– Так она любит Брома? Якоба презрительно хмыкнула. – В руках Брома власть, – пояснила она. – Власть над ней… и для нее это невыносимо. Потому она и внушила Брому, будто любит его, чтоб он сделал ее вампиром… да и саму себя, пожалуй, убедила в том же. Она из тех женщин, кому нужно считать, что на свете существует «любовь». А мы, Неупокоенные, не любим друг друга, герр Вен Ординер, но понимаем друг друга так, как живым и не снилось. Что же до этой женщины… Явственно слыша в ее тоне заглавные буквы, столь часто употребляемые в немецком – «до Этой Женщины», Эшер с трудом сдержал улыбку. – …подозреваю, при всей своей склонности к романтическому вздору, она даже при жизни не любила ничего и никого, если это в итоге не принесет ей какой-либо выгоды. Глава двадцатая – Неправда, – прошептала Евгения. – А что вам сказала она? В кого обещала вас превратить? – спросила Лидия. – И как именно сделала тебя такой? Вокруг не было ни души. Слуг Лидия отослала в княжеский дом, а при них не отважилась продолжать разговор даже шепотом. Эту девчонку привела к ней уличная молва. Очевидно, у дамы, которую она про себя называла «Дневной Петрониллой», особы, известной всему Петербургу, знакомых имелось немало, и если среди прислуги начнутся толки, со временем слух о визите вампира к английской леди, живущей в izba Разумовского, непременно дойдет и до нее. Девчонка, прикрыв лицо ладонями, отчаянно замотала головой: – Неправда! Я не вампир. Я никого не убивала… – А кровь пила? Евгения, устроившаяся напротив, на крестьянской скамье, подняла взгляд. Глаза ее потемнели от отчаяния. – Только кровь крыс и мышей, мадам. Мадам приносила их, показывала, как рассечь ногтем горло, и сливала кровь в чашу из серебра. И говорила, что после, когда вырастем, выпестованные Господом в темноте, словно семена под землей, мы станем как ангелы, сможем питаться одним воздухом да светом Божиим. Дрожа всем телом, девчонка не спускала глаз с лица Лидии, будто в поисках неких примет, свидетельствующих, что все ею сказанное – ложь либо какое-то испытание. «Пожалуйста, Господи, пусть все обойдется благополучно…» Смежив веки, Лидия перевела дух, поразмыслила, как бы продолжить разговор потактичнее, но тут же поняла: во-первых, тактично того, что нужно, просто не высказать, а во-вторых, если бы это и было возможно, она, Лидия Эшер, особа при всем своем умении держаться в обществе бестактная, словно домашняя кошка, для подобной задачи решительно не подходит. От мертвых пальцев, внезапно коснувшихся рук, повеяло тем же холодом, что и от пальцев Исидро. Открыв глаза, Лидия увидела Евгению прямо перед собой. Опустившись на колени подле ее кресла, гостья порывисто схватила ее за руки… …и, вздрогнув от боли, потирая обожженные вблизи от серебряных цепочек на запястьях Лидии пальцы, отпрянула прочь. – Мадам Эренберг обманула вас, – с трудом сохраняя спокойствие, сказала ей Лидия. – Мадам Эренберг – вампир. И лгала вам – возможно, посылая видения, вмешиваясь в ваши сны… Ужас в округлившихся глазах Евгении подтвердил: догадка оказалась верна. – …а теперь превратила в вампиров и вас. Расскажи как… Однако девчонка, зарыдав, обхватив юбки Лидии, уткнулась лицом ей в колени, и Лидия, стряхнув с запястий цепочки, небрежно бросила горсть грозно блеснувшего серебра на табурет возле кресла и принялась успокаивающе гладить ее густые темные волосы. – Не может быть! – всхлипнув, проговорила Евгения. – Не может быть! Я никого не убивала и не хотела ничего такого – а вы говорите, что я душу свою погубила! Что я теперь проклята и попаду в Ад, хотя ничего плохого не сделала! Ничего! Я не хотела… А хотел ли становиться вампиром Исидро, подстереженный своим, ныне давно уж погибшим, хозяином во мраке погоста какой-то лондонской церкви? Со спокойным ли сердцем прощался с угасающей жизнью, зная, что лежит за вратами, к которым его волокут? – Не хотела, а теперь в Ад попаду… – Ничего подобного, – оборвала ее Лидия, на миг призадумавшись, не отправится ли в Ад (если таковой существует) сама за этакие скоропалительные ручательства. – Ты же говоришь, что никого не убила, что, так сказать, по-прежнему девственна в этом смысле. – Так она нас и зовет, – прерывисто, с дрожью в голосе прошептала Евгения. – «Мои девы»… Именно так называл Исидро «птенцов», обращенных в вампиров, но еще не открывших счет жертвам. «В это время, – рассказывал