из марокканской кожи. Только скелет в углу намекал на его профессию. И ничего, напоминавшего о его связи с работорговлей. Возможно, Брэбэзон, как и Эймос Гримшоу, предпочитал забывать об ужасах Среднего пути, едва оказавшись в порту. Слуга принес кофейник, Брэбэзон предложил мне выпить чашку. Наливая кофе, он наклонился, чтобы закрыть один из ящиков письменного стола. Это был один из таких непроизвольных жестов, которые вроде бы не имеют никакой цели, но в результате приводят к неожиданным последствиям. Я задумался, не лежит ли в этом ящике что-то, что он не хотел бы мне показывать. – Где вы находились в ту ночь, когда убили Арчера? Он размешал сахар в своей чашке. – Ну и вопрос! Во второй половине дня я слушал лекцию в Гринвичском морском госпитале. Потом был устроен ужин, и я пробыл там почти до самого конца. Присутствовало более тридцати хирургов и врачей общей практики. Можете проверить. – Проверю. Во сколько ужин закончился? – Думаю, около часа. – И вы прямо оттуда направились домой? – Нет, зашел проверить Дэниела Уотермана. – Кто-то может это подтвердить? – Сам парень. Сегодня вечером он уже должен нормально соображать. – Теперь про документы, которые, как говорят, украл Уотерман. Почему все так уверены, что украл он? Я действовал наугад, в поисках подтверждения своих подозрений. Брэбэзон вопросительно приподнял бровь. – Времени вы зря не теряли. Кто еще это мог быть? Я сам был на складе, когда пропали документы, и видел, как Уотерман поднимался в кабинет. Естественно, я жалею, что сказал об этом Манди, но ни ему, ни мне не в чем себя винить. Дрейк должен был просто наказать парня, а не оставить калекой. И, боюсь, вторым виноватым в этом я считаю мистера Арчера. Это он нашел стимул, чтобы заставить Уотермана совершить преступление. И это достойно порицания. Итак, Тэд подкупил Уотермана, чтобы тот выкрал документы со склада, а Манди приказал избить Уотермана в качестве наказания, основываясь на том, что видел Брэбэзон. Это объясняло враждебное отношение к ним Натаниеля. Я нисколько не удивился, узнав, что этот приказ выполнил Фрэнк Дрейк. – Что это за документы? – Они имеют какое-то отношение к «Темному ангелу», только я точно не знаю какое. Манди расскажет вам об этом больше. Я сомневался, что Манди вообще мне что-нибудь скажет. – Вы слышали про мертвую птицу на крыльце у Манди? – Еще одну? Как мне все это надоело. Арчер пустил слух по городу, что мы убили тех рабов, и теперь дептфордские негры пытаются наказать нас. Для меня мертвый петух – это просто мертвый петух, но люди в этом городе суеверны. Манди теперь сложно собрать команду для «Темного ангела». – Я слышал, что все это сильно потрясло Вогэна. – И Дрейка тоже, – улыбнулся Брэбэзон. – Он это отрицает, но видно, что ему не по себе. Я еще немного поспрашивал Брэбэзона о корабле и других вещах, но он казался невозмутимым. Скользкий, как угорь, тип. Тем не менее Натаниель говорил, что он был напуган, как и остальные. Интересно, что такого знал Тэд, чего не знаю я? Пока я был вынужден признать поражение. Брэбэзон проводил меня до двери, а там положил ладонь на мою руку. – Небольшой совет, капитан Коршэм. Так сказать, дружеский. Манди и Вогэну совсем не понравится, если вы станете повторять ту ложь Арчера. В конце концов, его теория – клевета. Не хочется, чтобы на вас подали в суд. – Спасибо за заботу, – мило поблагодарил я, словно мы были добрыми друзьями. – Но по этому поводу вам не нужно беспокоиться. Я думаю, что суд – это последнее место, где эти джентльмены хотели бы поднять этот вопрос. Он только улыбнулся. Он знал, что я знаю, что он лжет. Но я не мог этого доказать, и, к моему великому сожалению, это он тоже знал. Глава тридцать третья Хозяин постоялого двора тепло поприветствовал меня. – «Боже, храни короля» и плевать на «Янки Дудл» [47], да? Что я могу для вас сделать, капитан Коршэм? Я заказал кружку эля. – Хотел спросить, нет ли новостей от капитана Вогэна? – Ни слуху ни духу. – Если честно, я немного беспокоюсь о нем. Нельзя ли мне заглянуть в его комнату? Может, там что-то подскажет, где он сейчас находится? Лицо мужчины омрачилось подозрением. – Вогэну это не понравится. Откуда мне знать, что вы на самом деле его друг? – Вы же говорили, что он задолжал вам арендную плату. Я готов оплатить его счет. Я вряд ли сделал бы это, если бы не был его другом. Морщина на розовом лбу хозяина постоялого двора стала глубже. – Это почти две гинеи. – Как я уже сказал, я буду рад урегулировать вопрос. А он, как я видел, был рад услышать про две гинеи. Вероятно, он уже задумывался, увидит ли когда-нибудь снова своего жильца. Из задней комнаты вышла его жена, поставила на стойку поднос со стаканами и кивнула мне: – Добрый день. – Этот джентльмен