– Но твои попытки окончились полным провалом? – Да. – Самому Гасу ты сопротивлялась, когда он пытался начать снова? – Я… думаю, да. Я пыталась, – неуверенно покачала головой Патрисия. – Расскажи мне, – осторожно попросила сестра Берк, – как возобновилась связь. – Я не знаю, смогу ли я, – сказала Патрисия. Она повернулась на стуле и уставилась в стену. – В конце концов, тебе это нужно. Целую долгую минуту в комнате царила полная тишина. Потом Патрисия, запинаясь, принялась рассказывать о том, что произошло. – Я была… очень напряжена… в тот день, когда все началось снова… 14 Сентябрь 1966 года – май 1968 года Патрисия сидела прямо на пассажирском сиденье конфетного фургона, глядя прямо перед собой в лобовое стекло. – Как дела, дорогая? – спросил дядя Гас. – Хорошо, – чуть слышно пробормотала Патрисия. – Ты скучала по поездкам со своим старым дядей Гасом? – он взглянул на нее и улыбнулся. Патрисия просто пожала плечами. – Я по тебе точно скучал, – мгновение спустя сказал дядя Гас. – Все это время мне было очень одиноко. Патрисия сидела невозмутимо, решив не отвечать. Она знала, чего он от нее хочет, она отчаянно пыталась придумать, как это предотвратить. – Ты знаешь, многие на нашем маршруте тоже по тебе скучали, – сказал он, голос у него был заискивающим, почти раболепным. – Они постоянно спрашивали меня: «Эй, Гас, где твоя хорошенькая маленькая помощница? Как ты можешь работать без нее?» Патрисия снова промолчала. Когда они ехали по улице, идущей мимо лесных заповедников, дядя Гас сказал: – Боже, как здесь хорошо, а, Патти? Конечно, лучше бросить город, со всем его шумом и грязью. Ты только посмотри на лес. Ты когда-нибудь ходила играть в лес? Это был прямой вопрос, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как ответить. – Нет. – Ты знаешь, что, мне кажется, было бы весело? – воодушевленно сказал дядя Гас. – Давай прокатимся по лесу. времени у нас много, твоя тетя Джанет будет на работе еще пару часов… Патрисия стиснула зубы и сморгнула слезы. Она точно знала, что будет дальше. В фургоне дядя Гас снял брюки и шорты. – Помнишь это? – лаская себя и вверх-вниз размахивая, точно шлангом, твердеющим пенисом, спросил он. Патрисия отвернулась и ничего не сказала. Дядя Гас сел на одеяло и взял ее за руку. – Эй, давай, в чем дело? Это твой дядя Гас! Разве ты меня больше не любишь? Она не ответила. – Я спросил, ты больше не любишь меня? – повторил он. На этот раз в его тоне послышался легчайший намек на резкость. – Да, я все еще люблю тебя, – робко и нехотя сказала Патрисия. – Эй, вот это моя девочка! – радостно сказал дядя Гас. Он усадил ее рядом с собой. Небрежно положил левую руку ей на ногу, чуть выше колена, там, где кончалась юбка. – Знаешь, Патти Энн, я знал, что могу на тебя рассчитывать. Я имею в виду, почему нет, после всего, через что мы прошли вместе? Я всегда был рядом с тобой, каждый раз, когда ты нуждалась во мне. С этими словами Гас принялся одной рукой гладить ногу Патрисии, а другой – свой уже твердый член. – Ты хочешь помочь дяде Гасу почувствовать себя хорошо? Показать мне, что ты меня все еще любишь? – Наверное, – допустила Патрисия. – Тогда давай и поцелуй меня крепко. Он наклонился к ней, протянул руку, сжал ее бедро, и поцеловал ее в губы. Потом он сказал: – Как насчет того, чтобы позволить мне поцеловать тебя и в другом местечке… – Сегодня я не хочу, – сказала Патрисия, изо всех сил стараясь говорить тем же тоном, которым всегда говорили ее учительницы и она сама, когда проводила на Брэнтвуд «уроки» с малышами. – Может быть, я разрешу тебе поцеловать меня там в следующий раз. – Ой, милая, – сказал Гас с вытянувшимся от ужасного разочарования лицом. – Я всю неделю этого ждал. Все, о чем я думал, это просто побыть с моей маленькой возлюбленной, которую я так люблю, и поцеловать ее нашим тайным поцелуем. А ты хочешь меня подвести. Для вящего эффекта он сделал паузу и добавил: – Я думаю, ты вообще меня не любишь. – Дядя Гас, это не так! – Ну, тогда позволь мне поцеловать