он, – они, лишенные сверхъестественных сил, порождаемых, подкрепляемых смертью добычи, наиболее беззащитны и пребывают в полной власти хозяина». Но вдаваться в такие подробности Лидия, разумеется, не стала, а вместо этого повернула разговор в прежнее русло: – Расскажи о ней. Расскажи, как все произошло. Подобно Исидро, Петронилла Эренберг обольщала добычу через сновидения. Очевидно (так уж подумалось Лидии), способностью испанского вампира к чтению снов тех, на кого он стремился воздействовать, она не обладала, но методами пользовалась схожими. Нищета, жалость к родным и друзьям, живущим в убогих трущобах, славянская склонность к мистике, уходящая корнями в глубокую древность, единственное утешение, доступное всякому бедняку, – все это нашло отклик в грезах о таинственных голосах, о женщине ослепительной красоты, внушающей: «Ты в силах одолеть это зло! Ты можешь спасти, изменить мир к лучшему!» – Она говорила, все эти ужасы творят над собратьями-людьми вовсе не люди. Господь сотворил человека добрым… с этим согласен даже мой отец… так как же люди могут оказаться причиной окружающего нас зла – заводов, фабрик, мастеров, помещиков? Все это козни демонов, говорила она. Демонов в обличье людей. Демонов, нашептывающих людям на ухо и заставляющих их творить зло. Папа сказал, все это вздор, но сны не прекращались. Обычно Выборгская сторона мне не снится, а снится деревня, где я родилась и жила, пока папа не отправился искать счастья в Петербург. Там мы и мерзли часто, и жили впроголодь, зато я могла гулять в полях, в березовых рощах… А в этих снах мне привиделось, где ее можно найти: в клинике доктора Бенедикта, совсем рядом, от нашей школы недалеко. Я и ходила туда искать ее, три раза, четыре… и другие рассказывают то же самое. – Другие? Наподобие Коли? Евгения кивнула: – Да. Все шли искать ее там, где во сне видели. И вот однажды я застала ее в клинике. Иду по улице, вижу: стоит на крыльце. Наши взгляды встретились, как в книжках пишут, и я узнала ее даже издали, за целый квартал. И сразу почувствовала, будто встретилась с той, кого знаю всю жизнь, с той, кто любит меня… только я о ней почему-то забыла. А она сказала, что ждет меня. Что я очень нужна ей. И не только ей – Господу. «Ну, разумеется». Лидия снова прикрыла глаза – на сей раз от злости на эту особу. Точно такая же жгучая ярость в адрес Исидро охватила ее, когда к ней в обеденном зале («Подумать только!») парижского отеля «Санкт-Петербург» подошла Маргарет Поттон. «Дон Симон сказал мне, что я смогу найти вас здесь…» «Так вот отчего она выбирает добычу среди мальчишек и девчонок четырнадцати-пятнадцати лет, – подумала Лидия. – Наверное, тем, кто младше, не пережить превращения в вампира, а более взрослых не одурачить столь примитивной и очевидной ложью». В жизни Лидия редко кого-либо ненавидела, однако за это, за такую ужасную ложь, за кражу жизни, надежды и веры – «Да, вот она, вся суть вампиров… что стоит им отнять все это у добросердечного ребенка ради собственной выгоды?» – возненавидела Петрониллу Эренберг до дрожи в теле. – Понимаете, это же кровь святых, – объясняла Евгения, сидя на полу, у ног Лидии, и доверчиво прильнув к ее коленям. – Папа говорит, святые, все до единого, – просто бездельники, вечно совавшие нос в чужую жизнь, но дело не так-то просто, я знаю, знаю! Не так-то просто! А мадам сказала, что ей во сне явился святой Георгий, демоноборец, и отворил себе вену вот здесь, на предплечье, совсем как она, и дал ей пить свою кровь, как она мне – свою… так его кровь стала ее кровью, а ее кровь – моей. А потом она обняла меня… Из глаз девчонки вновь хлынули слезы. – Обняла, как будто ее душа обнимает мою, а ее разум пронизывает меня насквозь обжигающим светом, ужасающим, прекрасным, полным любви. Казалось, я – точно чистая вода в прозрачной хрустальной вазе, только вместо вазы живое, любящее меня сердце. Казалось, мое старое тело погибло, а вместо него на свет родилось новое, с кровью святого Георгия в жилах, и его кровь преобразит меня. Научит отличать среди людей демонов в человеческом облике. Даст силы выйти на бой против этих демонов, злых тварей, несущих в мир боль и скорбь. С этими словами она подняла склоненную голову, и в отсветах камина ее лицо приобрело обманчиво розоватый оттенок, хотя Лидия помнила, что кожа ее бледнее белого шелка. – А после она сказала, что мне придется