говорит, что оплатит счет Вогэна, если мы позволим ему заглянуть в комнату. Женщина бросила взгляд сначала на меня, потом на своего мужа. Они поняли друг друга без слов, как бывает только в счастливых браках. Я почувствовал укол зависти. – Вам нельзя ничего оттуда забирать, – сказала она. – Я буду за вами наблюдать. Я заплатил причитавшуюся сумму, и хозяйка повела меня наверх и открыла дверь на лестничной площадке. Комната Вогэна была большой, обставленной мебелью из красного дерева: кровать с балдахином, шкаф, письменный стол и умывальник. Перед камином стояли стулья и диван. Хозяйка, как и обещала, наблюдала за мной, скрестив руки на груди, пока я методично обыскивал помещение. Я начал с письменного стола. В верхних ящиках лежали карты звездного неба и навигационные приборы – циркули-измерители, секстант, кожаный ящик с телескопом. В среднем ящике я нашел бухгалтерские книги. Из них я не узнал ничего, кроме того, что Вогэн, как и Манди, был богатым человеком – у него за душой было пять тысяч фунтов стерлингов сбережений и инвестиций. В двух нижних ящиках лежали письма, по большей части деловые. Я долго просматривал их, игнорируя нетерпеливые вздохи хозяйки, но выяснил только, что Вогэну принадлежала доля в сахарной плантации на Барбадосе и что он инвестировал деньги в лесопильный завод в Ливерпуле. Ничего важного для меня не нашлось, но я запомнил тех, с кем переписывался Вогэн. Я бы написал им, чтобы выяснить, не получал ли кто-то из них вестей от него. На столе лежала потрепанная Библия, обычные письменные принадлежности и стояла керамическая вазочка в китайском стиле. Внутри был мешочек с табаком и небольшой латунный ключик. Я прервался, чтобы рассмотреть картину над столом. На ней была изображена колониальная гавань и типичная для нее сцена: ряды африканцев в цепях спускались с невольничьего корабля на твердую землю. К раме была привинчена латунная пластинка, на которой значилось: «Порт Гаваны, Куба». – Вогэн там родился, – сообщила хозяйка. – Его отцу принадлежала небольшая плантация. Его мать была испанкой. В шкафу висело много красивой одежды, и я вспомнил, как Ямайка Мэри говорила, что Вогэн был щеголем. Куда бы он ни отправился, не похоже, чтобы он взял с собой много одежды. В задней части шкафа я нашел трубку для курения опиума и деревянный ящичек. Внутри лежали три пакетика из красной вощеной бумаги. После того, что Брэбэзон рассказал мне о силе зависимости от опиумного мака, я удивился, что Вогэн не взял наркотик с собой. Все указывало на поспешный отъезд. Я раздвинул занавески кровати и отпрянул в удивлении. Над кроватью висели веревки, и к каждой что-то было привязано: сухая веточка, похоже вереска; латунные обереги вроде тех, которые цыгане недавно пытались мне продать; распятие; кроличья лапка; несколько голубых стеклянных бусин с нарисованными крошечными белыми глазами. Если Вогэн пытался отогнать зло, то действовал наверняка и использовал самые разные варианты. Я провел рукой по ним, и раздался легкий звон оберегов. Хозяйка только покачала головой: – Точно спятил. В ящике прикроватной тумбочки я нашел обтянутую кожей коробку, в которой лежала свиная кишка для защиты мужского полового члена во время любовного акта и ртутные таблетки [48]. – Вогэн когда-нибудь приводил сюда женщин? – Конечно, нет. Я держу приличное заведение. – Прошу прощения, мадам. Под кроватью я обнаружил металлический сейф. Я отнес его к столу и вставил в замок ключ, который нашел чуть раньше. Внутри был кошель с двенадцатью гинеями, серебряная чайница с листьями чая, пачка каких-то бумаг и книга для записей в кожаном переплете. Мое сердце забилось быстрее, когда я понял, что бумаги – это купчие на рабов, которых Вогэн продавал для собственной выгоды. Во время нашей прогулки к причалу Манди сказал, что разрешает своим капитанам совершать по несколько таких сделок в каждом рейсе. Губернатор Ямайки сообщал в своем письме, что выжившая рабыня была личной наложницей Вогэна. Я просмотрел счета и нашел тот, который искал. Его я принялся изучать со все нарастающим волнением. «19 дня июня месяца 1780 года капитан Эван Вогэн, эсквайр из Дептфорда, Англия, настоящим заключает договор о продаже одной негритянской девушки в возрасте примерно пятнадцати лет по имени Синнэмон Люцию Стоуксу, эсквайру из Дептфорда, Англия, за сумму, равную пятидесяти гинеям». Это было доказательством того, что Сципион соврал мне. Синнэмон не купили у торговца сахаром из Бристоля год назад. А если Вогэн короткое время держал ее у себя перед тем, как продать Стоуксу, она определенно могла быть на борту «Темного ангела». Хозяйка тем временем открыла обтянутую кожей книгу для записей и листала ее. – Господи помилуй! Вы только взгляните на это!