тебя там, – уговаривал он. Его ладонь плавно скользнула по ее платью, пока его пальцы не дотянулись до ее трусиков и не спустили их вниз. Он уткнулся лицом в ее лоно. – О, это хорошо, Патти, – говорил он между движениями губ и языка, – это так сладко, так вкусно, Патти – о, дорогая, скажи дяде Гасу, что любишь его… – Я люблю тебя, дядя Гас, – послушно ответила она. Когда она это сказала, Гас крепко прижал ее плоть к своему лицу и застонал. Он напрягся, дернулся и, наконец, замер. Патрисия поняла, что все кончено. Патрисия начала ходить в начальную школу Солт-Крик, кварталах в трех от своего нового дома. Это была типичная, и более новая и более привлекательная, чем Тэлкотт, школа – здание из серого бетона и красного кирпича. Раньше здесь была фабрика с модульной архитектурой, классы трансформировались, расширялись, окна пропускали много света, коридоры были широкими и незахламленными. Патрисии школа понравилась. Благодаря выработавшимся летом читательским привычкам она намного опережала сверстников, и почти сразу стало ясно, что она оказалась самой способной ученицей в классе. Вскоре после начала занятий учительница задала вопрос: – Патрисия, в чикагской школе ты училась на класс старше? Дальше учительница спросила, не посещала ли Патрисия специальных занятий. Патрисия ответила отрицательно, но сказала, что с одобрения предыдущей учительницы помогала отстающим ученикам после выполнения своих заданий. Ее нынешняя учительница сочла это очень интересным. Несколько дней спустя Патрисии предложили на пару часов в день, при условии, что она сделала свои уроки, стать помощницей воспитательницы в группе дошколят. Патрисия приняла предложение с энтузиазмом. Новый распорядок начался сразу. Теперь в собственном классе она не ждала, скучая, пока другие закончат задание, а сдав свое, сразу получала следующее, и у нее накапливалось до часа свободного времени, которое она проводила в детском саду, помогая воспитателям. Но сколь бы замечательной ни казалась идея, на самом деле девушку снова изъяли из компании сверстников и поместили в другую среду, – и на другой уровень ответственности, от нее требовалось действовать почти как взрослая – потому что для детсадовцев она и была взрослая. Ни Патрисия, ни учителя не видели в этом ничего плохого, Патрисии эта работа очень понравилась. В одиннадцать лет она была идеальной наседкой, обучала своих маленьких цыпляток цифрам, буквам, цветам и фигурам, гладила по головкам, заправляла рубашки, завязывала шнурки. Но по факту она росла не так, как должна бы расти девочка ее возраста. На протяжении первого учебного года в Элк-Гроув Мэри Коломбо продолжала настаивать на том, чтобы один выходной в месяц Патрисия проводила с тетей Джанет в городе. – Это хорошо для Патти, – говорила Мэри мужу. – Она отвлекается от привычных занятий. Как же мало Мэри знала. Визит означал поездку с дядей Гасом, который всегда приезжал за ней на фургоне с конфетами в назначенный полдень пятницы. И всегда останавливался где-нибудь по дороге в город. Со временем Патрисии уже начало казаться, что это просто дань, которую она обязана платить, и изменить что-либо не в ее силах… Патрисия знала, что начинает меняться физически. Там, где вчера грудь у нее была такой же плоской, как у Майкла, теперь появились два бутона, они набухали и росли, зеркало в ванной говорило ей, что скоро у нее появятся «сиськи», как у некоторых девочек из старших классов. Конечно, заметил их и дядя Гас. – Милая, у тебя будут отличные груди, – говорил он ей. – Они будут хорошие, большие и круглые, а сосочки твердые и мило торчащие. Никогда никому не говори, что я тебе такое сказал, это часть нашего общего секрета, твоего и моего. Но в один прекрасный день, дорогая, у тебя будет парочка чудесных «буферов». И дядя Гас заговорил с ней, почти как со взрослой, он задавал ей много смущающих Патрисию вопросов, в основном о мальчиках и девочках. Однажды дядя Гас спросил: – Ты знаешь, что для мальчика и девочки означает дойти до конца?