на время остаться в том старом монастыре, потому что расти мы должны во тьме, будто хлеб или розы, пока не окрепнем настолько, чтоб выйти наружу и жить, питаясь солнечным светом. Но этому ведь… – Голос ее осекся, словно от горькой детской обиды. – Этому ведь не бывать, да? – Нет, не бывать, – подтвердила Лидия. – Так людей превращают в вампиров. Остановились они в старинном охотничьем домике среди лесистых холмов за окраиной Бебры. Нанятый у вокзала кеб – узловая станция, связующая дюжину железнодорожных линий, кебами Бебра была обеспечена в изобилии – привез их туда, едва тонкий серпик новой луны скрылся за горизонтом. – Поезд на Айхенберг отправляется завтра вечером, в десять минут одиннадцатого. Стиснув холодными пальцами запястье Эшера, а другой рукой приобняв и придерживая за локоть, Якоба повела его через непроглядный мрак прихожей, к двери. Следовало полагать, все это предпринималось не для того, чтоб удержать его, а лишь затем, чтоб указать ему путь, хотя попытка вырваться из ее рук оказалась бы так же бессмысленна, как и потуги разорвать кандалы, прихваченные с собой, в их общем, одном на двоих саквояже. Ну а попытка бегства – хоть отсюда, хоть с железнодорожной платформы – обернулась бы чистым самоубийством. Порученное дело, сопровождение Эшера, интересовало Якобу в лучшем случае незначительно, и, дабы завершить его поскорее, она с радостью прикончила бы подопечного, дай ей только повод. – Вернее сказать, сегодня вечером, – добавила она и остановилась. До ушей Эшера донесся скрип петель, навстречу пахнуло затхлой сыростью погреба. – До рассвета меньше двух часов. Осторожнее: лестница. Якоба повела его вниз. Холод ее тела чувствовался даже сквозь ткань одежды. Пол погреба оказался вымощен кирпичом, истершимся, выщербленным до полного сходства с обломком растоптанных пчелиных сот. – Ну а теперь слушайте, друг мой, – зазвучал голос Якобы из темноты. – День мы переждем здесь, вечером отбудем в Айхенберг и там переждем еще день. Однако поезд, отбывающий из Айхенберга в темноте ночи, прибудет в Берлин только с началом утра. Поэтому сделайте вот как. Сегодня я дам вам берлинский адрес. Прямо с вокзала отправляйтесь туда. Без промедлений. Узнать, куда и каким путем вы следуете, мне нетрудно. Помните: о вашем прибытии известно хозяину Берлина, а может быть, и полиции. С наступлением темноты я разыщу вас, и вместе мы нанесем визит человеку, через которого Ла Эренберг держит связь с этими, из известного дома на Вильгельмштрассе. Без меня к нему не ходите. Отпустив Эшера, Якоба отступила в сторону, однако Эшер даже не сдвинулся с места. Он знал: она совсем рядом, здесь, в непроглядной тьме. Пожалуй, если б она дышала, он сумел бы почувствовать ее дыхание на щеке. – Сделаете, как сказано, – продолжал голос из мрака, – и после этого наши пути разойдутся. Обманете – мы вас разыщем, куда б вы ни скрылись. – Обманывать я вас не стану. Ледяная рука – без перчатки, чтоб он почувствовал когти, – коснулась его шеи слева, чуть ниже уха. – Что же еще может сказать человек, оставшийся в темноте, наедине с самой Смертью? Смотрите же, не передумайте. Стиснув в ладонях лицо Эшера, прижавшись к нему всем телом, Якоба поцеловала его, и сила вампирши была столь велика, что он поддался ей, будто наркотику, так как оттолкнуть Якобу не смог бы физически. До крови ущипнув Эшера за ухо, Якоба сковала вместе его запястья и оттащила пленника назад, к сооружению вроде колонны или столба. Цепь кандалов холодно лязгнула, захлестнутая за камень. – Вода и хлеб для вас слева, ведерко справа, – сообщила Якоба. – Я вернусь, когда настанет время отъезда. – Буду ждать с нетерпением, – учтиво ответил Эшер, хотя поцелуй надолго вогнал его в дрожь. Конечно, он знал, что таким образом вампиры затуманивают разум жертв… пусть ненадолго, на время, однако вполне успешно. Хватит ли ему теперь смелости заснуть – не столько от страха перед другими вампирами (маленький городок вроде Бебры их попросту не прокормит, несмотря на постоянный поток залетных птиц, доставляемых поездами), сколько из опасений, не осталась ли Якоба где-то неподалеку, чтобы прочесть в его снах планы спасения? Как она вышла, Эшер не слышал. – Я написала родителям, – негромко заговорила Евгения, нарушив затянувшееся молчание. – Написала, что со мной все благополучно. А она обещала позаботиться, чтобы письмо дошло до них…